— Где же нам слышать!

— Тут нет ли царских евнухов? — шепотом спросил старец трактирщика.

— Нет, говори смело, не бойся.

— Вчера было во дворце заседание сановников, собрался, как водится, весь избранный синклит. Державный царь произносил речь, и только он начал, вдруг упал навзничь.

Старец замолчал, смотря, какое впечатление произвели его слова.

— Продолжай же, старец Тимофей! — послышалось со всех сторон.

— Нет, больше ничего не скажу, да больше ничего и не знаю.

Но просьбы публики заставили его удовлетворить их любопытство.

— Так вот, царь упал и, страшно сказать, изо рта его показалась пена, точно у покойника, лицо его стало совсем черное, он бился головой о пол, точно хотел расшибить головой мраморную плиту.

— Отчего же это могло случиться? — спросил юноша.

— Известно, отчего и всегда случается. Мне рассказывал об этом один воин, он служит в царской страже и стоял как раз за троном. Он видел собственными глазами, как над царем летал какой-то черный дух. Нет сомнения — это демон; демон вселился в великого самодержца. Это кара Божия, дети мои, за то, что он не дождался определенного ему времени…

— Вот тебе еще вина, — сказал трактирщик, желая развязать язык паломнику.

— Да, — сказал тот, выпив, — демон вселился в него за содеянное с царем Романом и ложем его.

— Что? — воскликнула Анастасо, забыв, что в присутствии мужчин не следовало говорить о таких вещах. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Какое ложе?

— Это я выразился возвышенно. Женщины ловят в свои сети молодых мужчин, они лукавы, злы и нетерпеливы и думают, что могут менять судьбу. Как Ева соблазнила Адама, так и она соблазнила его своими прелестями, несмотря на то, что ей пятьдесят лет и следовало бы забыть о любви, но женщина остается женщиной до могилы.

— Я не понимаю, о ком ты говоришь, — прервала его Анастасо.

— Замолчи, — закричал на нее отец и шепнул ей на ухо: — Он говорит о царице Зое.

— Он попался, — продолжал старец Тимофей, — как попадается рыбка в невод рыбака. Злой дух попутал его, и он совершил дурное дело, а зло влечет за собою зло, за прелюбодеянием следует убийство. Не стану распространяться о том, чего не знаю; но всем известно, что царь Роман был крепок телом. Не будем осуждать его; но когда я узнал, что приключилось вчера во дворце, я сейчас же сказал себе: демон вселился в него за содеянное с царем Романом и ложем его.

Все молчали от удивления, так как никто не знал до сих пор, каким образом новый самодержец вступил на престол. Потом все снова загалдели и стали на все лады толковать не совсем ясные слова паломника. Все повторяли: «Демон вселился в него за содеянное с царем Романом и ложем его».

Анастасо не знала, верить ей старику, или нет. Одного она не могла допустить, что Михаил убил прежнего царя, для этого он был слишком добр, слишком хорош. Но теперь ясно, почему он избегал ее в последнее время. Он не только женился на Зое из расчета, чтобы сесть на престол, как прежде думали, но он любил ее, он был ее любовником. Значит, не оставалось никакой надежды. С тех пор, как он так неожиданно превратился в всемогущего самодержца, она не могла мечтать, что он женится к ней; но, все-таки он мог продолжать встречаться с нею. Это было возможно. Ей кто-то рассказывал, что около ста лет тому назад царицей была Феофано, такая же, как она, дочь трактирщика; тем более он мог взять ее в любовницы. Да, если бы он не был в плену у Зои. Анастасо села в угол комнаты на ковер, который разостлали тут по случаю праздника, и ей хотелось заплакать, но она удержалась, боясь расспросов подгулявшей публики. Она закрыла лицо руками и не заметила, как рядом с ней на ковре оказался Руфини, приехавший в Константинополь по своим торговым делам. С тех пор он приходил каждый день в трактир и опять стал делать Анастасо предложения, которые считал для нее лестными. На этот раз он поговорил сам с Александром. Получив в задаток 10 золотых, отец поручился за успех, но просил подождать до Святой, так как считал грехом совершать подобные дела постом.

— Что ты закрыла свои прелестные очи, красавица? — обратился Руфини к Анастасо.

Девушка не отнимала рук от лица, но узнала, что с ней говорит генуэзский купец.

— Ты не весела, — продолжал он, не обращая внимания на ее молчание. — Поздравь меня, мне вчера повезло. Я продал товару на большую сумму и по хорошей цене, а купил ткани у этого несчастного Паламы так дешево, что наживу целое состояние, когда распродам эти ткани у себя в Генуе.

— Какое мне дело до этого? — спросила Анастасо.

— Теперь, может быть, и нет дела, а скоро будет. Чем больше будет денег у меня, тем больше будет и у тебя. Ты разве забыла о своем обещании посетить меня?

— Нет, не забыла.

Она очень хорошо знала, что он подразумевал под этим посещением, и она, действительно, хотя и не обещала прямо, но давала понять, что это может случиться. Ведь, положение ее было теперь совсем другое, чем когда являлся к ней Петр Иканат. Сначала она была девушкой, а потом имела защиту в Михаиле. Теперь же она беззащитна. Александр заметил, что с дочерью творится что-то неладное, и сейчас же угадал, в чем дело. Он предложил ей освободить ее от позора, но с тем, что и она окажет ему услугу. Анастасо согласилась; она знала, что если она родит ребенка, отец все равно убьет его, так лучше же было отделаться от него тогда, когда его не было еще в живых. Вот почему трактирщик с такою уверенностью взял задаток с Руфини. Но если до сих пор девушка медлила, старалась отодвинуть неприятную минуту, то сегодня она решилась. Она была в полном отчаянии, она не чувствовала себя в силах бороться с отцом; при других условиях она не посмотрела бы на вынужденное обещание, данное отцу, вынесла бы даже его побои. Но для чего же было бороться теперь, когда все кончено между нею и любимым человеком?

— А если ты не забыла, когда же, наконец, увижу я тебя в своем доме? — спросил купец, поглаживая девушку по плечу.

— Может быть, сегодня.

— Так пойдем сейчас, — сказал Руфини. — Солнце уже садится.

— Пойдем, — тихо ответила девушка и засмеялась деланным смехом.

Она позвала отца и начала шептаться с ним. Трактирщик одобрительно кивал головой. Затем он подошел к купцу и сказал ему вполголоса:

— Смотри, не забудь условия.

Руфини кивнул ему и вышел из трактира. За ним шла Анастасо.

— Смотрите, — сказал юноша, — она идет с Руфини и даже не закрыла лица.

— Есть ли существо греховнее женщины? — важно произнес старец Тимофей и сейчас же ушел, как бы не желая оставаться в доме, где живет столь презренная девица.

На другой день купец принес Александру 90 золотых. Трактирщик с жадностью схватил деньги и, пересчитав их, положил в мешочек.

— Не правда ли, она стоит сотню номизм? — спросил он Руфини.

— По красоте — да, — ответил тот, — но кровь в ней холодная.

С этого дня Анастасо не возвращалась уже в родительский дом.

XII

С первых же дней царствования Михаил убедился, что управлять государством не так просто, как это ему казалось прежде. До вступления на престол, он занимал должность асикрита, а потом был и придворным чином, но, благодаря своему исключительному положению, он ничем не занимался и не успел ознакомиться с делами. Плохо зная людей, управлявших приказами, и еще хуже законы, он часто чувствовал, что запутался как рыба в сети и выбраться из нее не может. На первых порах он хотел все делать сам: ежедневно принимал сановников, выслушивал их доклады, расспрашивал даже о таких делах, которые могли быть решены без него. Но от всего этого в его голове образовался какой-то туман, — один говорил ему одно, другой противоположное. Кому верить? С кем соглашаться? Царь соглашался иногда с тем и другим. Выходила невообразимая путаница: в один и тот же день издавались указы противоположного содержания.

Хуже всего было, когда дело шло о новых назначениях. Умер логофет дрома[10]. Необходимо было назначить благонадежное лицо на этот ответственный пост. Логофет дрома принимал иностранных послов, руководил внешнею политикой, — надо было иметь человека опытного и умного. Но внезапно оказалось, что нет ни одного образованного и честного чиновника, достойного быть логофетом. Царю называли много лиц, но когда он начинал наводить справки о том или другом, выходило, что один — взяточник, другой — дурак, третий не знает, как писать к иностранным монархам. В отчаянии Михаил обратился за советом к брату. Тот объяснил царю, что если расспрашивать чиновников про своих сослуживцев, толку из этого выйти не может, потому что всякий старается очернить товарища, рассчитывая, не дадут ли места ему самому.