— С кем из отделения ты дружила?

— Мне нравятся Колетт и Максенс, но он работал недолго. И ты тоже, ты никогда меня не презирал, даже когда обнаружил, что я чуть было не перепутала дозы транквилизатора.

Сириль открыла глаза, они были полны слез.

Нино отключил ток. Время стимуляции не должно было превышать нескольких минут за сеанс. Медики не располагали данными относительно нарушения этого правила. Сириль расслабилась, ее мысли постепенно пришли в порядок.

— Видишь? Все выходит.

— А Тони?

— Нет. Его лицо не совсем мне незнакомо, но не более того. Мне очень жаль.

— Готова?

— Да.

Нино включил аппарат.

— А Жюльен Дома?

— Впервые я увидела его здесь неделю назад. — Внезапно на нее накатила волна воспоминаний. — Комната отеля «Хилтон» в Бангкоке. Бенуа обращается со мной, как с капризным ребенком, потому что мне не нравятся его коллеги с их методами лечения. Он говорит мне, что я ничего в этом не смыслю, и я задаюсь вопросом: а что я вообще здесь делаю? Однажды утром, когда Бенуа отправился на конференцию, я собрала вещи и ушла.

Сириль еще продолжала говорить, но голос ее упал до шепота, и Нино уже не мог разобрать слов. Следовало прекращать сеанс.

— А не помнишь, принимала ли ты наркотики?

Сириль приоткрыла глаза, взгляд у нее был стеклянный.

Нино выключил прибор. Еще какое-то время Сириль продолжала разговаривать, пока ее мозг, перевозбужденный такрином и процедурой, не вернулся к своему привычному режиму.

Она посидела несколько секунд, закрыв глаза, потом взглянула на Нино.

— У меня болит голова.

— Ты меня удивила! — воскликнул Нино с улыбкой. — Какое мужество! Все в порядке?

Волосы Сириль прилипли к потному лбу. Она положила голову на спинку кресла.

— Я только что поняла, что в жизни мы используем лишь малую часть своих возможностей. Стоит подумать над тем, как бы создать мини-версию этого аппарата, с помощью которой я смогу составлять все свои отчеты…

Она улыбнулась. Нино присел рядом с ней.

— Помогло?

— По крайней мере, позволило вспомнить некоторые детали.

— Как насчет Дома?

— Ничего.

— Таиланд?

— Ничего, чего бы я и так не помнила.

Сириль покрутила головой, чтобы прийти в себя, и встала. В процессе получения «доступа к счастью» память является главной опорой, складом, где хранятся все радости и горести. Без памяти человек не что иное, как пустое место.

Она поблагодарила Нино, и они попрощались. Сириль поднялась наверх, чтобы забрать свои вещи. Перед ее глазами мелькали лица родителей, а в ушах раздавались звуки бандонеона отца.

20

Как только Мари-Жанна отправилась на занятие по йоте, Жюльен, проследив, чтобы его не было видно, устроился возле окна, выходившего на улицу. Он держал в руке копию газетной статьи, датированной тысяча девятьсот девяносто первым годом, которую Мари-Жанна распечатала из Интернета, и которую он нашел в ее сумке. Он был ошарашен и не мог понять, о чем именно идет речь. Сириль Блейк должна была все ему объяснить, причем немедленно! Он увидел, как ее машина припарковалась на боковой аллее. Было около восьми часов вечера. Жюльен натянул черную футболку и взял ключ, открывавший смежную дверь. Выйдя на лестничную клетку, он выкрутил лампочку, а потом открыл дверь, ведущую в прачечную, и спрятался за сушилкой для белья. Где-то в глубине квартиры раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Хлопнула дверь, и он услышал шум падения каких-то предметов. Скорее всего, это были обувь и сумка. Затем усталый голос произнес:

— Бенуа, это я.

Открылась дверца огромного американского холодильника. Молодой человек услышал, как щелкнула пробка на бутылке с газировкой и в стакан полилась жидкость. Жюльен поднялся. Она была одна. Сейчас или никогда! Он уже протянул руку к двери, как тут же отдернул ее.

