— Я всегда хотела иметь животное, — рассказывала Жюстина Ханс-Петеру в одну из первых встреч. — Но все не получалось.

Оказалось, что мачеха Жюстины, Флора, терпеть не могла животных.

— Если бы ты знал, как я всегда мечтала заботиться о живом существе, которое было бы привязано именно ко мне, которое было бы только моим. Но она не позволяла.

— А отец? — спросил Ханс-Петер. — Он не мог уговорить ее?

Жюстина усмехнулась.

— Нет, — ответила она, поджав губы.

Когда Флора переехала в дом престарелых, Жюстина все же завела морскую свинку — длинную, коричневую, похожую на крысу. Свинка получила имя Рэтти. Но теперь ее уже не было в живых — ее тельце покоилось под кустом сирени в саду. И Флоры тоже не было в живых.

— Рэтти должны были скормить змеям, — объясняла Жюстина. — Ее никто не хотел покупать, а владелец магазина решил перейти на торговлю рептилиями. Похоже, он просто пожалел Рэтти, вот и отдал мне. Однажды я принесла Рэтти к Флоре в лечебницу. Она сидела в инвалидном кресле. Рэтти нагадила ей на колени — наверное, просто испугалась. Флору нетрудно было испугаться.

Жюстина засмеялась звонким, высоким смехом, а во взгляде блеснул лед.

— Такие были времена, — сказала она.

— А теперь настали другие, — прошептал Ханс-Петер, прижимая Жюстину к себе. — Теперь есть только ты и я. Надо забыть все неприятности прошлого. Я помогу тебе в этом, обещаю.

Ханс-Петер посмотрел на часы. Третий час. Обычно его смена начинается около шести, но сегодня надо выйти пораньше. Он надел джинсы и хлопковую рубашку с короткими рукавами. К концу лета, после затяжных дождей, вдруг снова установилась теплая погода. От влажности растительность словно взбесилась. Ни Ханс-Петер, ни Жюстина не любили возиться в саду. Участок, на котором стоял дом, спускался к озеру Мэларен и был скрыт от посторонних глаз, поэтому можно особо не стараться. А когда зелень начинала совсем уж буйствовать, они обращались к старому садовнику из Хэссельбю-горд. Это был невысокий жилистый человек, явно не дурак выпить. Этим летом Ханс-Петер несколько раз пытался найти его, но безуспешно. Наверное, садовник «ушел», как говорила мать Ханс-Петера о соседе, который периодически уходил в запой.

— Ушел он, Линдман наш. Вот беда-то.

Траву все же надо постричь, отметил про себя Ханс-Петер. Придется заняться этим завтра.

Ханс-Петер стоял в холле верхнего этажа, служившем также библиотекой, и смотрел на воду, ее причудливые переливы и течения. Лодки у пирса не было.

Жюстина, — подумал он, и внутри засвербило беспокойство. Вскоре он заметил лодку и крошечную фигурку, припавшую к веслам.

Глава 5

Видение посещало ее по утрам, совсем рано, перед самым рассветом. Проснувшись, она лежала на спине, и на потолке над ее телом проступали контуры. Она хотела закрыть глаза, но не могла. Хотела повернуться на бок, укрыться одеялом, спрятаться. Но шея, выгнутая назад, не слушалась, и веки не желали прикрыть глаза. Под грудью было влажно от пота, а руки лежали безвольно, точно гири.

Покалеченное лицо, одна глазница пуста, будто вырезанная в листе бумаги, после скомканном. Она видела полуоткрытый рот, из которого сочилась вода.

На месте носа — следы рыбьих зубов, но второй глаз цел. И это было самое невыносимое. Глаз наблюдал за ней, неотрывно; лицо колыхалось, но пристальный взгляд оставался неподвижен.

«Я сплю, — повторяла она, — это всего лишь сон».

Но сны видят с закрытыми глазами, а ее глаза были открыты; она лежала на спине и вглядывалась в сумерки. С ясным, неспящим сознанием. И вот лицо принимало окончательные очертания в рассеянном свете — такое же, как всегда.

Язык прилипал к нёбу, разбухая мертвым звериным тельцем.

— Ханс-Петер, — шептала она, но тихо-тихо, чтобы он не услышал.

Глава 6

Йилл проснулась от шелеста дождя. Тело помнило движения судна: Йилл казалось, что ее все еще качает. Она лежала, вытянувшись, в светлой комнате и, несмотря на беспокойную ночь, чувствовала себя отдохнувшей. Они остановились в новом отеле с маленькими опрятными номерами. В ванной был пол с подогревом, на котором Йилл нравилось стоять по возвращении из очередного похода.

Они решили снять двухместный номер на всю неделю отпуска, ведь Йилл и Тор были как брат и сестра. О другом не могло быть и речи. Тор — муж ее пропавшей без вести подруги.

Тор спал, измученный вчерашним морским переходом. Йилл почувствовала укол совести. Он лежал на боку, повернувшись к ней худой спиной, храпел, и Йилл ночью несколько раз пришлось поддеть его ногой, чтобы он перестал.

Она потратила немало времени, уговаривая Тора выбраться из дома и поехать вместе с ней. Ему нужно было развеяться. После исчезновения Берит он перестал работать и, хотя прошло уже немало лет, все еще числился в неоплачиваемом отпуске по болезни. Если бы не наследство, доставшееся ему от родителей, то неизвестно, на что бы он жил.

В нем была какая-то маниакальная отчаянность. Он не сдавался, не желал смириться. Йилл не раз думала, что все было бы гораздо проще, если бы Берит погибла в автокатастрофе или умерла от тяжелой болезни. Тогда осталось бы тело, с которым можно попрощаться, и траур рано или поздно закончился бы.

Всю сознательную жизнь Йилл мечтала побывать на Лофотенских островах. А еще на Шпицбергене, но это намного дороже. Да еще и опасно из-за белых медведей. Туда отправляются с оружием, а это Йилл не нравилось, все существа имеют право на жизнь. К тому же дикие животные появились в тех краях раньше, чем человек.

Коллега Йилл, парень по имени Даг, рассказывал, как работал инспектором на Шпицбергене. Восемь летних недель он проверял документы прогулочных судов, считал белых медведей и птиц. Однажды утром он повстречал старика, который проснулся от грохота в доме и, вскочив, обнаружил в комнате медведя. Ружье висело на стене позади медведя, добраться до него не было возможности. Старик инстинктивно бросился на пол и притворился мертвым. Он мог закричать и замахать руками, чтобы испугать медведя и прогнать прочь, но знал, что это может оказать на зверя прямо противоположное действие и спровоцировать нападение. До смерти перепуганный, старик слышал свистящее дыхание и прочие звуки, издаваемые зверем, чувствовал прикосновение шершавого носа. Голодный белый медведь — смертельная опасность. Старику это было прекрасно известно.

Рассказывая эту историю, Даг обычно делал паузу именно здесь. Было заметно, что он наслаждается реакцией.

— Наконец зверь убрался восвояси. Мы встретили старика сразу после — и отправились вместе с ним к его жилищу. Зрелище было — не приведи господь. Медведь нашел бочку старого сала и повсюду его размазал. Еще он разворотил небольшую купальню неподалеку. Старик жутко перепугался, жутко. Хоть и совсем не божий одуванчик был.

Йилл хотелось в туалет. Тихо ступая, она пробралась в ванную. Часы показывали шесть. Йилл спустила воду и вернулась в комнату. Тор спал. Она осторожно приподняла край занавески, чтобы взглянуть на зябкое утро. Птенец чайки за стеклом нахохлился, будто от холода. Ночью Йилл слышала его тонкий, пронзительный писк. Птенец и теперь пищал, словно выталкивая звуки всем телом. Озирался в поисках мамы, неспособный понять, что она сделала свое дело и теперь он предоставлен самому себе.

Тор зашевелился и внезапно открыл глаза. Посмотрел в сторону окна, будто ожидая увидеть кого-то другого, не Йилл.

— Доброе утро, — тихо проговорила она.

Он кивнул и закутался в одеяло. Как улитка, прячущаяся в домик.

— Который час?

— Можешь еще поспать.

— Нет, хватит.

— Как ты?

— Ну, так. Нормально.