Во время последней смены блюд слуга выкатил в комнату пианино.

— Ты играешь?— спросил принц. Прошло несколько мгновений, прежде чем я поняла, что он обращается ко мне.

— Нет, — сказала я.

— Жаль, — сказал он и жестом подозвал молодую женщину к пианино. Вдруг я затосковала по дому, по маме, играющей эту песню снова и снова, особенно в мрачные дни. По завершении концерта, гости начали выходить, и Элиот встал и взял меня за руку. Я шла за ним, не задавая вопросов, когда мы выходили из основной части замка. Он оттолкнул в сторону гобелен, и мы вышли в темный коридор.

— Мой дядя хочет видеть меня. Пока я не ушел, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала.

— Забрала книгу? — мой дразнящий тон был еле слышен в полутьме. Элиот снял маску и наклонился ближе ко мне. Если кто-то появится из-за угла, он подумает, что мы обнимаемся. Когда он придвинулся ближе, я захотела отстраниться, но он говорил так тихо, что отодвинувшись от него, я бы не услышала. Я больше чувствовала его слова, чем слышала их, когда его губы скользили по моим волосам.

— Девушка, — сказал он. — У нее есть информация. Встреться с ней в подземелье, — он давал указания быстро, но движения его губ отвлекали.

— Я надеюсь, что Эйприл не в подземелье, но если кто и знает, где она, то только Нора, — он бросил взгляд на карманные часы. — Мне пора идти. Дядя ненавидит ждать.

Я сделала шаг назад, но он схватил меня.

— И еще одно напоследок. Что бы ты ни делала, не заходи ни в какие клетки.

И затем он ушел.

Несколько минут я стояла в одиночестве, наблюдая за движением теней по каменным стенам. Раствор, который держал их вместе, был положен густо и толстым слоем, будто камни не подходили друг другу точно и их склеили вместе. Принцу пришлось переносить весь замок из-за моря. Для поддержки своего величия. Я вздрогнула.

Поспешив вниз по сырой каменной лестнице, я сняла свечу с канделябра в холле и бережно держала ее, пока спускалась в подземелье. Замок пах темно, сыро и неправильно. Я слышала снующих повсюду мышей и почти запаниковала. Еще три шага. Потом пять. Потом десять. Пол неровный, поэтому я шагаю осторожно. Потолок такой низкий, что если бы со мной был Элиот, он едва ли смог идти прямо, а Уиллу пришлось бы присесть. Мысль о Уилле была непрошеной, и больше всего я хотела убраться из этого грязного места и оказаться в его квартире. Или в Клубе Распущенность. Где угодно, но не здесь.

Но я двигалась вдоль широкого прохода, в стенах которого были железные двери, предположительно ведущие к клеткам.

Я услышала тихий звук, возможно, шаги, или, может, жизнь замка надо мной.

Поворачивая по направлению к звуку, я почти закричала. Девушка стояла так близко, что я могла бы коснуться ее, если бы протянула руку. Она ждет, прижавшись к каменной стене, и я не знаю, как она стоит так близко к ней. Стена покрыта грибком, сверкающим зеленым в слабом свете. Вода просачивается между камнями, собираясь в зловонные лужи на полу. Камни блестят. Капает вода.

Влага на стенах напомнила мне о Болезни Плача.

Я вынудила себя снова обратить внимание на девушку. Она держит фонарь, но он накрыт. Она оттолкнула его, слегка улыбнувшись, обрадованная моим дискомфортом. Она очень красива.

— Меня послал Элиот, — тихо сказала я ей.

Она поправляет передник и смотрит на меня.

— Скажите мистеру Элиоту, что его сестры нет во дворце, — говорит она. Смысл сказанного доходит до меня лишь через несколько мгновений. Я отвлекаюсь на то, как изгибаются уголки ее рта, когда она произносит его имя.

— Она должна быть здесь, — сказала я. Где еще ей быть?

— Ее здесь нет. Ноги ее не было во дворце с тех пор, как в прошлом году они приезжали вместе. Скажи ему, что ему нужно уходить как можно скорее.

Звук в одной из клеток поражает нас обеих. Она прикрывает фонарь, делает два шага назад и исчезает, оставляя меня одну в почти непроглядной тьме. Мои глаза бегают в поисках тени в свете моей свечи. Это место с влажными стенами, кажется, является точкой схождения бесчисленных коридоров. Я насчитала пять проходов, расходящихся в разные стороны.

Я оборачиваюсь вокруг себя дважды, и с ужасом понимаю, что потерялась. Не уверена, какой коридор ведет обратно к Элиоту и к безопасности. Я выбираю один и начинаю двигаться, осторожно, чтобы не оказаться достаточно близко к дверям клеток, чтобы никто не смог дотянуться и схватить меня. Я слышу скрежет, дверь открывается, и я ныряю в коридор, прислушиваясь к... Сзади меня что, шаги?

Наконец, я нахожу лестницу. Мои пальцы ног уже болят от соприкосновения с неровными камнями, но я продолжаю идти, поднимаясь так быстро, что слабый свет в коридоре наверху кажется практически ослепляющим. Я слышу неясный звук, и поднимаю голову. Это летучая мышь. Большая мышь, бьющая крыльями. Я падаю в сторону, готовая закричать, но прежде чем я набираю воздух, кто-то хватает меня.

И толкает к грубой стене, стягивает маску в сторону и целует мою шею.

— Испугалась? — спросил Элиот.

Стук шагов раздается за нами, и он сжимает мои плечи сильнее, словно это сделает более убедительным то, что мы обнимаемся на фоне средневековых гобеленов.

Слуга проходит мимо, и когда она скрывается из виду, Элиот так внезапно меня отпускает, что я почти падаю.

— Прости, — он использует край гобелена, чтобы помочь мне убрать грязь подземелья с обуви. — Мы не хотим, чтобы кто-то узнал...

— Она не здесь, — мой голос, полный разочарования, звучит странно.

— Нет.

— Ты не кажешься удивленной.

— Я никогда не кажусь удивленной. Но это не значит... — второй звук приближающихся шагов. Я напрягаюсь, когда он тянется к моим плечам, но его руки на этот раз нежные. Он наклоняется, глядя мне в глаза, и на мгновение я уверена, что он действительно собирается меня поцеловать, потому я хватаюсь за маску, удерживая ее так, чтобы он не смог сдвинуть ее с моего лица. Не имеет значения, на какие риски он готов пойти, мне некомфортно дышать воздухом в этом месте. И я не хочу его целовать.

Не уверена в эмоциях на его лице, я недостаточно хорошо его знаю. Вина, недоверие, может быть желание. Чувствую, как деревенею, даже когда пытаюсь расслабиться в его объятиях.

— Ты слишком напряжена. Никто не поверит, что ты наслаждаешься этим, — говорит он.

— Я не наслаждаюсь этим, — промямлила я.

Двое слуг проходят мимо. Я смотрю, но ни один из них не является красивой служанкой Элиота.

— Не думаю, что кто-то поверит, будто ты привел меня в этот промозглый переход, чтобы... пообниматься, — наконец говорю я.

— Ты была бы удивлена, если бы узнала, в каких местах люди обнимаются.

— Люди... любовники... спускаются сюда для таких целей?

— Известных целей, — что-то в его голосе заставляет понять, что его губы изгибаются под маской.

Не могу сама быть такой.

— И ты? — спрашиваю я.

— Когда был младше.

— С той девушкой? Так вот почему она смотрела на меня как...

— Я не помню, — говорит он. — Разные девушки. Разные места.

— Это отвратительно.

— Возможно. Мой дядя держал меня узником здесь годами. Он не использовал клетки, но, тем не менее, я был узником. И все это знали. Я делал множество глупостей, стараясь его разозлить. Например, виделся с девочками в большинстве мест его ненаглядного дворца. И ничто из этого не имело значения.

— Не для тебя. Но, возможно, это что-то значит для них.

— Они были дурочками. Дружить со мной не было безопасно ни для кого, — голос Элиота низкий и злой. — И, вероятно, небезопасно до сих пор.

— Это я ненавижу здесь, — говорю я.

— Как и я.

— Мы завтра уедем? — спрашиваю я.

— Мы уедем, когда принц позволит нам, — мы выходим из холла к другой лестнице, затем спускаемся по длинному коридору, увешанному развевающимися гобеленами, за которыми можно легко спрятаться. Элиот останавливается возле двери. — Это твоя комната. Я буду напротив. Если тебе что-то нужно, — он усмехается, — просто постучись ко мне. На самом деле, кое-что нужно мне. Нам нужно попрактиковаться. Каждый раз, когда я кладу руки на тебя, ты застываешь. Люди обязательно заметят, — он притягивает меня ближе. — Некоторые девушки получают удовольствие...