— Прости, дорогая, но меня припер к стенке журналист: сказал, что интервью займет не больше пятнадцати минут, а на самом деле оно длилось час. Как ты? Ты выглядишь уставшей.

Бенуа Блейк.

Жюльен попятился, напрягая слух.

— Я буквально разбита. Ты не против, если мы перенесем ужин на завтра? У меня жутко болит голова. Я выпью триптан и лягу спать.

— Что случилось?

— Просто устала и хочу спать.

— Как прошел обед?

— Хорошо. Мы еще поговорим об этом более подробно, но сейчас я не в состоянии думать.

— Ты не будешь ужинать?

— Нет. Я действительно чувствую себя неважно.

— Могу я что-то сделать для тебя?

— Нет, не волнуйся. Я выпью лекарство и лягу спать.

Наступила тишина, потом Жюльен услышал, как муж Сириль спросил:

— Ты уверена, что все в порядке? Между нами ничего не изменилось? После того вечера? Мне очень жаль, Сириль. Я слишком много выпил. Я действительно вымотался, а этот Тардьо все больше достает меня. Если бы ты знала, о чем еще пишет пресса…

— Давай поговорим об этом позже. Сейчас я хочу спать и больше ничего.

Жюльен услышал звук поцелуя, затем несколько секунд царила тишина. Вскоре в комнате послышался звук включенного телевизора и голос футбольного комментатора.

Молодой человек долго сидел, размышляя.

21

11 октября

Сириль Блейк проснулась в шесть утра: она была далека от того, чтобы быть бодрой, несмотря на то что спала больше десяти часов. У нее все еще болела голова, в глазах ощущалась резь. Процедура, проведенная накануне, действительно вымотала ее.

Для начала она включила свой мобильный телефон. Нино дважды пытался дозвониться ей, но сообщения не оставил. Они не общались десять лет, а теперь не могут прожить друг без друга и двадцати четырех часов. Иногда жизнь преподносит неожиданные сюрпризы… Она позвонит ему позже.

Сириль прошла в душ. День обещал быть тяжелым. Последнее, что сделала Сириль накануне, перед тем как уехать из клиники, — это позвонила человеку, которого не знала лично, но имя его было известно далеко за пределами Франции. Они договорились вместе позавтракать этим утром.

Собравшись, Сириль выпила стакан апельсинового сока и приняла две таблетки аспирина. В семь утра она уже вышла из квартиры. Центр города был не особенно загружен, поэтому она выехала на набережную Сены, проехала до Винсенна, а после выехала за город и включила радио, чтобы послушать новости. На «ФрансИнфо» она попала на окончание фразы, от которой ее бросило в дрожь: «…обнаружили изуродованных животных».

Сириль резко затормозила и, сжав зубы, выругалась. Черт побери! Может, ей это приснилось? Неужели произошло именно то, чего она опасалась? Она добавила звук, но диктор уже перешел к следующей порции новостей. Ей оставалось лишь переключиться на другую станцию в надежде попасть на новости. Безрезультатно. Может, ей послышалось? Или история ее пациента просочилась наружу и вскоре ей предстоит отвечать на множество вопросов? Она должна была бы рассказать обо всем Бенуа. До того как он узнает это каким-то другим образом. Но в таком случае ей пришлось бы рассказать ему о Бангкоке, о своем побеге и о любовнике… Это было выше ее сил.

Она оказалась на Шампини-сюр-Марн. В голове вертелась одна-единственная мысль:

«Слава богу, что я забрала письмо, адресованное мне. Если бы оно попало в руки копов, я была бы уже в отделении».

Может, стоит обратиться в полицию? Нет, это уж точно! Она не может этого сделать. Сначала нужно понять, что связывает ее с Жюльеном Дома.

Пятнадцать минут спустя Сириль повернула на Шампини и поняла, что окончательно заблудилась. В конце концов она остановилась на обочине и принялась рыться в бардачке в поисках GPS — подарка мужа, которым она еще ни разу не пользовалась. Она включила прибор, потратив немало времени на то, чтобы понять, как он работает, и наконец нашла графу, куда следовало ввести нужный адрес. Механический голос сообщил, что ей нужно вернуться назад и поехать по направлению к Кретей. Сириль злилась, но ей не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться.