Изменить стиль страницы

Жутко захрустели доски. Рухнули мачты. Люди один за другим исчезали в кровавой тьме, в бездонной пасти, заглатывавшей «Перешон».

И вот все исчезло, и лишь одно слово осталось витать в воздухе, подобно благословению:

— Братик…

5. БИБЛИОТЕКАРЬ И МАГ

Астинус, палантасский библиотекарь, сидел в своем кабинете. Рука его размеренно водила пером, и на пергамент ложились четкие, ровные строки. Крупный, удивительно ясный почерк легко было разобрать даже на некотором расстоянии. Астинус стремительно заполнял лист за листом, лишь изредка останавливаясь поразмыслить. Наблюдая за ним, можно было прийти к выводу, что мысли, рождавшиеся в его голове, перетекали непосредственно в перо и с него — на бумагу. Поток прерывался лишь в те моменты, когда перо обмакивалось в чернила. Но даже и это движение Астинус давно уже совершал с тем же автоматизмом, с каким рука его ставила в нужных местах точки и запятые.

Дверь кабинета скрипнула, приотворяясь. Астинус не поднял глаз от работы, хотя в те часы, когда он занимался, к нему редко кто-либо входил. Подобные случаи можно было бы пересчитать по пальцам. Например, в день Катаклизма. Да, в тот день меня и вправду побеспокоили, подумал он, с отвращением припоминая разлитые чернила и испорченную страницу…

Дверь отворилась, и на письменный стол упала какая-то тень. Тот, кому она принадлежали, набрал полную грудь воздуха, но заговорить не посмел. Тень заколебалась — чудовищность происходившего вселяла дрожь в ее обладателя…

Это Бертрем, подумал Астинус. И по привычке определил эту мысль на одну из бесчисленных полочек, которыми столь богата была его обширная память: «Сегодня, на двадцать девятой минуте часа Поздней Стражи, в мой кабинет вошел Бертрем…»

Перо продолжало свой безостановочный бег. Достигнув конца страницы, Астинус тотчас поднял ее и положил поверх стопки точно таких же пергаментных листов, аккуратно сложенных близ края стола. Попозже вечером, когда он кончит работу и покинет свой кабинет, монахи-эстеты войдут сюда с почтительностью священников, входящих во храм. Они возьмут исписанные им листы и унесут их в библиотеку. И там эти страницы, исписанные крупным, разборчивым, почерком, будут разложены по порядку, пронумерованы и собраны в исполинские книги, именуемые ХРОНИКИ. ИСТОРИЯ КРИННА, ЗАПИСАННАЯ АСТИНУСОМ ПАЛАНТАССКИМ.

Бертрем выговорил дрожащим голосом:

— Мастер… Астинус сделал в тексте маленькое примечание: «Сегодня, на тридцатой минуте часа Поздней Стражи, Бертрем заговорил со мной…»

— Покорнейше прошу простить меня за беспокойство, мой Мастер, — еле слышно шепнул Бертрем. — Дело в том, что у твоей двери умирает какой-то юноша…

«Сегодня, за двадцать девять минут до наступления часа Отдохновения, некий юноша умер у моей двери…»

— Узнай его имя, чтобы я смог записать его, — сказал Астинус, не поднимая головы и не прерывая бега пера. — Да не забудь уточнить, как оно пишется. Выясни, откуда он и сколько ему лет… Если, конечно, он еще в состоянии отвечать.

— Я уже расспросил его, мой Мастер, — ответствовал Бертрем. — Его зовут Рейстлин. Он из города Утехи, что в Абанасинии.

«Сегодня, за двадцать девять минут до наступления часа Отдохновения, Рейстлин из Утехи…»

Астинус перестал писать и поднял глаза.

— Рейстлин? Из Утехи?..

— Да, мой Мастер, — с низким поклоном подтвердил Бертрем. Ему была оказана неслыханная честь: в первый раз за десять лет, что Бертрем состоял в Ордене Эстетов при великой библиотеке, Астинус почтил его взглядом. — Так ты в самом деле знаешь его. Мастер? Я потому и отважился побеспокоить тебя… Он очень хочет тебя видеть…

— Рейстлин… — Капля чернил стекла с пера Астинуса на пергаментную страницу. — Где он?

