Сергей Михайлович Беляев

Истребитель «17-У»

I. Чьи записи?

День был серенький, и не верилось, что уже давно наступил май. С утра прошел дождь. Перед павильоном аэродрома медленно подсыхали заметные лужицы. Из сидевших на террасе в буфете выделялся статной фигурой плечистый человек в серой тужурке. Он выпил стакан чая и теперь дымил папиросой, пытливым взглядом осматривая лица окружающих. Можно было подумать, что он за кем-то наблюдает.

Но инструктор N-х авиационных мастерских Лебедев не был сыщиком. Просто у него был наблюдательный и пытливый ум. Он замечал каждую мелочь и делал это как-то попутно, не отрываясь от основной мысли. Сейчас Лебедев обдумывал детали недавнего своего рекордного полета на скорость, успехом которого он был обязан только новой, им же составленной, горючей смеси. Он вспомнил, как в детстве мечтал сделаться химиком, но судьба повернулась так, что пришлось заинтересоваться конструкциями моторов. Призыв в армию… авиационная часть… первый взлет на аппарате… И на высоте 500 м от земли Лебедев почувствовал, что воздух — вот его стихия.

Мысли Лебедева вернулись на землю. Рассматривая лица сидящих в буфете, он начал строить предположения, что из себя представляет каждый из них. Это были приехавшие из города встречать прибывающих из Кенигсберга пассажиров. Аппарат по расписанию должен был снизиться в 17 ч. 15 м. Почему-то Лебедев более долгим взглядом задержался на двух гражданах. Один из них медленно доедал простоквашу. У него было милое пухлое округлое лицо, какие бывают у людей, привыкших охватывать своей головой какое-нибудь очень большое и сложное дело, хотя на вид они и очень скромны. Такие люди строят громадные мосты, проектируют мощные электростанции. Лебедев увидал на нем высокие сапоги и фуражку со значком. Несомненно, это был инженер. За тем же столом, против инженера, утопал в клубах трубочного дыма маленький человечек, сгорбившийся и угловатый. Плечи у него торчали углами, нос был похож на угольник, остроконечная шапка — и та ухитрялась торчать тремя углами. Иногда порыв ветра врывался в павильонный буфет и разгонял клубы дыма. Тогда Лебедеву становилось видно, как угловатый человечек с хорошо скрываемым любопытством вглядывался в лицо инженера, как будто хотел надолго запомнить его. Желтый портфель, лежавший около стакана простокваши перед инженером, тоже привлекал внимание человечка.

Лебедев взглянул на часы-браслет и поднялся. В то же время был дан сигнал, что аппарат показался на горизонте.

Встречавшие оставили террасу. Лебедев острыми глазами увидал точку в прорези между серыми облаками, куда слева ударили лучи солнца. Дождик покропил сверху и перестал.

Аппарат приземлился и плавно катил по аэродрому. Вот он совсем близко, тормозит, и видно, как из-под колес взметываются грязные брызги.

Лебедев пошел к аппарату. На этом «Юнкерсе» прибывал его товарищ — борт-механик Андрейко. Совсем недавно решил Лебедев принять участие в новом рискованном перелете, — и кому же быть при этом перелете механиком, как не другу милому Андрейко.

Около аппарата шли краткая проверка документов и досмотр багажа прибывших из-за границы. Потом пассажиры заторопились к террасе, где толпились встречающие.

Мимо Лебедева первым протащился сухощавый гражданин, изнемогавший под тяжестью двух чемоданов. Лебедев отметил на липе этого пассажира странно подслеповатый взгляд левого глаза и выгнутый утиный нос. Отметка запечатлелась в мозгу Лебедева. Так фотограф щелкает затвором аппарата, который ловит лица и сценки; на фотографической пластинке происходит фото-химический процесс; придет фотограф в лабораторию и, когда надо, проявит пластинки. У Лебедева была колоссальная память на лица и события. Его мозг, как фотоаппарат, ловил и в нужную минуту проявлял то, что хоть однажды увидали глаза Лебедева.

И еще сценку поймал Лебедев: угловатый человечек подскочил к «Утиному носу», — изогнувшись, поклонился, взял оба чемодана. И тут заметил Лебедев, что человечек обладает солидной силой. Он легко и свободно понес чемоданы за «Утиным носом». Чемоданы взвалены в авто… оба человека сели… гудок… Авто исчезло за поворотом шоссе.

