Изменить стиль страницы

Однажды, когда день Суда подходил к концу, Фрамп начал лаять. Оливер заметил в противоположном конце зала одинокую фигуру, с ног до головы укутанную в черные одежды. Мужчина упал на колени перед троном Оливера.

—  Ваше величество, —  попросил он, —  спасите ее.

— Кого я должен спасти? —  хотел знать Оливер.

Фрамп, который был знатоком хороших людей, оскалился и зарычал. —  Место, мальчик, —  пробормотал Оливер и протянул руку мужчине, чтобы помочь встать. На мгновение мужчина замешкался, а затем схватился за нее как утопающий. —  Какая скорбь гложет вас, добрый человек? —  спросил Оливер.

— Моя дочь и я живем в королевстве за много миль отсюда. Ее похитили, —  прошептал он. —  И мне нужен кто— то, кто может ее спасти.

Еще никто не обращался к Оливеру с такой просьбой. Обычно речь шла о том, что сосед украл курицу или что овощи на юге страны растут хуже, чем на севере.

Перед его внутренним взором предстала картина, как он выезжает на лошади в полном военном облачении, чтобы спасти благородную девушку, и сразу же подумал о том, что будет вынужден сдаться. Мужчина не мог знать, что из всех принцев в мире он выбрал самого большого труса.

— Определенно есть другие принцы, которые лучше подходят на эту роль, —  предположил Оливер. —  Я же совершенно не опытен в этом.

— У первого принца, которого я спросил, нет времени, так как в его королевстве господствует гражданская война. Второй сбежал в путешествие, чтобы забрать невесту. Вы —  единственный, который согласился меня выслушать.

Мысли Оливера перепутались. Плохо уже то, что он сам знал о своей нерешительности, но что, если слух о его трусости долетит до границ королевства и просочится наружу? Что, если мужчина на своей родине расскажет кому— нибудь, что принц Оливер не готов бороться с простудой... а что уж говорить о врагах?

Мужчина неправильно истолковал молчание Оливера как промедление и вытащил маленький овальный портрет из кармана накидки. —  Это —  Серафима, —  сказал он.

Оливер в жизни не видел такой обворожительной девушки. Ее светлые волосы сияли серебром, ее глаза отливали фиолетовым цветом королевских одежд. Ее кожа светилась подобно луне, на щеках и губах был легкий румянец.

Оливер и Серафима. Серафима и Оливер. Звучит, вроде, неплохо.

—  Я найду ее, —  пообещал Оливер.

Фрамп посмотрел на него и заскулил.

—  Беспокоиться будем потом, —  прошептал Оливер в ответ.

От благодарности мужчина упал навзничь, и на секунду пола его плаща распахнулась, и Оливер увидел искаженное шрамами лицо, и Фрамп вновь залаял. В то время как отец девушки верноподнически пятился, Оливер тяжело опустился на трон, положил голову на руки и спросил себя, во что, во имя всего святого, он только что ввязался.

—  Ни в коем случае, —  провозгласила королева Морин. —  Оливер, мир там снаружи опасен.

—  Мир здесь внутри такой же, —  заявил Оливер. —  Я могу упасть с лестницы. Я могу отравиться за ужином.

Глаза королевы наполнились слезами.

—  Оливер, это не штука. Ты можешь погибнуть.

—  Я не отец.

Как только он произнес это, тут же пожалел о сказанном. Его мать опустила голову и вытерла слезы. —  Я сделала все, чтобы тебя защитить, —  причитала она. —  И теперь ты хочешь подвергнуть себя опасности ради девушки, которую ты даже не знаешь?

—  А что если нам предначертано познакомиться? —  спросил Оливер. —  Может, я полюблю ее, как ты полюбила отца? Разве любовь не стоит риска?

Королева подняла голову и посмотрела на сына.

—  Я должна тебе кое— что рассказать, —  ответила она.

В течение следующего часа, Оливер сидел не шелохнувшись и слушал, как его мать рассказывала о юноше по имени Рапскулио и о злом человеке, которым он стал, о драконе и феях, о дарах, которые были даны ему при рождении, и о том даре, что он не получил.

— Долгие годы я переживала, что Раскуллио однажды вернется, —  призналась она. —  Что он заберет у меня последнее доказательство любви твоего отца.

