Однажды, когда день Суда подходил к концу, Фрамп начал лаять. Оливер заметил в противоположном конце зала одинокую фигуру, с ног до головы укутанную в черные одежды. Мужчина упал на колени перед троном Оливера.
— Ваше величество, — попросил он, — спасите ее.
— Кого я должен спасти? — хотел знать Оливер.
Фрамп, который был знатоком хороших людей, оскалился и зарычал. — Место, мальчик, — пробормотал Оливер и протянул руку мужчине, чтобы помочь встать. На мгновение мужчина замешкался, а затем схватился за нее как утопающий. — Какая скорбь гложет вас, добрый человек? — спросил Оливер.
— Моя дочь и я живем в королевстве за много миль отсюда. Ее похитили, — прошептал он. — И мне нужен кто— то, кто может ее спасти.
Еще никто не обращался к Оливеру с такой просьбой. Обычно речь шла о том, что сосед украл курицу или что овощи на юге страны растут хуже, чем на севере.
Перед его внутренним взором предстала картина, как он выезжает на лошади в полном военном облачении, чтобы спасти благородную девушку, и сразу же подумал о том, что будет вынужден сдаться. Мужчина не мог знать, что из всех принцев в мире он выбрал самого большого труса.
— Определенно есть другие принцы, которые лучше подходят на эту роль, — предположил Оливер. — Я же совершенно не опытен в этом.
— У первого принца, которого я спросил, нет времени, так как в его королевстве господствует гражданская война. Второй сбежал в путешествие, чтобы забрать невесту. Вы — единственный, который согласился меня выслушать.
Мысли Оливера перепутались. Плохо уже то, что он сам знал о своей нерешительности, но что, если слух о его трусости долетит до границ королевства и просочится наружу? Что, если мужчина на своей родине расскажет кому— нибудь, что принц Оливер не готов бороться с простудой... а что уж говорить о врагах?
Мужчина неправильно истолковал молчание Оливера как промедление и вытащил маленький овальный портрет из кармана накидки. — Это — Серафима, — сказал он.
Оливер в жизни не видел такой обворожительной девушки. Ее светлые волосы сияли серебром, ее глаза отливали фиолетовым цветом королевских одежд. Ее кожа светилась подобно луне, на щеках и губах был легкий румянец.
Оливер и Серафима. Серафима и Оливер. Звучит, вроде, неплохо.
— Я найду ее, — пообещал Оливер.
Фрамп посмотрел на него и заскулил.
— Беспокоиться будем потом, — прошептал Оливер в ответ.
От благодарности мужчина упал навзничь, и на секунду пола его плаща распахнулась, и Оливер увидел искаженное шрамами лицо, и Фрамп вновь залаял. В то время как отец девушки верноподнически пятился, Оливер тяжело опустился на трон, положил голову на руки и спросил себя, во что, во имя всего святого, он только что ввязался.
— Ни в коем случае, — провозгласила королева Морин. — Оливер, мир там снаружи опасен.
— Мир здесь внутри такой же, — заявил Оливер. — Я могу упасть с лестницы. Я могу отравиться за ужином.
Глаза королевы наполнились слезами.
— Оливер, это не штука. Ты можешь погибнуть.
— Я не отец.
Как только он произнес это, тут же пожалел о сказанном. Его мать опустила голову и вытерла слезы. — Я сделала все, чтобы тебя защитить, — причитала она. — И теперь ты хочешь подвергнуть себя опасности ради девушки, которую ты даже не знаешь?
— А что если нам предначертано познакомиться? — спросил Оливер. — Может, я полюблю ее, как ты полюбила отца? Разве любовь не стоит риска?
Королева подняла голову и посмотрела на сына.
— Я должна тебе кое— что рассказать, — ответила она.
В течение следующего часа, Оливер сидел не шелохнувшись и слушал, как его мать рассказывала о юноше по имени Рапскулио и о злом человеке, которым он стал, о драконе и феях, о дарах, которые были даны ему при рождении, и о том даре, что он не получил.
— Долгие годы я переживала, что Раскуллио однажды вернется, — призналась она. — Что он заберет у меня последнее доказательство любви твоего отца.