От павильона по направлению ко второму пассажиру шел быстрыми шагами инженер. Он махал фуражкой и портфелем одновременно. Близко почти пробежал мимо Лебедева, крича:

— Бутягин… А я тебя жду!

Лебедев повернулся направо и увидал второго пассажира.

— Неужели это ты, Бутягин? — воскликнул Лебедев.

Пассажир в темносинем костюме и в пальто в накидку прищурился на Лебедева поверх пенснэ:

— Вот неожиданная встреча! Неужели это ты, Антошка Лебедев?

Неожиданные встречи друзей всегда бывают шумными. Бутягин обнялся с инженером и Лебедевым:

— Знакомьтесь, товарищи… Инженер Груздев… А это Антон Лебедев, мой старинный приятель и друг детства…

Груздев и Лебедев обменялись рукопожатиями.

— Из командировочки вернулся наверно? — осведомился Лебедев у Бутягина.

— Изволил угадать, Антон. Я ведь не бросил химию — химик-агроном. Честь имею представиться! Мой лозунг: «Химия на службе сельскому хозяйству». А вот товарищ Груздев, так это строитель специалист по конвейерным установкам. А я его в свою веру перетягиваю…

— Заражает меня товарищ Бутягин лозунгом: «Конвейер на службе у деревни», — улыбнулся Груздев.

— Что же мы стоим, товарищи? — спросил Лебедев. — Пошли или поехали?

— Есть какие-нибудь новости? — тихо осведомился Груздев у Бутягина. — Вы ничего не писали…

— Интересного масса… Машина Бласа будет сущими пустяками перед тем, что задумали мы с вами. Мы не скрываем от тебя, Антон. Придумали мы замечательнейшую штуку… Если удастся, то устраиваю пир и тебя заранее приглашаю…

Сзади послышался крик. Кто-то кричал, будто звал остановиться. Шедшие обернулись. От аппарата бежал бортмеханик и держал что-то в высоко поднятой руке:

— Это не вы обронили, гражданин? — обратился подбежавший к Бутягину.

— А ну-ка покажи, Андрейко, что такое, — спросил Лебедев.

— Да мне показалось, что вы обронили книжечку, — ответил борт-механик. — Вы, наверное, вынимали носовой платок, да и обронили.

Бутягин вертел в руках маленькую записную книжку в коричневом кожаном переплете.

— Это не моя книжка, — сказал Бутягин, машинально развертывая исписанные странички. Тотчас же он вскрикнул, и книжка в его руках задрожала.

— Смотрите, Груздев, — прошептал Бутягин, показывая пальцем на исписанную страницу.

Лебедев любопытно взглянул тоже:

— Ни черта не понять…

Бутягин попытался улыбнуться:

— Из тебя трудно сделать химика, Антон. Это химические формулы. И как раз касаются интересующего меня вопроса. Вот данные тончайшего анализа химических удобрений… Вот процентный состав удобрителя «Нитрцфоска-9»… Но эта книжка не моя… Я не имею прав проникать в чужие тайны, — глухо сказал Бутягин. — Я знаю, чья эта книжка… Рядом со мной в кабине сидел иностранец. Он часто подносил книжку к правому глазу. Левый у него кривой. Я его прозвал «иностранный господин с утиным носом». Поищите его, он где-нибудь здесь на аэродроме.

Лебедев равнодушно посмотрел на небо, как будто на-глаз определял высоту летящего самолета, и откашлялся:

— Андрейко… клади на мою ладонь эту книжку! — Широкая ладонь была подставлена к груди Андрейко. Книжка легла на ладонь.

— Есть, товарищ Лебедев.

Книжка была запрятана в карман лебедевской тужурки. Лебедев с неба перевел взор на землю и, улыбнувшись, посмотрел на аэродромные ворота, через которые выкатывался на шоссе последний автомобиль с прибывшими пассажирами.

— «Утиный нос» давно автомобиль увез. Его физиономия мною замечена. Книжку он свою получит! Ручаюсь вам, товарищи.

Лебедев взял Бутягина под руку: