Каспар просыпается, у него только разболелся живот от всех этих таблеток витамина Д. Он спускается, сортирует почту, а потом скорчивается на грубой циновке у входной двери. Вот так он лежал в детстве и ждал почтальона, — но сейчас у него в руках телефонный справочник. Сквозь щели в двери струится свежий, напоенный дождем воздух, по улице проезжает автомобиль, смеются дети, лают собаки. На тротуаре раздаются шаги, ботинки почтальона чиркают по плитам, и Каспар стискивает зубы. Почтальон останавливается, открывает сумку с щелчком, откашливается, хлопает резинкой, снимая ее с писем, и открывает почтовый ящик.

Каспар едва успевает заметить испуганное лицо почтальона, когда открывает дверь и обрушивает телефонный справочник ему на голову. Тот валится на пол, точно кукла. Каспар затаскивает его за ноги в прихожую, быстро снимает с него сумку и открывает отделение для непереданных писем. Там лежит пять писем, все ему и все от матери. Он с рыданием бьет почтальона по голове и бросает письма на пол. Каспар относит его в машину, отвозит в горы и кладет на обочину. Каспар достает свой пинцет и царапает ему лицо, руки и ноги до крови. Когда почтальон начинает шевелиться, Каспар бьет его еще раз. Прежде чем уехать, он осторожно поднимает ему веки. Хотя почтальон сейчас где-то в иных мирах, он смотрит на Каспара ласково. Рот как будто тоже улыбается. Он делал это для блага Каспара. Наверное, почтальон хотел, чтобы Каспар остался в Форехайме, ходил себе по своему маршруту и был счастливым.

Ханс и Анна-Грета все еще лежат возле стоянки. Каспар не в силах подойти туда и посмотреть на них. От них исходит вонь, а дождь мочит их одежду.

Каспар пьет кофе у Софии, а король в это время стучится в дверь Лэрке. На нем белый плащ-дождевик, высоко над головой поднят зонтик. Она закрывает ставни, и королю приходится стоять на улице и шлепать по луже.

Когда Каспар возвращается, тела Ханса и Анны-Греты уже исчезли. Он заскакивает в машину и едет домой. Улицы Форехайма пусты.

По радио говорят о зверском убийстве двух почтовых работников и нападении на почтальона. Полиция просит жителей не выходить из дома и присматривать за своими овцами. Эксперты почти единодушно признают, что это, скорее всего, взбесились волки. Около мертвых почтовых работников нашли волчьи волосы. Территория для охоты у волков в последние годы уменьшилась, наверное, они озверели от голода. Пока что все ждут, что почтальон придет в сознание и сможет дать свидетельские показания.

Весь город сидит дома за задернутыми занавесками. Каспар ставит на плиту чайник и отпаривает письма матери. Он садится и медленно читает.

Дорогой Каспар!

Вот теперь настало время написать тебе. Ты должен приехать. Я себя плохо чувствую, лежу в больнице. В общем, я не хотела писать, но ведь мы договорились. Наверно, тебе хорошо там в горах, раз я от тебя ничего не слышу. Но сейчас ты должен приехать.

Целую, твоя мама.

Письма становятся все более и более неразборчивыми, это больше не мамин почерк. В последнем письме написано всего два слова: «Приезжай домой». Оно отправлено на прошлой неделе.

Каспару придется ехать на автобусе завтра, когда начнется его весенний отпуск. Он поднимает занавеску и смотрит на улицу. Там ходят люди, значит, тревоге уж дали отбой. Ягненок не спит, он всю ночь стоит и в упор смотрит на него.

Каспар просыпается рано, сортирует почту и быстро едет. На стоянке он на мгновение останавливается и смотрит вниз на маленький Форехайм, покоящийся в своей туманной дымке. Здание почты — в центре, большое и красное, словно слишком хорошая мишень.

На пути через гору он раскидывает руки, подпрыгивает, и ему хочется взлететь. Каспар останавливается в своих любимых местах и мочится. Это его территория, и если он не вернется, то его будут помнить. Только взгляните на эту тропу, она углубилась, это он протоптал ее!

Каспар идет к Лэрке. Она стоит в дверях, с ней король, Каспар смотрит на носки своих ботинок.

— Поздравляю с Троицей; я съезжу ненадолго в город, — говорит он.

— Ты уезжаешь? — спрашивает Лэрке.

— Да, береги себя.

Он отвешивает королю поклон и заглядывает чуть-чуть вверх. Живот Лэрке увеличился.

— Каспар, — шепчет она и падает.

Каспар отправляется к Софии, она накрыла стол со всевозможными закусками.

— Я на Троицу уезжаю, — говорит он.

Она дает ему блюдо с мясом. Оно абсолютно красное и нарезано тонкими кусочками.

— Карпаччо Страдивариуса, — попробуй!

Из дома Лэрке раздается крик, Каспар встает и бежит к дверям.

— Король — тот еще тип, — улыбается София.

— Это ты о чем?

Она в ответ только смеется, и Каспар краснеет. Он никогда не был с женщиной, которая бы так много кричала. Ему хочется убежать — хочется остаться.

София снова дает ему мясо, он берет пару кусочков и запихивает в рот. Их можно жевать одним языком, красное течет прямо по жилам. В штанах у него поднимается, и он понимает, почему японцы готовы так дорого платить за это мясо. Каспару хочется к Лэрке, хочется выгнать короля взашей и доказать ей, что он настоящий мужчина.

Каспар хватает еще кусок мяса. Вроде у них там ставня плохо закрыта? Может, ему удастся проследить за Лэрке со второго этажа? София берет его за руку, они, посмеиваясь, идут к ней в спальню, и пока он смотрит в окно, она гладит его по спине. Каспар не видит Лэрке, но ее крик все громче и громче. Он бьет по стеклу, рассчитав силу так, чтоб оно не разбилось. София шепчет ему на ухо всякую всячину, и когда он оборачивается, она уже раздета. София обнимает его и тащит в постель. Кожа у нее мягкая. Она сжимает его так, что у него выступают слезы, а когда она целует его в губы — это как касание крыла ангела. Белесые волосы рассыпаются из пучка на затылке, и в слабом свете она вполне может сойти за молодую женщину. Каспар хочет что-то сказать в промежутках между вскриками Лэрке, но его руки продолжают щупать. Он срывает с себя одежду, потому что здесь жарко.

— Форму не снимай, — говорит София, — она у тебя шикарная.

Груди у нее красивые и не очень отвисшие. Только запах, похожий на запах талька, выдает ее возраст. У нее вырывается стон, когда Каспар входит в нее и слишком быстро кончает. София улыбается, целует его и по-странному размякает. Он теребит ее, но она уже не здесь. Веки дрожат, рот шевелится.

Когда София просыпается, Лэрке все еще кричит, но София спокойно потягивается и переворачивается на другой бок.

— Мне снился сон, — говорит она, — я сон видела.

Она садится и собирается начать рассказ, но на простыне красное пятнышко.

— Ай-ай, — говорит она, краснеет и хочет снять простыню, — сейчас пойду застираю.

Она усмехается и корчит гримасы. Каспар тоже улыбается и гладит ее между грудей, где кожа белая, скользкая и узловатая.

— Вот в этом месте мы с Мирой срослись, — говорит она, — у Миры тоже шрам.

— Так поезжай и найди ее.

— Но от нее никаких вестей.

— Может, она боится тебе писать?

— Я уже стара, чтобы ездить по свету. Горы широкие и крутые, у меня, чего доброго, не хватит сил вернуться.

— Те, кто первыми плыли в Америку, думали, что упадут в пропасть. Те, кто летал на Луну, не знали, смогут ли вернуться обратно, увидев, как мала земля, — говорит Каспар.

Ее руки обнимают его, они все такие же большие, но теперь в них появилась нежность, которой раньше не было.

Лэрке больше не кричит, и солнечный свет бьет прямо в окно. София что-то напевает и умиротворенно подкладывает подушку под голову. Здесь, при свете солнца, становятся ясно видны ее обои. Это лица королей и знаменитостей, которые София вырезала из журналов.

— Я фанатка, — поясняет она.

Большинство лиц — это лица короля. Король на параде, король на балконе, король на коне, король на официальном приеме. Еще там фотографии оперных певцов, актеров и даже одна фотография Лэрке. На ней она еще совсем ребенок и стоит на сцене одна.