Бутягин перелистывал книгу, лежавшую перед ним на столе. Но было видно, что он это делает, чтобы скрыть какое-то смущение.

Румянец вспыхнул на щеках Ксении. Она серьезно и медленно ответила:

— С моей стороны, профессор, здесь не было никакого акта великодушия по отношению к вам. Все сотрудники лаборатории вас любят и уважают. Когда узнали об этом несчастьи, то местком поручил мне быть около вас в качестве сестры милосердия и секретаря.

Резко залился телефон. Бутягин нервным движением снял с рычага трубку:

— Алло! Кто у телефона?

Послышался шутливый баритон Лебедева:

— От имени Красной авиации приветствую тебя с выздоровлением, Николай Петрович. Мне разрешено двигаться. Сейчас сажусь в машину и мчусь к тебе. Могу тебя обрадовать…

В это время к телефону привязался кто-то третий:

— Квартира профессора Бутягина?

— Да, это я. Кто говорит? — спросил Бутягин.

Лебедев гаркнул:

— Кто мешает разговаривать!

— Это говорю я, Груздев… Когда увидимся?

— Приезжайте! — разом закричали Лебедев и Бутягин.

Через двадцать минут Лебедев уже сидел на диване и жаловался:

— Курить доктора мне запретили. Да и сам чувствую, что табачный дым теперь мне вреден. Придется бросить курить.

— Нет худа без добра, вы в прибыли, — невольно вырвалось у Ксении. Она хозяйничала у маленького круглого стола, где на спиртовке закипал чайник.

— Совершенно с вами согласен, многоуважаемый товарищ, — галантно ответил Лебедев. — Я наверное брошу курить. Но, пожалуй, не я один окажусь в прибыли, — усмехнулся он Бутягину и подмигнул на Ксению, расстанавливавшую на столике для чаепития три стакана и одну чашку.

Когда подъехал Груздев, приятели сели за стол.

— Итак, начнем, товарищи, — начал Лебедев, отхлебнув из стакана. — Во-первых, закроем окно. Не повторим прежней глупости.

Он встал и закрыл окно. Вернувшись к столу, он продолжал:

— А во-вторых, товарищи, всякое дело надо вести организованно. Ты, Бутягин, разрешаешь мне говорить при многоуважаемой гражданке? — любезно раскланялся в сторону Ксении Лебедев.

— Ксения Георгиевна помогала мне в работах, — сказал Бутягин. — Она в курсе дела.

— В таком случае все ясно. Эту неделю, пока я лежал с повязкой на глазах после нападения на нас «Утиного носа», я много думал. Нас всех навещали следственные власти. Они говорят, что пока нам раздувать этот инцидент не годится.

— Почему? — спросил Груздев, протягивая пустой стакан Ксении и прося ее налить еще.

— Очень просто. Это вам, дорогие товарищи, первое предупреждение… за ваше отношение к делу советского строительства и изобретательства. Разберем-ка все с самого начала. Скажи мне откровенно, Бутягин, зачем ты ездил в командировку?

Бутягин пожал плечами:

— Я ознакомился за границей с последними достижениями в области минеральных удобрений. Это моя специальность. В агрономической академии я читаю курс по этому предмету.

Лебедев чуть-чуть усмехнулся:

— Это было написано в официальной бумажке. А неофициально ты присматривался к кое-каким сельскохозяйственным орудиям. Это было нужно тебе для устройства здесь какой-то машины, которую придумал строить ты вместе с товарищем Груздевым. Так что ли?

— Я начал в тот вечер рассказывать тебе, но «Утиный нос» помешал, — отозвался Бутягин. — Могу вкратце ознакомить тебя. Но мне кажется, что ты уже догадываешься, в чем дело. Необходимо в нашем сельском хозяйстве сделать революцию. Надо развить идею машины Бласа до конечных возможностей, и мы вместе с инженером Груздевым поставили себе эту задачу. Нами почти-что спроектирована машина, которая должна, двигаясь по целине, одновременно разрыхлять почву, удобрять ее, сажать зерна. Машина должна ускорять процессы прорастания семян и роста растения. Сзади машины уже в первые минуты, прямо на глазах, должны вырастать свежие ростки. Через двадцать четыре часа пускай выезжает на это место… жатвенная машина. Пшеница, рожь, овес, может быть кукуруза, уже готовы, созрели!.. Жните, молотите!

