На следующий день я снова играла роль прислуги. Дом был полон знаменитостей, даже звезд, которых я смогла узнать: режиссер и египетский певец, ливийская певица, танцовщицы и телеведущие. Вождь покинул свой кабинет и присоединился к гостям в большом салоне, усевшись среди них. Затем он поднялся к себе в комнату. И некоторые гости последовали за ним, один за другим. Полные чемоданы фирмы «Самсонит» ожидали кое-кого из них до отъезда.

Я смогла вернуться в родительский дом, но быстро осознала, что там нет для меня места. Я стала чужой. Плохим примером для всех. Мама, отныне отстраненная, больше времени проводила в Сирте с моей младшей сестрой и самым младшим братом. Два старших брата учились за границей. В Триполи жили только папа и еще два брата. Но ничего не складывалось. Настоящая катастрофа.

— Что это за жизнь? — спрашивал папа. — Какой ты показываешь пример своим братьям и всей семье?

Было бы намного проще, если бы они меня не видели. Мертвой я им доставляла бы меньше неприятностей. И тогда произошла невероятная вещь: я предпочла вернуться в Баб-аль-Азизию.

Возвращение в лабораторию. Анализ крови. Случайная кровать в салоне в ожидании ночного вызова. Потом мне позвонил папа:

— Будь наготове. Ты получишь визу во Францию через четыре дня.

И тогда, окрыленная надеждой, я смело пошла к Каддафи.

— Моя мать серьезно заболела. Мне нужен отпуск на двадцать дней.

Он дал мне две недели. Я вернулась домой. Но какая там царила атмосфера! Я пряталась, чтобы покурить и позвонить Хишаму, я всех раздражала. Я солгала, будто меня снова вызвали в Баб-аль-Азизию, и поехала к своему любимому. Я знала, что это серьезно, что я переступила границы — немного больше, немного меньше… Моя жизнь уже давно сошла с рельс! Ложь становилась средством выживания.

***

Два дня я провела с Хишамом в загородном доме одного из его друзей.

— Я люблю тебя, — говорил он. — Ты не можешь так просто уехать.

— Это единственный выход. Я больше не могу жить в Ливии. В Баб-аль-Азизии никогда не оставят меня в покое, моя семья смотрит на меня как на отродье. А тебе я приношу одни неприятности.

— Подожди немного, мы вместе поедем за границу.

— Нет. Здесь за мной следят, и я подвергаю тебя опасности. Уехать — единственная надежда, что Каддафи обо мне забудет.

Я вернулась домой, чтобы собрать чемодан. Я передвигалась как во сне, безразличная к тому, что творилось вокруг меня. Мне сказали, что в феврале во Франции погода очень суровая и мне понадобятся настоящие ботинки и теплое пальто. Я нашла в шкафу целый склад вещей, которые мама покупала для меня во время поездок в Тунис. «Это для Сораи, — повторяла она отцу. — В этом году она вернется, это точно». Мамочка… Она ждала моего возвращения все эти пять лет. Днем она отбивалась от коварных вопросов и держала семью в крепких руках. А ночью она рыдала, молила Бога защитить свою маленькую дочь, вернуть ее. Но я больше не была маленькой девочкой, и я ее разочаровала.

Рано утром меня разбудил папа. Он был бледным. Нет, зеленым, с белыми губами. Я никогда его таким не видела. Мертвым от страха. Он смазал волосы гелем, чтобы зачесать их назад. Под кожаной курткой на нем был незнакомый мне темный костюм. Дымчатые солнцезащитные очки завершали его образ, и он был похож на гангстера или шпиона. Я же быстро натянула джинсы, рубашку, закуталась в черный платок, не забыв также надеть большие солнцезащитные очки, которые скрывали мое лицо. Я позвонила маме в Сирт попрощаться. Прощание было коротким и холодным. Потом мы поехали на такси в аэропорт. Папа бросал на меня нервные взгляды.

— Что с тобой, Сорая? Тебе как будто на все наплевать!

О нет, мне было не наплевать. Но я хранила спокойствие. Что может быть страшнее того, что я уже пережила? Меня убьют? В глубине души я думала об этом даже с облегчением.

В аэропорту папа оставался настороже. Он смотрел на часы, подпрыгивал, когда кто-то слегка его касался; я думала, у него не выдержит сердце. Он попросил одного друга, чтобы мое имя не фигурировало в списке пассажиров. Даже инициалы. Он еще раз в этом убедился. Когда мы проходили охрану, а также в зале ожидания он тайком смотрел по сторонам, подозревая, что каждый одинокий пассажир является полицейским агентом Каддафи. Словно он был в шпионском фильме. В самолете до момента взлета он наблюдал за входом, не в силах произнести ни слова. Он затаил дыхание, у него пересохло во рту. И его руки крепко сжимали подлокотники до самой промежуточной посадки в Риме. Словно приказ Вождя мог развернуть самолет обратно. И только когда мы приземлились, он засмеялся. Впервые за несколько лет, как он сам мне признался.

Он выбрал транзит через Рим, чтобы запутать след. Нам нужно было подождать несколько часов. Я пошла в дамскую комнату, где избавилась от черного платка, подрисовала карандашом стрелки, накрасила губы розовой помадой и немного надушилась. Мы едем в Париж, город красоты и моды. И с моей ничтожной жизнью покончено. По крайней мере я так думала.

9 Париж

Я мечтала увидеть Эйфелеву башню, но мы сели на поезд до пригородного квартала Кремлен-Бисетр. Я представляла себе экзотику, а очутилась в окружении арабов.

— Это и есть Франция? — спросила я у отца, когда мы отправились на встречу с одним из его друзей в ресторане, где готовили цыпленка согласно религиозным правилам халяля[7]. Я была разочарована. Стоял собачий холод, у меня отмерзли нос и ноги, все мне казалось таким невзрачным.

— Завтра будет намного красивее, — подбадривая меня, сказал папа.

Ночь мы провели в небольшом отеле, откуда был виден окружной бульвар. И я проснулась от желания курить. Это быстро стало моей навязчивой идеей.

Мы должны были встретиться с папиным другом Хабибом и сели его ждать в ближайшем кафе. На террасе курили расслабленные, вполне обычные девушки. Это меня обнадежило. Курение не считалось тут ни пороком, ни развратом, как мне внушали. Я заказала горячий шоколад, папа — кофе, и, даже не дождавшись, когда нам принесут заказ, он вышел покурить. Даже речи не могло быть, чтобы я пошла вместе с ним, он бы этого не потерпел. И тогда я помчалась в туалет выкурить сигаретку «Мальборо», пачку которого я заранее припрятала. Пришел Хабиб и пригласил нас в свой дом, расположенный недалеко от метро «Порт де Шуази». Как раз в этот момент позвонила мама. Шофер из Баб-аль-Азизии заезжал к нам домой в Триполи: «Где Сорая? Почему ее телефон не отвечает?» «Потому что она в Сирте», — ответила взволнованная мама, и, когда отец услышал это, его затрясло. Он побледнел и впал в шок. Слишком много эмоций. Он рухнул на пол перед Хабибом. Его отвезли в больницу. Среди ночи он вышел оттуда, решительно настроенный сразу же вернуться в Триполи. Он вручил мне 1000 евро, что мне показалось целым состоянием, а также телефонную карточку SFR, и попросил Хабиба снять мне однокомнатную квартиру. Потом они оба отправились в аэропорт. Он не поцеловал меня, просто махнул рукой, удрученный и встревоженный.

— Если Господь сохранит мне жизнь, — я знала, о чем он думал, — если меня не убьют, я вышлю тебе еще денег.

Я плакала, прощаясь с ним.

***

Хабиб нашел для меня комнатку в отеле рядом с метро «Порт де Шуази». Не центр Парижа, но, в конце концов, не так уж плохо. Администратором гостиницы была марокканка, и мы могли общаться на арабском. Я быстро научилась пользоваться проездной картой на автобус и метро. Мой первый урок ориентирования привел меня в Латинский квартал, рядом с метро «Сен-Мишель», где я побаловала себя кофе, рассматривая прохожих. Я была свободной. Свободной! Я повторяла это про себя, не до конца в это веря. У меня не было никакой программы, ни малейшего плана. Ни друзей, ни связей. Но я была свободной. Это было потрясающе.