Эстеты жалеючи смотрели на молодого волшебника, не зная, как помочь. Они принесли ему еды, но есть он не смог. Он не сумел проглотить даже горький травяной отвар, облегчавший его кашель. В бессильной ярости он отослал глупцов прочь и, откинувшись на жесткой подушке, стал следить за солнечным лучом, медленно переползавшим по стене его кельи. Сосредоточившись на том, чтобы не подпустить смерть, Рейстлин заставил себя расслабиться и успокоиться. Он понимал, что ярость лишь выжжет в нем последние крохи жизни, ускоряя конец.

Он стал думать о своем брате.

Устало смежив веки, Рейстлин вообразил Карамона сидящим подле него. Почти наяву ощутил он прикосновение сильных рук, готовых приподнять и усадить его, чтобы легче дышалось. Он ощущал знакомый запах пота, кожи и стали — запах брата. Карамон позаботится о нем. Карамон не даст ему умереть…

Нет, подумал он сонно. Карамон сам теперь мертв. Карамон и остальные глупцы. Все они умерли. Придется мне самому о себе позаботиться…

Рейстлин понял, что вот-вот потеряет сознание. Он попытался воспротивиться наползающей темноте, но поединок был неравным. Последним отчаянным усилием он сунул руку в карман одеяния. Пальцы его сомкнулись на хрустальном шарике Ока, съежившегося до размеров большой бусины… И тьма поглотила его.

Рейстлина разбудили голоса и ощущение чьего-то присутствия в келье. Расталкивая плотные слои мрака, он медленно всплыл на поверхность и открыл глаза.

Стоял уже вечер. Алые лучи Лунитари вливались в окно. Пятно света на стене напоминало кровоподтек. У постели горела свеча, и Рейстлин разглядел двоих мужчин, склонившихся над его ложем. Один был эстетом — тем самым, что обнаружил его. Второй казался смутно знакомым…

— Он приходит в себя, мой Мастер, — сказал эстет.

— Вижу, — невозмутимо отозвался второй. Нагнувшись пониже, он вгляделся в лицо молодого мага и, улыбнувшись, слегка кивнул, как если бы к нему наконец прибыл некто, кого он давным-давно ждал. Это не укрылось ни от Рейстлина, ни от эстета — и удивило обоих.

— Я — Астинус, — сказал человек. — А ты — Рейстлин из Утехи.

— Да, — выговорил Рейстлин одними губами. Голос его напоминал едва слышное карканье. Глядя на Астинуса, Рейстлин почувствовал, как заново поднимается в нем гнев. Если у него будет время!.. Маг пригляделся к Астинусу внимательнее, и по спине пробежал неожиданный холодок. Он еще не видел лица столь холодного и бесчувственного, лица, словно бы никогда не отражавшего страстей и душевных движений, присущих роду людскому. Лица, которого не касалось время…

Рейстлин задыхался, неотрывно всматриваясь в это лицо и пытаясь с помощью эстета сесть на кровати.

— Ты как-то странно смотришь на меня, молодой маг, — заметив его смятение, проговорил Астинус. — Твои зрачки имеют форму песочных часов. Скажи, что ты ими видишь?

— Я… Вижу… Человека… Который не умирает… Каждое слово требовало вздоха. Каждый вздох давался болью, трудом и борьбой.

— Естественно. А что, ты ждал чего-то иного? — мягко упрекнул эстет, подкладывая умирающему под спину подушки. — Когда родился самый первый из жителей Кринна, наш Мастер уже был здесь, чтобы внести это событие в свою книгу. И он пребудет на этой земле, дабы описать смерть последнего из ее жителей. Так учит нас Гилеан, Бог Книги!

— Это правда?.. — прошептал Рейстлин.

Астинус слегка передернул плечами:

— История моей жизни — ничто по сравнению с историей мира… Говори же, Рейстлин из Утехи, я слушаю. Чего ты от меня хочешь? Пока я предаюсь праздной беседе с тобой, в летописи возникают пробелы…

— Я прошу… Я умоляю… О милости! — Слова рвались из груди Рейстлина вместе с кровью. — Мне осталось… Жить… Несколько часов. Позволь же мне… Провести их… Занимаясь в великой библиотеке…

Бертрем тихонько щелкнул языком, потрясенный безрассудной дерзостью юноши. Со страхом глядя на Астинуса, эстет ждал казнящего отказа, перенести который молодому магу будет не легче, чем если бы с него содрали кожу живьем.

