— Я не понял.

— Речь идет о его сестре. У нее даже корни волос квадратные. А если бы она снизошла до того, чтобы послушать волчий вой, то единственно для изучения эффекта Допплера.

— Гм, — произнес Армстронг, на которого эта речь произвела впечатление.

Нортон вполне серьезно продолжал:

— Однако же Ферги настаивает, что она столь же компетентный специалист, как и ее брат. Фактически более классным экспертом в этой области является один высоколобый старикан, дряхлеющий в Вене. Зовут его Горовитц. И этот Горовитц, о котором Ферги говорит с благоговением, на самом деле взвесил фотон, как-то там жонглируя математическими построениями вокруг реакций хлорофилла, если это вообще что-то означает. Ты не знаешь, что это означает?

— Поскольку в одном из моих приборов задействован фотосинтез, я более или менее представляю, о чем идет речь, — сообщил Армстронг.

— Везет же тебе! А вот я такой невежественный, что считаю колонизацию всего лишь личной гигиеной. Еще что-нибудь хочешь узнать?

— Да вроде бы все. Большое тебе спасибо, Билл.

Он отключил связь и задумался. Но вскоре аппарат вновь ожил, на этот раз демонстрируя лик давешнего капитана.

— Медики заявили, что все дело в кардиотромбозе, — сообщил он. — На нормальном языке это означает кровяной сгусток в сердце.

— То есть причина — естественная?

— Ну конечно! — не без раздражения сказал капитан полиции. — Какая же еще?

— Да просто вслух размышляю, — успокоил его Армстронг. — Сейчас как раз тот самый случай, когда знание хуже незнания. А мне случайно довелось узнать, что сгустки могут появиться после введения в кровь яда гадюки Рассела. Вот этот факт и не дает мне покоя.

Капитана это окончательно вывело из себя, и он напустил на себя официальный вид.

— Если у вас есть повод хоть для малейшего подозрения, неважно, насколько далекого, то ваш долг сразу же сообщить нам о нем.

— Я знаю лишь то, что на запусках ракет лежит проклятие. И поэтому, когда появился наконец человек, попытавшийся понять, что происходит, и сказать об этом вслух, и при этом внезапно сыграл в ящик, я начинаю думать, что дело тут не в обычном проклятии.

— А в чем же? — огрызнулся капитан.

— Вот тут вы меня поймали! — признался Армстронг. — Я иду на ощупь, как слепец.

— Ну в таком случае не споткнитесь и не сверните шею, — посоветовал полицейский.

— Постараюсь.

После того как капитан отключился, Армстронг задумался над проблемой запроса к Клер Мэндл. У нее сейчас хватает забот с похоронами, и время для назойливых вопросов не самое подходящее. Лучше немного подождать. Хотя бы недельку. А пока можно съездить в Нью-Мехико и посмотреть, как там идут дела. К тому же путешествие могло бы избавить его от навязчивой мысли о том, что ракета номер восемнадцать также не достигнет своей цели, если он не попытается разобраться в происходящем до конца. А как разобраться, если вообще непонятно, что происходит?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Монтажная и стартовая площадка ракеты, строившейся в Нью-Мехико, располагалась в сорока милях севернее Гэллапа. Единственное преимущество этого места заключалось в его дешевизне. Отсюда же стартовала и ракета номер два, и, когда она, подобно чудовищной петарде, взорвалась в космосе, опечаленные конструкторы это место покинули. Но затем вернулись сюда же с ракетой номер девять, которую теперь финансировали, в частности, и из правительственных фондов. Она имела улучшенные технические характеристики, что, впрочем, не улучшило ее дальнейшую судьбу. Теперь вся надежда возлагалась на ракету номер восемнадцать.

На площадке царила странная тишина. Немногословные охранники пропустили Армстронга за ворота с тройным запором, и на полпути к административному зданию он встретил Куинна, человека небольшого роста, едва достававшего ему до плеча.

— Привет, Коротышка! Что тебя привело сюда? — весело приветствовал его Куинн.

— Так-то ты обращаешься к своему благодетелю! — отозвался Армстронг.

— Тоже мне благодетель! Я тут попросил Лоусона, пока он не занят своей вечной математикой, посчитать твои комиссионные. Так вот он сказал, что всего десять минут демонстрации этого фильма принесут тебе десять миллионов зелененьких.

— Из которых семьдесят процентов заберет правительство и пятнадцать — ты. — Но туг же улыбка исчезла с его лица. — А что ты имел в виду, говоря, что Лоусон не занимается математикой? Что тут творится? Что, день какого-нибудь святого?

— Вчера свернулись все работы, после того как Вашингтон перекрыл финансирование, утрясая какие-то высшие политические вопросы. Денег хватает лишь на еженедельные выплаты зарплат, но не больше. Вдобавок ко всему «Рибера-сталь» задерживает поставку бериллия для пластин корпуса. — Он вновь усмехнулся: — Вот поэтому у нас и сиеста.

— Хреново.

— А я не согласен. Чем дольше задержка, тем дольше я проживу.

Армстронг внимательно посмотрел на него:

— Слушай, Джордж, ты вовсе не обязан лететь. Можешь сойти на своей остановке в любое время.

— Я знаю. — С этими словами Куинн поднял к нему маленькое личико уличного забияки. — Я пошутил. Как только у этой ракеты задымится хвост, меня оттуда табуном диких коней не вытащишь. Это моя работа, и больше ничья. Заруби себе на носу!

— Еще бы закончить строительство.

— Когда-нибудь закончится. Технические задержки да бюрократические рогатки замедляют работу, но в конце концов она завершится. Нутром чувствую.

Джон Армстронг на минуту задумался.

— Может быть, ты и прав, — согласился он. — Просто последние дни выдались такие хлопотные, что и сам не знаю, что говорю.

— Ничего странного, — успокаивающе проговорил Куинн. — Ты вкалывал, как никто, лишь бы корабль построили вовремя. Мозги у тебя все время на это направлены. И теперь вот мысли у тебя продолжают крутиться вокруг работы, а она остановилась. Отсюда и твой психоз. Тебе бы занять чем-нибудь свои мысли, каким-нибудь высокоинтеллектуальным планом, например ограбления банка.

— Спасибо за совет, доктор Куинн, — улыбнулся Армстронг. — Ладно, пойдем потравим нашего приятеля Фозергилла.

По дороге они остановились у недостроенной ракеты и молча оглядели ее. Тусклый темный цилиндр высотой триста футов стоял в окружении лесов. Леса уходили вверх еще на восемьдесят футов, как бы свидетельствуя о том, что у ракеты пока еще нет носовой части. Да и внутреннее обустройство еще только начиналось. В общем работы еще было по горло.

Добравшись наконец до административного блока, они отыскали Фозергилла. Этот смуглый щеголь любил, чтобы у него на столе всегда стояли цветы.

— А, привет, Джон! — обрадованно встретил их Фозергилл и протянул ухоженную, наманиюоренную руку. Затем он выдвинул два кресла, аккуратно уселся в свое, поправил идеальный узел галстука и на дюйм в сторону передвинул цветочную вазу. — Так, так, так, — сказал он с вкрадчивой веселостью. — Чему же мы обязаны такой радостью?

— Моему рождению, — сообщил Армстронг, уставив немигающий взор на Фозергилла.

— Вот как! Здорово! — И Фозергилл беспомощно всплеснул руками. — Но более неподходящего времени для визита ты выбрать не мог. Из-за такого снабжения, такой правительственной нерешительности и прочих пустяков у нас просто связаны руки. Но, я надеюсь, временно.

— А что это еще за «пустяки»? — решительно вопросил Армстронг.

— Что?

— Среди прочих причин, связывающих тебе руки, ты упомянул и о «пустяках».

Фозергилл сделал глотательное движение, посмотрел на цветы, затем на потолок, затем вновь на цветы.

— Ну? — еще резче спросил Армстронг.

Куинн настороженно посмотрел на него, но Армстронг не обратил на его взгляд внимания, продолжая в упор рассматривать собеседника.

— Да пустяки, мелочь, — нехотя отозвался Фозергилл.

— Какая такая мелочь? Все, что мешает реализации этого грандиозного проекта, не может считаться мелочью. Кто тут смеет говорить о мелочах?