— В жизни Ричарда были ситуации опаснее, чем ночь, проведенная в лесу, — утешил ее Арфаст. — Завтра он вернется в Руан и обрадуется, что ты не стала мерзнуть ради него в чаще.

Кивнув, Альруна попыталась улыбнуться. Втайне она была рада, что вскоре уедет из этого леса, что лошадь скачет все быстрее, что можно вернуться домой. Никогда больше она не позволит себе обмануться красотами природы и ароматом сосен, никогда не спутает каприз Ричарда с искренним интересом и симпатией. Теперь Альруна ненавидела лес и все, что с ним связано.

Фекан

996 год

Агнесса не очень хорошо умела читать и впервые пожалела о том, что плохо училась. Потребовалось много времени, прежде чем она разобрала надпись на пергаменте и смогла перейти к следующему свитку. Но в этих записях не было ничего, что пролило бы свет на мрачные тайны из жизни герцогини: тут описывались события, о которых и так знал весь мир. Обычная хроника, такая же, как та, что Дудо на писал о теперешнем герцоге: летопись, прославляющая правителя, чтобы потомки гордились им. Свитки в руках Агнессы прославляли герцогиню, в них не было ничего таинственного или опасного. Но, может быть, она что-то упускает? Может быть, в этих строках сокрыто нечто, угрожающее стра не?

Агнесса перечитала записи еще раз. Речь шла о рождении детей, о дарах монастырям, о том, что герцогиня поспособствовала строительству монастыря в Кутансе.

Агнесса слышала об этом. Кутанс был большим городом, расположенным в нескольких днях езды на запад от Руана. Дедушка как-то говорил Агнессе, что строительство этого монастыря было не только проявлением набожности, но и способом укрепить свое влияние в стране.

Вздохнув, Агнесса взяла новый свиток. Он тоже ее разочаровал. Не его искали брат Реми и брат Уэн, не было там тайн, представлявших угрозу для Нормандии, только похвала делам герцогини — освобождению рабов, например. Не было там ничего, о чем Аг несса раньше не слышала. Все знали историю о Мориуте, столь прекрасно переданную поэтом Варньером Руанским: северяне похитили жену Мориута и продали в рабство. Несчастный не мог спать ни днем, ни но чью, снедаемый тоской по возлюбленной. Мысль о том, что из-за чего-то можно лишиться сна, тронула Агнессу. Когда она уставала, ничто не могло заставить ее бодрствовать, и она думала о том, сколь сильна была страсть Мориута. Испытает ли она что-либо подобное? Но особенное впечатление произвело на нее продолжение этой истории. Охваченный тоской, Мориут отказался не только от сна, но и от еды и даже от одежды, и только чресла закрывал звериной шкурой. Говорили, что шкура была столь просторной, что под ней могла бы спрятаться кошка. Агнесса часто думала, стала бы эта кошка мурлыкать или оцарапала бы Мориута своими коготками. При дворе жи ли кошки, ловившие мышей, и когти у них были острые-преострые, Агнесса сама убедилась в этом, попытавшись их погладить. Но, конечно, боль от царапин не сравнится с тоской по жене. И вот Мориут в таком виде явился к герцогине. Она сделала вид, что не замечает его наготы, и помогла ему в поисках жены. Он нашел свою возлюбленную Гли церию. В это время она как раз кормила грудью дочь, которую родила Мориуту в плену. Он не узнал лицо жены, но понял, что это она, взглянув на ее грудь. Эта часть истории особенно нравилась Агнессе. Вообще волнительно было говорить о женской груди, монахи себе такого ни за что бы не по зволи ли. Как бы то ни было, прекрасные груди Глицерии помогли влюбленным воссоединиться, поэтому нельзя было замолчать эту часть истории. Агнесса вернулась к свиткам. О груди тут речь не шла, следующий документ оказался индульгенцией. Агнессе с детства рассказывали, что каждый совер шенный грех можно искупить — постом или молит вами. А если у тебя много денег, как у герцогини, ты можешь купить себе прощение. Сумма, указанная в индульгенции, была огромна, а значит, и грех, совершенный герцогиней, был немаленьким. Агнесса изумилась. Как это возможно? Все считали герцо гиню набожной женщиной, а не какой-то там грешницей, стремящейся избавиться от тяжести дурных поступков.

Чувство разочарования сменилось пониманием, что этот документ и может приоткрыть завесу тайны. Сердце Агнессы билось часто-часто. Она взяла следующий свиток, но прежде чем она успела разобрать записи, в коридоре послышались шаги.

Проклятье!

Девочка прикусила губу, чтобы не произнести это нехо рошее слово вслух, уже коря себя за то, что осме лилась даже подумать его. Впрочем, это не изменило ее положения. Потребовалось слишком много времени, чтобы найти этот документ, и теперь она не успеет его спрятать, еще и не сможет объяснить монахам, что она здесь делает.

Но кто там, в коридоре? Вдруг это не Реми и Уэн? Чьи шаги эхом отражаются от стен?

Судя по всему, по коридору шел только один человек, но эта мысль не особенно утешала Агнессу.

Она задержала дыхание, стараясь не шуметь, но уже было понятно, что этим делу не поможешь. Девочка испуганно оглянулась. Она может взять все свитки и спрятаться с ними — рядом с кроватью, под столом или в сундуке.

Но не успела она схватить свитки в охапку, как вновь послышались шаги. Агнесса оглянулась и охнула от ужаса.

— Что ты делаешь в комнате моей матери?

Глава 5

964 год

Гуннора замерла на месте. Духи леса, эльфы или же просто случай привели ее к дому Замо, месту, где ей не хотелось искать приюта. Месту, где жили ее сестры, которых нельзя подвергать опасности. Но желание жить оказалось сильнее, и Гуннора поняла, что готова заплатить за свое решение.

Она бросилась к дому, уже хотела открыть дверь, но передумала и метнулась к сараю, стоявшему неподалеку. Там Замо хранил продукты. Сарай был крошечным, Гуннора не могла даже выпрямиться здесь в полный рост. Она очутилась среди бочек с бобами, горохом и чечевицей. Под потолком на крюке висело вяленое мясо. Девушка прильнула к щели между досками и внимательно всмотрелась в лес.

Листва деревьев шелестела на ветру, лошади видно не было.

Гуннора вздохнула и вдруг почувствовала пряный запах мяса. Ей вспомнилось, как они с сестрами бежали по лесу, спасаясь от убийцы их родителей, и тогда ей казалось, что она больше не сможет есть. Теперь ощущение было точно таким же. Она на ощупь сняла мясо с крючка, и оно упало на землю. Теперь оно уже не поблескивало розоватым, стало коричневым от земли, но все еще пахло пряностями. Затем Гуннора потянула за крюк. Сарай зашатался, и она испуганно задержала дыхание. Действуя осторожнее, она сняла крюк с потолка и тут же вздохнула от разочарования. Крюк был меньше, чем она надеялась, таким явно никого не убьешь. А ей хотелось убивать. Хотя жить ей хотелось больше. Невзирая на панику, Гуннора держалась очень тихо. Листья вновь зашелестели, и лошадь въехала во двор. Всадник осадил ее, и животное остановилось.

Христианин оглянулся. Где он станет искать Гуннору? И сколько крови прольется до того, как он найдет ее?

Гуннора поклялась, что если кто-то из ее сестер выйдет из дома, она пожертвует собой и бросится этому христианину под меч. Но в доме все было тихо. Может быть, Сейнфреда отправилась навестить ее и взяла с собой малышек? А Гильду христианин не тронет, а если и тронет, то Гунноре не было до этого дела.

Всадник спешился, осмотрел дом и спрятался в тени деревьев. Он свистнул, и лошадь последовала за ним. Хотя теперь Гуннора его и не видела, она знала, что всадник наблюдает за домом. Что ж, пока что можно передохнуть. Гуннора почувствовала навалившуюся на нее усталость, зубы застучали от холода. Она вывела пальцем на земле «ису», свою сильнейшую руну, надежную подругу и союзницу. И все же силы «исы» не хватило, чтобы избавить Гуннору от страха. Девушка вздрогнула, когда дверь сарая распахнулась.