Безынициативность Континентального конгресса, который после выработки в 1777 г. проекта «Статей конфедерации» все более устранялся от руководства страной, выводила Гамильтона из себя. Он пытался вскрыть причины пассивности центрального правительства. Одну из них Гамильтон видел в отказе конгресса создать исполнительный орган власти. Это вело к коллективной безответственности при проведении принимаемых решений в жизнь. Он настоятельно требовал от конгресса образовать самостоятельную и независимую исполнительную власть по образцу английского кабинета министров. И уж три, по крайней мере, министерства — военное, финансовое и иностранных дел — нужно было, по его мнению, создать незамедлительно. Еще одна причина пассивности конгресса — засилье в нем политически бездарных депутатов. Уход из центрального правительства блестящих деятелей 1776 г. казался ему неизбежным. Рычаги правления все более перемещались в штаты. Политические умы и таланты как магнитом тянуло туда, где была власть и где можно было проявить себя. Они легко покидали Континентальный конгресс и устремлялись в поисках настоящих политических дел назад, в штаты. Гамильтон грезил о другом конгрессе, возглавляемом сильными людьми нации.

Ратификация в марте 1781 г. «Статей конфедерации» горько разочаровала Гамильтона. Не успели еще стихнуть восторги их почитателей, как Гамильтон начал кампанию в пользу чрезвычайного конституционного конвента, призванного создать сильное центральное правительство[61].

На рубеже 70-80-х годов XVIII в. Гамильтон мог состязаться с самыми известными политическими деятелями своей страны в знании и понимании внутренних и международных проблем США. Должность начальника канцелярии Вашингтона, которая дала ему возможность приобрести все эти знания, вступить в контакты и укрепить отношения с видными финансистами, лидерами Континентального конгресса и местных легислатур, начинала все более тяготить его.

В 1779 г. Континентальный конгресс учредил должность главного финансиста правительства (фактически — министра финансов). Конгрессмены Д. Дуэн и генерал Салливэн незамедлительно стали продвигать на это место Гамильтона. 29 января 1780 г. Вашингтон получил письмо, в котором его просили высказать мнение о возможности назначения Гамильтона руководителем финансовой политики конгресса. Главнокомандующий ответил, что редко встречал людей таких обширных познаний, как Гамильтон. Однако поддержка Вашингтона не помогла Гамильтону в этот раз занять пост руководителя финансовой политики США. Раньше него вакантное кресло занял «финансовый принц» страны Роберт Моррис. Неудача не уменьшила, а только разожгла честолюбивые замыслы подполковника. Видимо, непомерное честолюбие Гамильтона и явилось причиной участившихся стычек между ним и Вашингтоном.

Отношения между Вашингтоном и его адъютантом ухудшились в 1780 г. после эпизода, связанного с предательством Бенедикта Арнольда, коменданта ключевого американского укрепления Вест-Пойнт. Гамильтон оказался в Вест-Пойнте за день до раскрытия предательства. Назавтра туда же должен был прибыть и Вашингтон. По стечению обстоятельств в тот вечер, когда Гамильтон коротал время в приятной беседе с комендантом укрепления и его красавицей женой, американский сторожевой пост схватил лазутчика Арнольда — английского майора Андрэ. Последний спешил от коменданта Вест-Пойнта к своим сообщникам в Нью-Йорк с планом сдачи крепости. Лазутчика доставили в укрепление как раз к прибытию главнокомандующего. Когда же хватились Арнольда, то он уже успел сбежать к англичанам. Андрэ оказался единственным участником заговора, которого американцы могли покарать. Вашингтон приказал вздернуть королевского офицера как обыкновенного шпиона. Гамильтон возразил против такой казни, предложив согласиться с просьбой Андрэ заменить ее расстрелом. Возражение не понравилось главнокомандующему. С этого времени отношения между ним и его адъютантом стали откровенно натянутыми.

Разрыв между Вашингтоном и Гамильтоном произошел 16 февраля 1780 г. Гамильтон шел с поручением из штаба. По пути он встретил главнокомандующего, который обронил: «Зайдите ко мне». Адъютант обещал быть через минуту. Передав поручение другому офицеру, он поспешил к генералу. Но тут ему подвернулся приятель — маркиз Лафайет. Друзья разговорились. Когда Гамильтон появился у главнокомандующего, тот раздражено сказал: «Подполковник Гамильтон, Вы заставили ждать себя 10 минут. Хочу заметить Вам, сэр, Вы по проявляете ко мне должного уважения». Адъютант вскипел: «Я не нахожу этого, сэр, но поскольку Вы так думаете, мы расстанемся». Генерал, выдержав паузу, ответил холодно: «Если Вы предпочитаете такой исход, пусть будет по-вашему».

Гамильтон оставался в армии до ноября 1781 г. После разрыва с Вашингтоном он получил в командование батальон. Но времени для того, чтобы проявить себя в сражениях, не осталось. Победа соединенных сил американцев и французов под Йорктауном в октябре 1781 г. положила конец военным действиям. После этого честолюбцу нечего было делать в армии. Осенью 1781 г. он вышел в отставку.

Распростившись с армейскими друзьями, Гамильтон отбыл на виллу тестя в Олбэни. После недолгих раздумий он решил посвятить себя адвокатской карьере. Профессия эта издавна почиталась в Северной Америке как одно из самых респектабельных занятий. Она сулила и другие выгоды; немалые доходы в случае успеха и контакты с влиятельными бизнесменами и политиками. Кроме того, из корпорации юристов чаще всего выходили политические деятели.

Гамильтону многое давалось без труда. Премудростями права он тоже овладел легко и быстро. Уже в июле 1782 г. отставной подполковник Гамильтон поражал правовыми познаниями членов верховного суда штата Нью-Йорк, выдававших разрешения на ведение адвокатской практики. Теперь можно было открывать собственную юридическую контору. Но в этот момент главный финансист Континентального конгресса Роберт Моррис предложил Гамильтону должность сборщика федеральных налогов в его штате. Гамильтон, увидевший в этом возможность прямого контакта с членами центрального правительства, согласился. И совершил ошибку.

Приняв предложение Морриса, Гамильтон обрек себя на бесконечные склоки с местной легислатурой. Конгрессы штатов — и нью-йоркский в этом не был исключением — понимали свои финансовые обязательства перед центральным правительством однозначно: как можно более искусно уклоняться от выплаты федеральных налогов. Трудности, стоявшие перед Гамильтоном, усугублялись тем обстоятельством, что в губернаторском кресле штата прочно сидел Джордж Клинтон, ярый противник усиления центральной власти. Получить деньги от легислатуры во главе с таким губернатором было поистине сизифовым трудом. Гамильтон очень скоро убедился в этом.