ВАЛЬКИНА ИКОНА

- Ты опять не помыл посуду, - грустно констатировала Валька. – Я же просила.

- Так война ж, - Пётр суетливо запихивал свадебный костюм в потертый рюкзак.

- И что? – подбоченилась Валька. – В говне будем сидеть по уши?

- Валь, - Пётр покосился в сторону окна. – Не обостряй.

- Здравствуйте, - громко ухнув прикладом автомата о дверь, в дом вошел здоровяк в камуфляже. – Убегаем?

- Не-е, - Пётр бросил рюкзак на пол. – В ополчение иду записываться.

- Правильно, - одобрил здоровяк. – Уважаю.

- Я те пойду, - Валька поднялась с табуретки. – Я те так пойду, что своих не узнаешь.

- Валь, - Пётр спрятался за спину здоровяка. – Постеснялась бы, здесь чужие люди, всё-таки.

- Где люди? – прищурилась Валя. – Ты откуда взялся такой гость?

- Местный я, - попятился здоровяк. – Из соседней области.

- А то ж, я по твоему акценту не слышу, из какой ты области, - Валя подняла табуретку, пристраивая ее половчее. – А ну, пошёл вон!

- Потише, мамаша, - здоровяк вышел в коридор. – Я ведь и шмальнуть могу.

- Дома у себя шмальнёшь, - Валька опустила табуретку. – А ты посуду иди мой.

- Да, помою я, - Пётр вышел в кухню.

- Вот, как тут жить? – Валька подняла взгляд на икону в углу. – Мужа чуть не забрали в ополчение, сын в нацгвардии воюет. Что скажешь? Молчишь. Ты скажи, когда это кончится? Мало тебе, в отечественную отца моего с братом забрал? Так ещё надо и сына с мужем? Тебе что, мужиков там не хватает? Стройку, что ль, великую затеял? Петька всю жизнь каменщиком отпахал и Витьку научил ремеслу. Работали, не воровали. В церковь я каждое воскресенье хожу, да ты ведь знаешь. А то, что соседке денег не одалживаю, так она всё равно всё пропьёт, шалава. Сердце у меня ноет последнее время, всё больше по ночам. Порой, так схватит, хоть кричи. А боюсь, чтоб Петьку не разбудить – устаёт он на стройке своей. Пить стал крепче. За сына переживает. Слушай, а давай мы с тобой договоримся – меня забери, а Витьку оставь, ему ж ещё детей рожать. Ну, в смысле, невесте его. Да, ты не смотри, что я старая. Я ещё ого-го, как могу – и на стройке подсобницей, и корову подоить.

- Валь, ты с кем там? – крикнул Пётр из кухни.

Миномётная мина, специфически подвывая, пробила соломенную крышу, деревянный потолок и воткнулась в пол, прямо возле Валькиных ног.

- Спасибо, тебе, - кивнула Валька иконе.

- Не разорвалась, - шёпотом крикнул Пётр, вбегая в комнату. – Бежим!

ПОКОЛЕНИЕ НЕКСТ

- Сидишь?

- Сижу.

- На улицу сходил бы, что ли? Все глаза проглядишь скоро в свой компьютер.

- Зачем?

- В магазин.

- А что я там не видел?

- Это ты в холодильнике не видел. Пельмени, например.

- Не начинай, Маш.

- Я те начну щас. Так начну, что своих не узнаешь.

- Ой, напугала. Боюсь-боюсь.

- Ты что, выпил? А ну, дыхни.

- Имею право! Конец рабочей недели.

- Витька! Смотри у меня, допьешься до белочки.

***

- Витя-а! Маша-а! – воспитательница кричала от двери. – Ерофеев, Пичугина! На выход, родители пришли!

- Как мой-то кушал сегодня? А вы мама Машеньки? Витька мой прямо бредит ею, как с садика приходит, только об ей и слышим.

НАШ ОТВЕТ ЧЕМБЕРЛЕНУ

- Грёбаные пиндосы, - озвучил сегодня шурин.

- Чем они-то тебе не угодили? – спросил я.

- Тупые, - зевнул он. – Живут за наш счет.

- Это как? – заинтересовался я.

- У нас все технологии украли, - продолжил он. – Вместе с мозгами.

- Ага, - согласился я. – И теперь у нас ни технологий, ни мозгов.

- Во-во, - подытожил он. – И президент у них – ниггер.

- Сегодня на Купавенском в пробке видел джип, - я отпил кофе из кружки. – Американский.

- И чё? – вяло отреагировал он. – Мало в Москве американских джипов?

- Такой, думаю, один, - я откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобней. – У него на заднем стекле были приклеены большие белые буквы «ОБАМА ЧМО».

- О! – восхитился шурин. – Молодца!

- Прикинь, - придвинулся я. – Где-то в центре Вашингтона ездит Лада Калина с симметричным ответом про нашего президента, а?

- Я ж говорю, - кивнул шурин. – Пиндосы грёбаные. И главное, только вы - евреи свалили, и мы зажили, как люди. На тебе – санкции.

СОСЕДИ С НАШЕГО ДВОРА

- Глаша, ты мои очки не видела? – Петрофанов пялился в немытое окно, выходящее в колодец питерского двора. – Гла-аш, ты слы-ишь?

В длинных коридорах коммуналки шелестело: «И-ишь, гла-ашь».

- Петрофанов! – скрипнула дверью Глаша. – Я же просила! Ну, сколько можно? Не кури в комнате!

- Меня сегодня вызывали в КГБ, - не оборачиваясь, буркнул Петрофанов. – По делу Гришакова.

- Петрофанов, - Глаша присела на кровать, прикрыв рот ладонью. – Ты же ни в чем не замешан? Или замешан?

- Глаш, - оторвался тот от унылого пейзажа. – На дворе семьдесят шестой год. Заметь, не тридцать седьмой.

- Смешно, - кивнула Глаша. – Можно подумать, что-то изменилось?

***

- Ну что там? – Валентина Петровна дернула мужа за рукав пижамы.

- Тише ты! – Михаил Андреевич оторвал ухо от банки, приставленной к стене соседской комнаты. – Он вводит ее в курс дела.

- Вводит он, - дернула плечом Валентина Петровна. – Ты все правильно написал?

- Да правильно, успокойся, - зашипел Михаил Андреевич. – И бумаги приложил, какие надо.

- Беспокоюсь я, - Валентина Петровна одернула юбку. – А вдруг их не выселят. Ирочке с мужем не всю жизнь в общаге-то.