– Смертельно спать хочется! Твоя очередь сторожить.
Он растянулся на траве и вскоре захрапел. Товарищ толкал его раза два, и он затих. Вскоре и сторож начал клевать носом; голова его клонилась все ниже и ниже; теперь оба начали храпеть.
Мальчики с облегчением перевели дух. Том шепнул:
– Теперь попытаем счастья – идем!
– Не могу, – ответил Гек, – я умру, если они проснутся.
Том настаивал, Гек упирался. Наконец Том встал тихонько и неслышно пошел один. Но при первом же его шаге ветхие половицы так отчаянно заскрипели, что он присел полумертвый от страха. Он не решился повторить попытку. Мальчики лежали, считая медленно тянувшиеся минуты, пока им не стало казаться, что время уже умерло и сама вечность состарилась; наконец они с радостью заметили, что солнце заходит.
Один из спящих перестал храпеть. Индеец Джо приподнялся, осмотрелся, взглянул с угрюмой усмешкой на своего товарища, голова которого лежала на коленях, толкнул его ногою и сказал:
– Эй! Хорош сторож!
– Все благополучно, ничего не случилось! Эк ведь, никак я заснул?
– Не без того. Однако пора и трогаться. Что мы будем делать с добычей, которая у нас тут хранится?
– Не знаю, – оставим здесь, как всегда делали. Незачем и трогать ее, пока не двинемся на юг. Шестьсот пятьдесят долларов серебряной монетой весят изрядно.
– Да, ладно, зайти сюда будет недолго.
– Конечно, только зайдем лучше ночью, как и раньше делали.
– Да, но вот в чем дело – времени, пожалуй, пройдет немало, прежде чем мне удастся устроить ту штуку; мало ли что может случиться – место здесь ненадежное; надо запрятать поосновательнее и закопать поглубже.
– Хорошо придумано, – ответил товарищ. Он прошел на другой конец комнаты, поднял один из кирпичей у задней стенки печи и вытащил оттуда мешок, звякнувший очень приветливо. Он достал из него двадцать или тридцать долларов для себя и столько же для индейца Джо и передал последнему мешок. Джо стоял на коленях в углу и рыл землю ножом.
Мальчики в одно мгновение забыли свои страхи и бедствия. Горящими глазами следили они за каждым движением. Вот оно, счастье-то, такое ослепительное, что и представить себе трудно. Шестьсот долларов – да ведь этого довольно, чтобы обогатить полдюжины мальчиков! Представлялся случай найти клад при самых благоприятных условиях – не придется ломать голову, где рыть. Они то и дело подталкивали друг друга локтем – красноречивые толчки, значение которых нетрудно было понять, так как они означали: теперь ты рад, что мы здесь?
Нож Джо наткнулся на что-то.
– Эге! – сказал он.
– Что там такое? – отозвался его товарищ.
– Гнилая доска, – нет, кажется, сундук. Засунь-ка руку, посмотрим, что там такое. Суй смелей, я пробил дыру.
Тот засунул руку и вытащил ее обратно.
– Деньги, брат.
Оба стали рассматривать пригоршню монет. Это было золото. Мальчики наверху были в неменыпем волнении и восторге.
Товарищ Джо сказал:
– Мы живо выроем его. Тут в углу за печкой валяется старый заржавленный заступ – я сейчас его видел.
Он побежал и принес заступ и кирку мальчиков. Индеец Джо взял заступ, внимательно осмотрел его, покачал головой, что-то пробормотал себе под нос и принялся рыть.
Скоро сундучок был отрыт. Он был невелик, окован железом и, вероятно, очень прочен в свое время, прежде чем медленная работа времени разрушила его. Товарищи в безмолвном упоении любовались сокровищем.
– Тут, брат, несколько тысяч долларов, – сказал индеец Джо.
– Я не раз слыхал, что шайка Морреля работала здесь одно лето, – отвечал незнакомец.
– Я тоже слыхал, – подтвердил индеец Джо, – да оно и похоже на их работу.
– Теперь тебе нет надобности проделывать ту штуку, о которой ты говорил.
Метис нахмурился.
– Не знаешь ты меня, – сказал он. – Или дела не знаешь. Тут не грабеж, а месть! – Глаза его загорелись злобой. – Мне понадобится твоя помощь. Покончим – тогда в Техас. Ступай к своей Нэнси и ребятишкам и жди, покуда не дам тебе знать.
– Ладно, будь по-твоему. Что же мы будем делать с этим, опять зароем?
– Да. – (Восторг наверху.) – Нет, клянусь великим Сахемом, нет! – (Глубокое уныние наверху.) – Я было и забыл. На заступе-то была свежая земля. – (Мальчики оцепенели от ужаса.) – Как сюда попали заступ и кирка? С какой стати на них свежая земля? Кто их принес и куда он девался? Ты ничего не слышал, никого не видел? Мы зароем, а тот опять явится и увидит, что тут рыли землю. Нет, это не подходит… не подходит. Унесем в логовище.
– Да, конечно! Я не сообразил сразу-то. Ты разумеешь номер первый?
– Нет, номер второй, под крестом. Первый не подходит – людно очень.
– Ладно. Ну, теперь стемнело, можно и тронуться в путь.
Индеец Джо встал и обошел комнату, осторожно выглядывая в окна. Затем он сказал:
– Кто бы мог принести сюда эти инструменты? Нет ли кого наверху?
У мальчиков дух захватило. Индеец Джо взялся за нож, постоял минуту в нерешительности, затем направился к лестнице. Мальчики вспомнили о шкафе, но у них не хватило силы. Заскрипели ступеньки, безвыходность положения вернула решимость мальчикам, они хотели было кинуться в шкаф, но в эту минуту гнилые ступеньки затрещали, и индеец Джо обрушился вниз вместе с обломками развалившейся лестницы. Он встал, ругаясь, а товарищ сказал ему:
– Да брось, о чем хлопочешь? Если там есть кто-нибудь, так и пусть сидит, какое кому дело? Если захочет соскочить вниз и сломать себе шею, нам-то что? Через четверть часа будет совсем темно, и пусть кто хочет выслеживает нас, сделай одолжение. Я думаю, что тот, кто принес эти вещи, принял нас за чертей или духов, или что-нибудь подобное. Бьюсь об заклад, что он удрал.
Джо поворчал немного, но согласился со своим приятелем, что им нужно воспользоваться тем, что еще светло, чтобы выбраться отсюда. Немного спустя они вышли из дома и направились к реке со своим драгоценным сундучком.
Том и Гек встали, разбитые, но чувствуя огромное облегчение, и следили за ними в щели дома. Выслеживать? Где уж тут – они были рады, что им удалось спуститься вниз, не сломав себе шеи, и отправиться домой по дороге через холм. Они мало говорили, так как сердились на самих себя – нелегкая их дернула принести лом и заступ. Не будь инструментов, у индейца Джо не возникло бы никакого подозрения. Он спрятал бы здесь и золото, и серебро в ожидании того дня, когда ему удастся осуществить свою «месть», а затем имел бы удовольствие убедиться, что денег и след простыл. Несчастная, несчастная была выдумка притащить сюда инструменты! Они решились не спускать глаз с Испанца, когда он явится в деревню искать случая для своей мстительной затеи, а затем проследить за ним до номера второго, где бы он ни был.
Вдруг страшная мысль мелькнула у Тома.
– Месть? Не нам ли он собирается мстить, Гек?
– Ой, не говори, – сказал Гек, готовый лишиться чувств.
Они стали обсуждать этот вопрос, и когда входили в деревню, то согласились, что он не может иметь в виду никого другого, кроме Тома, потому что только Том давал показание на суде.
Очень, очень мало утешения находил Том в мысли, что опасность грозит ему одному. В компании, думалось ему, было бы не так жутко.
Глава XXVII
Сомнение, подлежащее устранению. – Юные сыщики.
Последнее приключение тревожило в эту ночь сон Тома страшными видениями. Четыре раза он держал в руках сокровище, и четыре раза оно расплывалось в ничто между его пальцами, когда сон покидал его, и он возвращался к суровой действительности с ее неудачей. Когда он проснулся рано утром и стал вспоминать подробности своего великого приключения, они показались ему замечательно тусклыми и далекими, как будто это случилось в другом мире или в давно минувшие времена. Ему пришло в голову, что и само великое приключение, пожалуй, было только сном! Сильным аргументом в пользу этого предположения служило количество монет, виденное им, чересчур громадное, чтобы быть реальным. Том еще никогда не видывал более пятидесяти долларов в одной куче и подобно всем мальчикам своего возраста и общественного положения воображал, что всякие упоминания о «сотнях» и «тысячах» только фантастические украшения слога и что таких сумм вовсе не существует на свете. Он никогда не предполагал серьезно, что такая огромная сумма, как сотня долларов, может оказаться настоящей, подлинной, притом сосредоточенной в одних руках. Если бы анализировать его понятия о кладах, то оказалось бы, что ему представляется пригоршня мелкой десятипенсовой монеты и мерка какой-то другой, смутной, великолепной и неосязаемой.