— Доказательство?
— Да, Оливер, доказательство, — объяснила королева. — Тебя.
Оливер покачал головой. — Это никак не связано с Раскуллио. Речь идет о девушке по
имени Серафима.
Королева Морин взяла сына за руку.
— Обещай, что ты не будешь бороться. Ни против кого— либо, ни против чего— либо.
— Даже, если бы и хотел, я, скорее всего, даже не знаю, как это делать, — усмехнувшись, Оливер покачал головой. — У меня, вообще— то, даже нет никакого плана действий.
— Оливер, у тебя много других талантов. Если это и сможет кто— то сделать, так это ты.
Его мать встала и сняла кожаную ленту, которую носила вокруг шеи.
— Но, в любом случае, ты должен взять это с собой.
Из корсета ее платья она вытащила маленький стеклянный шарик, который висел на подвесках ее ожерелья, и протянула его Оливеру.
— Это — компас, — сказал он.
Королева Морин кивнула. — Он принадлежал твоему отцу, — объяснила она. — А он получил его от меня. Компас передается в моей семье от поколения к поколению, — она посмотрела на своего сына. — Он не показывает путь на север, а указывает путь домой. Твой отец называл его талисманом.
Оливер подумал о своем смелом, отважном отце, как он едет верхом на коне с этой лентой вокруг шеи, чтобы сражаться с драконом. Да, компас привел его домой, но не живым. Он тяжело сглотнул и задался вопросом, как, ради всех благ, он должен спасти эту девушку, если у него даже нет меча. — Папа определенно никогда ничего не боялся, — наконец, тихо произнес он.
— "Испытывать страх, значит иметь что— то, к чему стоит возвращаться" — одно из любимых высказываний твоего отца, — объяснила ему мать. — И он всегда говорил мне, что беспрерывно боялся.
Оливер поцеловал ее в щеку и надел ленту с компасом через голову. Когда он выходил из Большого Зала через дверь, то поймал, себя на мысли, что его жизнь очень— очень скоро станет гораздо сложнее.
Глава 2
Оливер
Итак, только вы знаете, если говорят "Это было однажды...", то это — ложь.
Это произошло не один раз. И даже не два. Это происходило сотни раз, снова и снова, каждый раз, если кто— то раскрывал эту пыльную, старую книгу.
— Оливер, — говорит мой лучший друг. — Шах.
Я смотрю на шахматную доску, которая на самом деле не настоящая шахматная доска. Это только песок вечного морского берега, расчерченный на квадраты, а также несколько фей, который такие милые, что выполняют роль пешек, ферзей и королевы в игре.
Так как в этой сказке не упоминается шахматная доска, мы должны довольствоваться этим, и затем, конечно, мы должны стереть все следы, иначе кто— нибудь может прийти к мысли, что за этой историей спрятано что— то большее, чем он прочитал.
Я не знаю, когда я впервые заметил, что жизнь, которую я знаю, нереальна. Что роль, которую я играю снова и снова, является как раз именно только ролью.
И, что самое необходимое для спектакля, так это огромное, круглое лицо, которое каждый раз к началу истории закрывает наше небо. То, что стоит на страницах этой книги, не всегда соответствует действительности.
Если мы не заняты игрою роли, мы можем в принципе заниматься все, чем хотим. Это действительно довольно сложно. Я — принц Оливер, но одновременно с этим не принц Оливер.
Если книгу закрывают, я могу прекратить делать вид, как будто заинтересован в Серафиме или сражаюсь с драконом, а вместо этого околачиваюсь с Фрампом или наслаждаюсь одним из напитков, которые королева Морин так охотно смешивает на кухне.
Или могу попрыгать в море с пиратами, которые очень даже приятные ребята. Другими словами, по ту сторону жизни, которую мы играем, когда читатель открывает книгу, у каждого из нас другая жизнь. Всем остальным достаточно знать об этом.
Им не составляет труда играть свою роль снова и снова, а после того как читатели исчезают, быть пойманными за кулисами. Но я всегда думал об этом.