— И собирайте в житницы? — засмеялся Лебедев.

Внезапно лицо его сделалось серьезным:

— Вот я смеялся, а в душе ругаюсь, глядя на вас. Интересы дела требуют секретности, а вы что делаете?

Лебедев деловито спросил Бутягина:

— Там, за рубежом, ты не замечал ничего подозрительного вокруг себя? О своей машине ты не проболтался? Вокруг тебя не вертелись какие-нибудь благообразные джентльмены?

— Как будто… нет…

— Это мне нравится!.. Как будто!.. Ну так вот, друзья, — словно подводя итоги, сказал Лебедев. — У меня на эти штучки есть нюх. Во-первых, подбросили тебе, Бутягин, книжечку записную с химическими формулами. Это провокационная штучка, тонко задуманная «Утиным носом». О ней можно гадать и так и эдак. Может быть, она только предлог для того, чтобы влезть в твою убогую хижину. Во всяком случае второй факт не только налицо, но и на наших собственных глазах. На собственный страх и риск я кое-какие шаги предпринял. И вот еще что. Ты, Бутягин, не жалеешь, что книжку-то «Утиному носу» вернули?

Бутягин только вздохнул:

— Конечно, жалею. Там на первых страницах в химических формулах выведены мои основные идеи.

Лебедев вскочил, чуть не опрокинув столик:

— Значит, я был прав! Благодарите меня! — Он вынул из внутреннего кармана тужурки пачку листков и бросил на качавшийся столик. — Получай! Я отдал сфотографировать содержимое этой книжечки. Вот вам тридцать два снимка.

Бутягин нервным движением придвинул к себе фотографии и впился в них глазами:

— Да, да, — прошептал он. — Первая… седьмая страница… — Тут он откинулся назад:

— С восьмой страницы ничего не понимаю… Какая-то египетская азбука…

IV. Вынужденная посадка

В раннее июньское утро с аэродрома поднялся маленький, изящный как стрекоза, «АНТ-12». Сделав прощальный круг над павильоном, аппарат забрал высоту и понесся к востоку. В кабинке аппарата сидели Груздев, Бутягин и Андрейко. Шума мотора почти совсем не было слышно, так как аппарат был снабжен глушителем системы Лебедева. Это изобретение позволяло разговаривать находящимся в кабинке во время полета.

Неделю назад от специальной экспедиции, снаряженной геологическим комитетом при Академии наук, было получено сообщение, что на западных склонах южного Урала открыто месторождение солей калия. Бутягину было поручено на месте определить возможность эксплоатации их. Он таил мысль, что новооткрытые пласты химического сырья дадут лишний толчок к осуществлению машины, которую Лебедев шутливо окрестил по имени изобретателей звучным названием «Бутгруз».

Груздев поглядывал в окно. Над аппаратом тянулась голубая ширь, и он купался в солнечных лучах будто молодой жаворонок.

— Я страшно жалею, — оторвался Груздев от окна, — что тогда я записывал свой мысли в этот блокнот, который у меня украл «Утиный нос». Когда он мне попадется в руки, я первым долгом сверну ему шею.

Он снял фуражку и вытер свое круглое лицо носовым платком:

— Жара основательная. Мне не надо волноваться. А как вспомню, так впадаю в бешенство.

Андрейко наслаждался отдыхом. Перед полетом на нем лежали вся ответственность и работа по приведению аппарата в готовность. Он должен был выверить мотор, задержаться вниманием на каждом винтике и на каждой проволочке, вылизать каждую пылинку. Зато во время полета, в кабинке, Андрейко только и делал, что пил, ел и спал. Сейчас он с аппетитом доедал жареную курицу, обгладывая ее всю начисто, не ломая костей и суставов, так что получался форменный скелет курицы — хоть в музей выставляй.

Бутягин смотрел на эту еду с ужасом. Если бы не спешка, он согласился бы лучше итти к южному Уралу пешком, чем лететь во чреве этого «жаворонка», который то-и-дело проваливался в воздушные ямы, как пробка в водопаде. Чтобы заглушить тошноту, начавшуюся у него, он спросил Груздева: