— Беду?

— Да, — прошептала Рейчел. — Они не хотят, но так получается. Беда следует за ними по пятам.

И тогда я задал вопрос, которого страшился сам:

— А за мной, ты думаешь, она тоже идет по пятам?

— Да. Мне кажется, те, кто в беде, находят путь к тебе, но за ними приходят и те, кто причиняет страдание и боль.

Она обняла меня еще крепче, неловко царапнув ногтями спину.

— И я люблю тебя уже за одно то, что тебе невыносимо больно отвернуться от чужого страдания. Я люблю тебя за твое желание помочь им, и я видела, как последнее время ты ходишь сам не свой. Я видела тебя, когда ты уходил от того человека, ты считал, что мог бы ему помочь.

Она говорила об Эллисе Чамберсе из Камдена, который обратился ко мне неделю назад. Его сын Нейл Чамберс попал в историю в Канзас-Сити. Какие-то типы крепко зацепили его на свой крючок. Эллис не сумел выкупить Нейла, нужно было вмешаться. Силовые методы, ничего больше, но, возьмись я за дело, пришлось бы оставить Сэм и Рейчел. И без риска не обошлось бы. Кредиторы Нейла Чамберса не отличались щепетильностью в выборе методов запугивания и наказания. Кроме того, Канзас-Сити не входил в сферу моего влияния, и я сказал Эллису, что ему следует поискать кого-нибудь из тех мест, поскольку чужой человек тут только помешал бы. Я навел справки и передал ему кое-какие имена, однако он тогда сильно расстроился. Он ожидал большего. И я знал, что он заслужил большего.

— Ты поступил так из-за меня и Сэм, — продолжала Рейчел, — но я-то видела, чего это тебе стоило. Видишь, как получается: любой твой выбор обернется для тебя болью. Я только не знала, сколько еще ты сможешь отворачиваться от тех, кто идет к тебе за помощью. Наверное, теперь знаю. Сегодня ты уже не сумел.

— Рейчел, она — семья Луиса. Что еще я мог сделать? Губы ее тронула едва заметная улыбка.

— Не она, так кто-нибудь еще. Ты же знаешь это.

Я поцеловал Рейчел в макушку. Она пахла нашим ребенком.

— Твой папа попытался поговорить со мной во дворе.

— Держу пари, вы оба в восторге.

— Это было классно. Мы обсуждали возможность поехать в отпуск вместе.

Я поцеловал ее снова.

— Ну а мы с тобой? Все хорошо?

— Не знаю. Я люблю тебя, но не знаю, — призналась она, выпустила меня из своих объятий и ушла, оставив меня одного на кухне. Я слышал, как она поднялась по лестнице, как наверху заскрипела дверь нашей спальни, где спала Сэм. Я знал: Рейчел склонилась над дочкой, прислушиваясь к ее дыханию.

Той ночью я слышал голос другой, доносившийся откуда-то снизу, но не стал подходить к окну. Ее голос сливался с целым хором других голосов, каким-то шепотом и плачем. Я закрыл уши и крепко зажмурил глаза. Сон все же сморил меня, и мне снилось серое безлистное дерево, его колючие, покрытые шипами листья загибались внутрь, и в них, словно в клетке, бились коричневые траурные голуби. Они колотились о ветви и кричали, трепещущие крылья издавали глухой свист, кровь налипла на их перья там, где шипы пронзали их плоть.

Я спал, и новое имя было вырезано на моем сердце.

Глава 4

Для путешественников, которые уже почти совсем отчаялись найти место для отдыха и приготовились двигаться без передышки до самой мексиканской границы, мотель «Спайхоул» возник на пути как неожиданный оазис. Возможно, они избегали Юму, пресытившиеся огнями и уставшие от толпы, страстно желая увидеть звезды, во всем своем блеске застывшие над пустыней. Вместо этого перед ними миля за милей простирались камни, песок и кактусы, и все это обрамляли высоченные горы, названия которых они не знали.

Указатель на шоссе направлял на юг, уведомляя утомленных путников о близости мягкой кровати, холодных напитков и кондиционированного воздуха. Мотель был прост и невзрачен, без всяких изысков, если не считать выполненной в винтажном стиле сверкающей вывески, которая ночью гудела, как огромный неоновый жук. Пятнадцать номеров «Спайхоула» размещались в постройке в виде буквы П, офис приютился на первом этаже в левом крыле.