Несколько долгих мгновений тишину в келье нарушало лишь натужное сипение в груди Рейстлина. Выражение лица Астинуса не переменилось ни на йоту. Наконец он холодно произнес:

— Делай что хочешь.

И, не обращая внимания на ошарашенный взгляд Бертрема, Астинус повернулся и пошел к двери.

— Погоди!.. — прохрипел Рейстлин. Он протянул вслед хронисту трясущуюся тощую руку, и тот остановился. — Ты… Спросил меня… Что я вижу, глядя на тебя. Вот и я… Хочу спросить тебя о том же. Я… Видел твой взгляд, когда ты… Наклонился ко мне… Ты вспомнил меня! Ты меня знаешь!.. Кто я?.. Что ты увидел?..

Лицо Астинуса было холодно, неподвижно и непроницаемо, как мрамор.

— Ты сказал, что видишь человека, который не умирает, — негромко ответил он магу. Помедлив мгновение, он снова пожал плечами и повернулся идти: — Ну, а я вижу человека, который умирает.

И перешагнул порог.

«Предполагается, что Ты, взявший в руки эту Книгу, успешно прошел положенные Тебе Испытания в одной из Башен Высшего Волшебства, а также доказал Свою Способность владеть и подчинить Себе Око Дракона или иной Магический Предмет, одобренный для этой Цели (смотри Приложение С). Далее, Ты доказал Свою Способность творить Заклинания…»

— Да, да… Да! — бормотал Рейстлин, торопливо пробегая глазами письмена, пауками бежавшие по книжным страницам. Потом нетерпеливо просмотрел Список Заклятий и обратился к Заключению:

«…Итак, влагаем в Руки Твои эту Книгу, ибо удовлетворяешь Ты Требованиям, установленным Старшими. Вооружись же Ключом и постигай с Прилежанием наши Тайны…»

С невнятным криком ярости Рейстлин отпихнул прочь толстый том в полночно-синем переплете с серебряными письменами на корешке. И трясущимися руками подтащил к себе следующий фолиант — их рядом с ним стояла целая стопка. Приступ кашля заставил его прерваться. Борясь за каждый вздох, он успел испугаться, что уже не сможет продолжить…

Боль в груди было все труднее переносить. Как же хотелось ему соскользнуть в беспамятство и покончить с этой пыткой, которую он терпел ежедневно. Голова кружилась от слабости, и он опустил ее на стол, на скрещенные руки. Отдых… Благословенный отдых от боли… Он снова подумал о брате. Там, в посмертии, Карамон ждал своего братика. Рейстлин воочию увидел грустные собачьи глаза близнеца, заново ощутил его жалость…

Он заставил себя выпрямиться и вновь потянулся к книгам. Встреча с Карамоном!.. Какие глупости. Что, ядовито укорил он сам себя, — уже ум за разум заходит?..

Смочив водой губы, покрытые корками запекшейся крови, Рейстлин подтянул к себе очередной пухлый том. Серебряные буквы так и вспыхивали при свете свечи, обложка и переплет были на ощупь холодней льда — как, впрочем, и у всех остальных, громоздившихся на столе. Книга очень походила на ту, которой он завладел в Кзак Цароте и давно выучил наизусть, впечатав себе в душу, — книгу величайшего мага всех времен, Фистандантилуса.

Неверными движениями Рейстлин открыл фолиант. Воспаленные глаза вмиг вобрали первую страницу. Она содержала все те же скучные требования — только-де маги высшего Посвящения обладали достаточным самообладанием и искусством, чтобы изучать содержавшиеся в ней заклинания. Всем остальным, мол, текст покажется полнейшей бессмыслицей.

Что ж, требованиям Рейстлин удовлетворял. Сколько ни было на Кринне магов Алых и Белых Одежд, лишь он сам да великий Пар-Салиан могли сказать о себе это. И тем не менее — заглянув в книгу, Рейстлин обнаружил там лишь бессмысленные каракули!

«Открывай же наши Тайны, используя Ключ…»

Рейстлин закричал. Тонкий плачущий вой рвался из его горла, пока не захлебнулся в очередном приступе кашля. Гнев и досада сделали свое дело. — Рейстлин рухнул на стол, рассыпав по полу книги. Потом снова закричал, царапая скрюченными пальцами воздух. И гнев подстегнул его, давая силы вершить магию, на которую у него только что не было сил.