—  Доказательство?

—  Да, Оливер, доказательство, —  объяснила королева. —  Тебя.

Оливер покачал головой. —  Это никак не связано с Раскуллио. Речь идет о девушке по

имени Серафима.

Королева Морин взяла сына за руку.

—  Обещай, что ты не будешь бороться. Ни против кого— либо, ни против чего— либо.

—  Даже, если бы и хотел, я, скорее всего, даже не знаю, как это делать, —  усмехнувшись, Оливер покачал головой. —  У меня, вообще— то, даже нет никакого плана действий.

—  Оливер, у тебя много других талантов. Если это и сможет кто— то сделать, так это ты.

Его мать встала и сняла кожаную ленту, которую носила вокруг шеи.

—  Но, в любом случае, ты должен взять это с собой.

Из корсета ее платья она вытащила маленький стеклянный шарик, который висел на подвесках ее ожерелья, и протянула его Оливеру.

—  Это —  компас, —  сказал он.

Королева Морин кивнула. —  Он принадлежал твоему отцу, —  объяснила она. —  А он получил его от меня. Компас передается в моей семье от поколения к поколению, —  она посмотрела на своего сына. —  Он не показывает путь на север, а указывает путь домой. Твой отец называл его талисманом.

Оливер подумал о своем смелом, отважном отце, как он едет верхом на коне с этой лентой вокруг шеи, чтобы сражаться с драконом. Да, компас привел его домой, но не живым. Он тяжело сглотнул и задался вопросом, как, ради всех благ, он должен спасти эту девушку, если у него даже нет меча. —  Папа определенно никогда ничего не боялся, —  наконец, тихо произнес он.

— "Испытывать страх, значит иметь что— то, к чему стоит возвращаться" —  одно из любимых высказываний твоего отца, —  объяснила ему мать. —  И он всегда говорил мне, что беспрерывно боялся.

Оливер поцеловал ее в щеку и надел ленту с компасом через голову. Когда он выходил из Большого Зала через дверь, то поймал, себя на мысли, что его жизнь очень— очень скоро станет гораздо сложнее.

Глава 2  

Оливер  

 Итак, только вы знаете, если говорят "Это было однажды...", то это —  ложь.

Это произошло не один раз. И даже не два. Это происходило сотни раз, снова и снова, каждый раз, если кто— то раскрывал эту пыльную, старую книгу.

— Оливер, —  говорит мой лучший друг. —  Шах.

Я смотрю на шахматную доску, которая на самом деле не настоящая шахматная доска. Это только песок вечного морского берега, расчерченный на квадраты, а также несколько фей, который такие милые, что выполняют роль пешек, ферзей и королевы в игре.

Так как в этой сказке не упоминается шахматная доска, мы должны довольствоваться этим, и затем, конечно, мы должны стереть все следы, иначе кто— нибудь может прийти к мысли, что за этой историей спрятано что— то большее, чем он прочитал.

Мое сердце между строк _2.jpg

Я не знаю, когда я впервые заметил, что жизнь, которую я знаю, нереальна. Что роль, которую я играю снова и снова, является как раз именно только ролью.

И, что самое необходимое для спектакля, так это огромное, круглое лицо, которое каждый раз к началу истории закрывает наше небо. То, что стоит на страницах этой книги, не всегда соответствует действительности.

Если мы не заняты игрою роли, мы можем в принципе заниматься все, чем хотим. Это действительно довольно сложно. Я —  принц Оливер, но одновременно с этим не принц Оливер.

Если книгу закрывают, я могу прекратить делать вид, как будто заинтересован в Серафиме или сражаюсь с драконом, а вместо этого околачиваюсь с Фрампом или наслаждаюсь одним из напитков, которые королева Морин так охотно смешивает на кухне.

Или могу попрыгать в море с пиратами, которые очень даже приятные ребята. Другими словами, по ту сторону жизни, которую мы играем, когда читатель открывает книгу, у каждого из нас другая жизнь. Всем остальным достаточно знать об этом.

Им не составляет труда играть свою роль снова и снова, а после того как читатели исчезают, быть пойманными за кулисами. Но я всегда думал об этом.