Клиентура мотеля состояла столько же из традиционных постояльцев, сколько из тех, кого привлекал его рекламный щит на шоссе. В десяти милях к западу была стоянка для грузовиков «Лучший отдых у Гарри» с круглосуточным пищеблоком, магазином, торгующим всякой всячиной, душем, ванными комнатами и местом для стоянки для пятидесяти фур. Была там еще шумная «кантина», часто посещаемая теми людьми, кто всего на один шаг отличался от хищных существ из пустыни, начинавшейся за порогом. Стоянка для грузовиков иногда привлекала тех, кому там явно было не место, утомленных путешественников, которые жаждали только перевести дух после дороги. «Лучший отдых у Гарри» принадлежал человеку по имени Гарри Дин, который здесь, на границе, взял на себя дело, знакомое его предшественникам еще столетие назад. Гарри ходил по лезвию ножа, в достаточной мере уважая закон, и это обычно позволяло ему не ссориться с теми, кто был не в ладах с законом, но частенько посещал укромные уголки его заведения. Гарри сам платил кое-кому, и ему кое-кто в свою очередь платил. Он закрывал глаза на шлюх, которые обслуживали водителей грузовиков прямо в их фурах или в небольших кабинках на заднем дворе, и дельцов, которые снабжали водителей всякой дурью, когда у тех возникала потребность, до тех пор, пока вся эта шушера держалась со своим товаром подальше от основного заведения и благополучно хранила его среди груды барахла в багажниках своих пикапов.

Был понедельник, два часа ночи. «Лучший отдых» немного поутих и угомонился, Гарри помогал Мигелю, своему бармену, убираться за прилавком и пополнять запасы пива и ликера. Формально «кантина» уже закрылась, хотя любого, кто захотел бы выпить в это время ночи, могли обслужить в пищеблоке рядом.

Однако многие продолжали сидеть в темноте, переговариваясь с соседом по столику или молча. Эти парни не относились к числу тех, кого можно было заставить уйти. Гарри и не пытался. Они исчезали в ночи тогда, когда сами считали нужным.

Пищеблок и бар разделяла только дверь. Объявление на двери со стороны пищеблока гласило, что бар уже закрыт, но саму дверь в «кантину» пока никто не запирал. Тут Гарри услышал, как дверь открылась, поднял голову и увидел, что в бар входят двое мужчин. Оба белые. Один высокий, лет немного за сорок, с седеющими волосами и рубцом под правым глазом. На нем была синяя рубашка, синяя куртка и джинсы, немного длинноватые. В остальном ничем не примечательный тип.

Другой мужчина был почти столь же высок, как его спутник, но неприлично тучен, его огромный живот свисал и раскачивался на ходу. Его тело было непропорционально длине ног, коротких и слегка кривоватых. Лицо его было совершенно круглым и очень бледным, но черты изысканными. Зеленые глаза, обрамленные длинными темными ресницами; тонкий, прямой нос; большой рот с чувственными темными губами, больше напоминавшими женские. Но это легкое подобие традиционным понятиям красоты в один миг уничтожалось его подбородком и опухшей, раздувшейся шеей. Шея заворачивалась на воротник его рубашки, фиолетовая и багрово-красная, как напоминание о кишках, запрятанных в брюхе. Гарри вспомнился старый морж, которого он однажды видел в зверинце, огромное животное выворачивалось и надувалось в агонии. Этот мужчина, напротив, был далек от могилы. Он передвигался со странной для таких габаритов легкостью, словно скользил по усыпанному ореховой шелухой полу «кантины». Хотя кондиционер и работал на пределе возможности, рубашка Гарри вся вымокла от пота, у этого же человека лицо оставалось совершенно сухим, а его белая рубашка и серый жакет, казалось, вообще не знали, что такое пот. Мужчина уже начинал лысеть, но коротко подстриженные остатки волос отливали черным блеском. Гарри как загипнотизированный смотрел на этого мужчину — сочетание своеобразной красоты и вопиющего уродства, непотребной толщины и противоречащего ей изящества.

— Эй, мы закрыты, — окликнул их Гарри, когда наваждение прошло.