– Что еще?

– Почему ты поссорился с Бетт Морни?

– Я не ссорился, – ответил он.

– Тогда почему ты с ней больше не разговариваешь?

Джули встал с колоды.

– Я не обязан с ней разговаривать, – сказал он.

– Да что она тебе такого сделала?

– Нечего было ее отцу вмешиваться!

– А как это он вмешался?

– Он хочет, чтоб по субботам я работал у него в лавке.

– Ну и что? Он же будет тебе платить.

– Он хочет, чтоб она приходила сюда.

– Кто? Бетт? – Я прикинулся, будто ничего знать не знаю, но Джули не проведешь.

– Чего ради они вмешиваются? – с горечью сказал он. – Какое им до нас дело?

В ту пору характер у Джули становился еще трудней, никак не угадаешь, чего от него ждать, и, продолжай я расспрашивать про Бетт, он, чего доброго, и со мной перестал бы разговаривать.

– Ну, все-таки, – начал я, – все-таки… – и прикусил язык. И опять ничего не прояснилось – с Джули всегда так бывало. Но я не удержался и закинул другую удочку:

– Знаешь, если Билли услышит, как ты играешь на кларнете, он в лепешку расшибется, а уговорит тебя выступать с «Веселыми парнями».

– Я не против, – невозмутимо ответил Джули.

– Ты, правда, стал бы играть с «Веселыми парнями»?

– Да…

– Джаз?…

– Что угодно. Не все ли равно? Я не верил своим ушам.

– А что скажут твоя мать и доктор Хоумз? – спросил я.

Зря спросил.

– При чем они тут? – сухо сказал Джули. – Чего ты их приплел?

Встал и пошел прочь. Я – за ним, но он вошел в кухню и захлопнул дверь у меня перед носом. Я постоял минуту-другую, повернулся и пошел к калитке. Почти тотчас кухонная дверь снова хлопнула, и у меня за спиной послышались торопливые шаги. Я знал, чьи это шаги, и мгновение спустя уже тонул в нежном объятии, в душном аромате.

– Кит, – сказала миссис Кристо, – куда ты?…

– Меня дома ждут к чаю, миссис Кристо.

– Вы с Джули что, поссорились? Я видела вас из кухни.

– Нет-нет.

– Бедняжка Джули, ему последнее время не больно-то весело, – прошептала она. – Но ты на него не обижайся. Через денек-другой он придет в себя.

– Он и сейчас ничего, миссис Кристо, – сказал я и попятился к воротам, я чувствовал: чего-то ей от меня надо.

– Он про Бетт Морни говорил с тобой? – Нет – Я все пятился.

– В воскресенье она придет к нам пить чай, – сказала миссис Кристо. – Может, ты тоже придешь, а, Кит?

– Наверно, не смогу, миссис Кристо. Мне надо помогать отцу.

– Понимаю, Кит. Но, может, ты разок отпросишься? Пожалуйста, Кит…

– Постараюсь, – сказал я и выскользнул за калитку.

Я бежал, и мне еще слышались в ее тихом дыхании все сладостные искушения жизни. Бежал и удивлялся: как это выносит Джули?

В то воскресенье я к нему не пошел и после всегда жалел об этом. Но кое-что мне рассказала Бетт, которая пришла туда в четыре часа, одетая, как и положено по воскресеньям: простое темно-синее платье с белым воротничком, белая сумочка, белые туфли. Один писатель сказал про свою героиню, что глаза ее говорили каждому встречному мужчине: мне известны все тайны жизни, и я готова ими поделиться. А я помню Бетт в этом синем платье, и в отличие от этой героини глаза Бетт говорили, что нет у нее никаких тайн. Ей не только самой нечего было скрывать, но при виде ее почему-то становилось ясно: ей вовсе и незачем знать ничего такого, что следует скрывать. Она жила, словно осененная незримым крылом, но в тот день, когда она пришла туда в своем синем платьице и белых туфельках, Джули дома не оказалось.

– Неужели ты надеялась, что он будет тебя ждать? – спросил я, выслушав ее рассказ.

– Сама не знаю, Кит. Но очень жаль, что его не было, я совсем не знала, что сказать миссис Кристо и ее жильцам.

Когда кто-нибудь из семнадцати-восемнадцатилетних ребят нашего городка хотел на время скрыться из глаз, он шел к реке и переплывал на остров или забирался в заросли кустарника. Тут уж никто не найдет. Но Джули не тянуло ни к реке, ни в заросли, и в тот день он пошел на кладбище, оно у нас было за ипподромом. В сущности, не так уж это и странно: по воскресеньям кладбище наше (наш Делос) исправно посещали родственники, друзья, целые семьи и на поросших травой могилах приносили дары умершим. Даже наши огородники-китайцы ставили чаши с рисом на потрескавшиеся могильные камни своих сородичей. Один из ребят семейства Рэйвенов увидел Джули и спросил, какого черта он тут околачивается.

– Ищу Скребка, – ответил Джули. Известно было, что Скребок поедает рис, который китайцы оставляют на могилах, но в тот день Скребка там не было. Потом кто-то видел Джули у школы: он бродил по опустевшему двору, и теперь за ним по пятам следовал Скребок. А часов в пять он сидел на ограде возле католической церкви и, казалось, кого-то ждал.

– Что ты тут делаешь, Джули, скажи на милость? – окликнул его торговец мануфактурой Уилсон. (Он проезжал мимо в своей машине.) – Тут же владения Сатаны.

Джули словно не слышал. Мистера Уилсона хлебом не корми, дай кого-нибудь поддеть.

– Если этот ваш Хоумз проведает, что ты здесь был, тебе здорово достанется! – крикнул он. – Придется ему еще раз окунать тебя в реку…

Джули и не поглядел на него. А суть в том, что он слушал, как в церкви идет служба и монахини (они преподавали в городской католической школе) поют литании – выговор у них самый что ни на есть австралийский, но такого пения в нашем городке нигде больше не услышишь. Порой голубоглазая сестра Мария Игнейтиус начинала играть на маленьком органе, и казалось, то не на инструменте играют, а кто-то смеется, прижав к губам большую стеклянную свирель. Другой церковной музыки наш город не знал, а сюда, если сидеть на ограде и внимательно прислушиваться, она доносилась вполне явственно.

Так Джули провел тот воскресный день, когда Бетт терпеливо ждала его в кухне миссис Кристо. Бетт рассказывала: когда жильцы собрались за столом, она пела благодарственные песнопения, и они были в восторге, что милая гостья присоединилась к их хору, и совсем забыли про Джули. Миссис Кристо разливала чай и вообще держалась так, словно Джули побежал в соседний дом по какому-то ее поручению и с минуты на минуту вернется.

– Он такой забывчивый, – огорченно сказала она, когда больше уже невозможно было делать вид, будто он вот-вот придет. – Ему просто необходим хороший друг его лет, который научит его, как себя вести. Как надо себя вести приличному молодому человеку.

– Джули всегда ведет себя прилично, миссис Кристо, – сказала Бетт. – И все его любят. Так что, пожалуйста, не беспокойтесь об этом.

– Ну да, милочка, я знаю, все его любят. Он хороший мальчик. Но последнее время я все боюсь, как бы с ним не приключилось что-нибудь ужасное. Вот чего я боюсь.

– О чем вы, миссис Кристо? Что с ним может случиться?

– Прямо не понимаю, что с ним будет. Он совсем не знает, что делать, когда кончит школу. Он такой способный, но ему не всякое дело дается. Он не хочет заниматься лишь бы чем. Оттого мне и страшно. Наверно, это все его музыка…

– Какая музыка?

– Он играет на всех этих инструментах, вот которые ему дал мистер Хини. Но я не люблю его слушать. Это ведь дурно, а Джули не понимает, вот мне и хочется, чтоб вы ему сказали.

До этой минуты Бетт не знала, что Джули увлекается музыкой и музыкальными инструментами, этого никто в городе не знал, только Билли да я.

– Джули играет? – не веря своим ушам, спросила Бетт.

– Да. Но это плохая музыка, Бетт. Он играет джазовую музыку и еще другую…

– Джули?

– Да. Только никому про это не говорите.

– Нет, конечно, не скажу.

Но Бетт никогда не замечала ничего дурного, ни о чем дурном не помышляла и оттого не могла понять, почему миссис Кристо чуть не плачет.

А та спросила, когда Бетт придет к ним помогать Джули заниматься.