ххх

Светло-бежевый «олдсмобиль» остановился на шумной улице.

– Ну и тачка у тебя. На такой только за детским питанием ездить, – сказал Юра, отворяя дверцу.

Они вошли в распахнутые двери ресторана.

– Погодь минутку, – Юра снял черную шапочку и, оставив Михаила в прокуренном зеркальном холле, вошел в зал.

Там гремела музыка, и сверкали огни. На сцене плясали девицы в бикини. Мелкими шажками Юра приблизился к столику в глубине зала, за которым сидели несколько мужиков. Наклонился к одному из них, что-то зашептал на ухо. Тот закивал, затем сунул руку во внутренний карман пиджака, достал деньги и передал Юре.

– На, Мишаня, бери, – сказал Юра, вернувшись, и протянул несколько новеньких, аккуратно сложенных купюр. – Пять соток, недельный заработок. Да ладно тебе, ну, припугнули мальчика. Не убили же. Он сам нарвался: присвоил чужие деньги и не хотел отдавать... Слушай, может, пошли накатим по граммульке? Посмотрим стриптиз, а?

ххх

«Здравствуйте, дорогая о Господе сестра Мария! Извините, что так долго не писала Вам. Разные дела и заботы навалились на меня со всех сторон. Но это меня нисколько не извиняет. Спасибо за приглашение приехать к Вам на богомолье. Может, весной, когда потеплеет.

Странно, виделись мы с Вами лишь однажды, а ниточка не рвется. Порой люди знакомы годами, видятся каждый день, а едва расстанутся, тут же забывают друг о друге. Я вот часто «прокручиваю» наш разговор во время перелета, вспоминаю Ваши слова о том, что каждый человек, в конце концов, находит то, что сокровенно ищет его сердце.

А у меня событие! Грандиозное! Я полюбила. Его зовут Алексей. Он очень хороший, умный, заботливый. Мы знакомы уже почти год. Честно признаться, он мне понравился с первого дня нашего знакомства, но я боялась опять обжечься и потому не давала воли своим чувствам. Но недавно поняла, что хватит от себя прятаться.

Я уверена, что нам все по силам. Алеша станет писателем, он талантливый, его книги обязательно будут печатать в России, а может, переведут на английский и издадут здесь, в Америке. Представляете, в семье – два творческих человека! Моя мама шутит, что если в доме все художники, значит, посуду мыть будет некому.

Дорогая сестра Мария. Как Вы там, на севере диком? Я слышала, что на севере штата Нью-Йорк, – настоящие зимы, с вьюгами и буранами. Если Вам нужно теплое белье или одежда: чулки, шарфы, платки, дайте знать, мне будет приятно Вам помочь. Может, нужны таблетки, травы? Многие американские лекарства здесь только по рецептам, но любые российские можно запросто купить с рук на Брайтоне.

Вот, пожалуй, и все. Вот мой новый адрес: … Телефон: …

Поздравляю Вас с наступающим Рождеством.

Ваша Лиза».

Она сложила листок. По лицу вдруг скользнула тень сомнения: может, зря она написала о своей любви? Может, и монахиня Мария тоже когда-то любила? Перед глазами мелькнуло немолодое лицо в апостольнике, пальцы, перевитые четками… Во время перелета в самолете из Киева в Нью-Йорк они разговаривали о многом, но личных судеб почти не касались. Сестра Мария лишь рассказала, что пятнадцать лет жила в Покровском монастыре в Киеве, потом по каким-то церковно-политическим причинам покинула монастырь и переехала в Америку.

Интересно, почему женщины уходят в монастырь? Причины, наверное, разные: одни – по духовному призванию, другие – из-за физических недугов, третьи – почему-то не вписались в светскую жизнь. А какова монашеская жизнь? Посты, молитвы, иногда, наверное, до смерти душат слезы – так хочется вернуться в мир… Нет, для себя такой путь Лиза не выбрала бы никогда.

Она вложила между страницами письма десять долларов. Заклеила конверт и, скривившись от неприятного привкуса клея на языке, пошла переодеваться.

ххх

Зима, зима в Нью-Йорке. Ни снега, ни сугробов. Ни опушенных инеем елок. Ни тающих на ладонях снежинок. Только сырость и слякоть.

Лиза шла по улице. Она – все такая же: резковатые движения, размашистые шаги. Но что-то новое в ней, если присмотреться. Какая-то легкость, смелость, раскованность. Весь строй ее жизни менялся настолько быстро, что Лиза, обычно привыкшая всему давать оценку, грызть себя по поводу и без, неожиданно очутилась в упоительном вихре. Пыталась остановиться, разобраться и – не могла. Как девчонка, ей богу!

Вечерело. В окнах разноцветными веселыми огоньками зажигались елки. В садиках возле домов, подсвеченные фонарями, задумчивые волхвы окружали колыбель с Младенцем. После поворота, однако, антураж резко менялся, чудные рождественские садики исчезали. Слева от дороги уже тянулся ряд унылых двухэтажных домов с плоскими крышами, а справа – ограда старого еврейского кладбища.

До Алешиного дома оставался последний квартал. Вчера они не виделись – у Алеши был день сдачи газеты. Она поднялась по ступенькам, достала из сумочки ключи. Отворила дверь квартиры Алексея… Внезапно какая-то сила втолкнула ее в комнату. В глазах потемнело.

Два незнакомых мужика в кожаных куртках стояли у стены. Один – мордоворот с рыжей шевелюрой, другой – поменьше, невзрачный, с лицом кавказца.

Напротив них – Алексей, ссутулившийся, бледный.

Все посмотрели на Лизу. Ужас вломился в ее распахнутые глаза, в ее широко раскрытый рот.

– Привет, – сказал Алексей и подмигнул, но как-то вяло. – Понимаешь, некоторые неприятности. Это – из ФБР…

– Hello.

Лиза молча кивнула в ответ. Машинально стягивала шарф, расстегивала пальто. Пыталась понять, о чем они говорят. Многие английские слова ей были незнакомы.

…– И как он выглядел? – спросил агент ФБР.

– Коротконогий. Широкоплечий. В куртке и в спортивной шапочке. Лица его я не рассмотрел в темноте.

– Усы? Борода?

– Кажется, нет.

– Может, заметили тип лица: славянин, азиат, кавказец?

– Нет, не заметил. Он кричал по-русски, матом, кажется, без акцента.

– Мы опросили соседей – некоторые из них в четверть двенадцатого вечера слышали странный звук, но не уверены, что это был пистолетный выстрел. Гильзу мы не нашли. Какой, вы говорите, автомобиль?

– «Олдсмобиль», старая модель. Цвет – серый. Или… нет, бежевый.

– Мы дежурили сегодня возле вашего дома несколько часов, никакой бежевый «олдсмобиль» здесь ни разу не проезжал.

– Может быть. Но он стоял два вечера подряд.

Агенты почему-то переглянулись.

– Может, вы все-таки ошиблись? Может, в машине сидели наркоманы? Или проститутка обслуживала клиента? А вы своим появлением им помешали?

Алексей пожал плечами. Он устал. Он хотел сесть.

– Значит, вы уверены, что причина вчерашнего инцидента – ваши статьи? Мы внимательно их читали. Ничего, что могло бы вызвать гнев подсудимого, в этих статьях мы не находим. И вообще, какой ему смысл нападать на журналиста?

– Не знаю.

Алексея разбирала досада. «И зачем только я позвонил в ФБР? Задают идиотские вопросы. Еще и ухмыляются. Наверное, подозревают, что вчерашние ночные погони – это мой вымысел или мои журналистские фокусы, с целью сделать рекламу газете. Но ведь вчера в самом деле кто-то стрелял мне в спину!..»

– Дело в том, что мы относимся к манхэттенскому отделению, а вы живете в Бруклине, – неожиданно по-русски сказал кавказец, до сих пор молчавший. Алексей видел его несколько раз в судебном зале, но считал, что он – из братвы.

Кавказец продолжал:

– Мы занимаемся преступлениями на федеральном уровне, а вашим делом должна заниматься городская полиция. Мы распорядимся. Полиция будет круглосуточно патрулировать возле вашего дома, – в его руке запищала рация.

– Телефон наш, в случае чего, вы знаете, – сказал рыжий, затягивая молнию куртки. – Goodbyе.

Хлопнула наружная дверь. Эти двое ушли, но дух улицы – жестокой улицы Нью-Йорка, с убийствами, грабежами, проституцией – этот дух остался, разорвав, казалось, незыблемый, а на самом деле – призрачный уют в доме Алексея.