— На ступенях. Мастер. Там же, где мы его и нашли. Мы собирались позвать к нему кого-нибудь из этих новых целителей, последователей Богини Мишакаль… Историк раздраженно смотрел на черную кляксу. Взяв щепоть мелкого белого песка, он аккуратно засыпал им растекшиеся чернила, чтобы не перепачкать последующие листы. Стремительное перо снова двинулось в путь.

— Ни один целитель не справится с болезнью, от которой умирает этот человек, — заметил Астинус, и голос его, казалось, исходил из бездн самого Времени. — А впрочем, внесите его внутрь и предоставьте ему комнату.

— Внутрь? В Библиотеку?.. — Изумление Бертрема не знало пределов. — Но, Мастер… Никто, кроме членов нашего Ордена…

— В конце дня я поговорю с ним, если у меня будет время, — продолжал Астинус, будто не замечая изумления Бертрема. — И, естественно, если к тому времени он будет еще жив.

Перо летело, оставляя на пергаменте строку за строкой.

— Да, мой Мастер, — пробормотал Бертрем и, пятясь, вышел из кабинета.

Тщательно притворив за собой дверь, эстет поспешил прохладными мраморными коридорами древней библиотеки, не переставая дивиться про себя необычности случившегося. Его толстые, тяжелые одеяния мели пол, бритая голова лоснилась от пота: бегать он отнюдь не привык. Члены Ордена, попадавшиеся навстречу, провожали его недоуменными взглядами.

И вот наконец входная дверь. Сквозь толстое стекло было хорошо видно тело молодого человека, распростертое на каменных плитах.

— Велено внести его внутрь, — сообщил Бертрем собратьям. — Астинус навестит его вечером, если маг будет еще жив.

Эстеты потрясенно переглядывались, гадая, какое знамение судеб таилось в происходившем…

* * *

«Я умираю…»

Невыносимая мысль!

Лежа на постели в прохладной, чисто выбеленной келье, куда поместили его эстеты, Рейстлин проклинал свое хилое тело, проклинал Испытания, доконавшие это тело, проклинал Богов, давших ему такую судьбу. Наконец у него не осталось в запасе ни проклятий, ни даже сил, чтобы думать. Он лежал под белыми льняными простынями, все более напоминавшими ему саван, и сердце пойманной птицей трепетало в груди.

Второй раз в своей жизни Рейстлин был одинок — и испуган. Впервые он познакомился со страхом и одиночеством во время трехдневных мучительных Испытаний в Башне Высшего Волшебства. Но было ли тогдашнее одиночество настоящим?.. Рейстлин сильно сомневался в этом, хотя воспоминания путались.

Голос. Голос, обращавшийся к нему время от времени. Голос, казавшийся знакомым, хотя узнать его Рейстлину не удавалось. Подсознательно он связывал голос с Башней. Там он впервые помог ему — и с тех пор приходил на помощь еще не однажды. Благодаря ему Рейстлин и уцелел в Испытании…

Но этого ему уже не пережить. Рейстлин знал, что умрет. Магическая трансформация отняла слишком много сил. У него все получилось — но какой ценой! Тело, измученное болезнью, окончательно надорвалось…

Когда эстеты нашли его на ступенях библиотеки, его рвало кровью. Кое-как он сумел прохрипеть имя Астинуса, а потом и свое собственное — они спросили его, кто он такой. Затем он потерял сознание, чтобы очнуться уже здесь, в этой узкой холодной монашеской келье. Он сразу понял, что умирает. Он потребовал от своего тела больше, нежели оно могло дать. Быть может Око еще спасло бы его… Если бы у него были силы обратиться к нему, если бы слова, способные пробудить магию Ока, не истерлись из памяти…

Я слишком слаб и не смогу обуздать волшебную мощь Ока, подумалось ему. Стоит ему понять, что я ослаб, — и оно поглотит меня…

Нет, у него оставался всего один последний шанс. Книги, хранившиеся в библиотеке. Око говорило ему: эти книги хранили секреты могущественных магов древности, магов, подобных которым не было и уже не будет на Кринне. Возможно, где-нибудь в этих книгах он и разыщет способ продлить свою жизнь. «Я должен увидеть Астинуса! Я должен попасть в великую библиотеку!..» — кричал он этим благодушным, самодовольным эстетам. Они только кивали: «Да, да, Астинус заглянет к тебе вечером, если выкроит время».

Если он выкроит время!.. Рейстлин зло выругался. Если он выкроит время!.. Маг чувствовал, как отпущенное ему время убегало, словно песок между пальцами. И не остановишь его, как ни пытайся.