Дара ошеломленно замер, потом взял одну трубку и приложил к уху.

— Это тебя, — сказал он и протянул ей телефон.

На экране не было ни имени, ни номера.

«Поздравляю, доченька», — произнес теплый добрый голос.

— Кто это? — спросила Сит. Выбор был совсем небольшой.

«Твой новый отец, — ответил Кол Виреакбот. Звук ветра, а потом: — Я удочерил тебя».

Тысячи голосов произнесли разом: «Мы удочерили тебя».

В Камбодже с призраками в доме уживаются примерно так же, как уживаются с пылью. Вы слышите шаги мертвых вместе со своими шагами. Можно подмести пол, но звук не исчезнет.

В районе Тра Бек на бульваре Монивонг есть дом, который хозяева покинули из-за призраков. Можно попытаться закрыть входную дверь, но на следующее утро она окажется открытой. Можно даже попытаться заколотить дверь, как это делали соседи, но она все равно откроется.

Днем рядом с домом всегда можно увидеть пять-шесть человек, желающих войти, или боязливо жмущихся поодаль. Под стенами лежат подношения: цветы лотоса, кокосы и ароматические палочки для курений.

Стены, полы и потолки здесь сплошь покрыты фотографиями. Гостиная, кухня, лестница, кабинет и пустые спальни покрыты фотографиями китайцев и кхмеров на свадьбах; кхмерских чиновников на пикниках; монахов у мечетей; вьетнамских рыболовов, с гордостью демонстрирующих улов; идущих в школу мальчиков в шортах; велорикш перед их старыми необычными повозками; жен, помешивающих суп на кухне. Все счастливы, на всех лицах — улыбки, и фоном у всех фотографий Пномпень, каким он был, когда считался самым красивым городом Южной Азии.

На всех фотографиях старомодным почерком написаны имена.

На столе — тысячи бумажек с именами. Рядом со столом — спички и тазы для пепла и воды. Предназначение у этих предметов простое: сожги бумажку с именем и сделай добро неоплаканному мертвому.

Рядом стоит небольшой знак на английском языке: HELLO.

Каждый Пчум Бен эти имена разносят по всем храмам города. На каждую бумажку наносят золотую фольгу, потом к ней прикрепляют пакетик с рисом. В восемь часов утра монахам доставляют еду, горячий рис и рыбу, вместе с кипами новой одежды. В десять часов приносят еще еду, для калек и бедных.

И каждое утро прекрасная дочь Камбоджи прогуливается вдоль слияния рек Меконг и Тонлесап. Как и сама Камбоджа, она восхищается всем современным. Она одета по последней моде. В ее наушниках камбоджийский ар-энд-би. Она останавливается перед каждой новой постройкой на берегу, хоть сколоченной вручную из досок, хоть возведенной при помощи кранов. Она покупает лапшу у сварливых торговцев с крошечными плитками. Она носит с собой книгу или сидит на невысоком мраморном парапете, чтобы писать письма и смотреть на лодки и дождевые тучи. Она разговаривает с бликами света, отраженными от реки, и называет их «отец».

Последний сборник рассказов Глена Хиршберга «Американские недотепы» был выпущен в 2006 году издательством «Earthling». Его первый сборник «Два Сэма» получил премию Между народной гильдии ужасов и был признан журналами «Паблишерс уикли» и «Локус» одной из лучших книг 2003 года.

Кроме того, Хиршберг является автором таких романов, как «Дети снеговика» (издательство «Carroll & Graf», 2002) и «Сестры Байкала» (готовится к выходу). С Деннисом Этчисоном и Питером Аткинсом он основал «Роллинг даркнесс ревью». Эта труппа актеров гастролирует каждый октябрь по западному побережью США с представлениями о призраках.

Его произведения выходили во множестве журналов и антологий, включая такие издания, как «Антология лучших современных рассказов ужасов», «Лучшие за год рассказы в стиле фэнтези и хоррор», «Темные страхи 6», «Тьма», «Инферно», «Батут», «Кладбищенские танцы», «Летний холод» и «Темная сторона». Живет он в одном из пригородов Лос-Анджелеса с женой и детьми.

«Эта история родилась в один изумительный зимний вечер, когда я читал своим детям книгу Дональда Соболя „Настоящие морские приключения“, — вспоминает Хиршберг, — из которой мы узнали о захватывающей истории Чарльза Ф. Таллмана, о его судне „Кристина“ и о снежной буре 7 января 1866 года. Однако окончательную форму он принял во время моей поездки в Нью-Бедфорд, штат Массачусетс, город, который до сих пор кажется мрачным, пропитанным ворванью и странным, еще до того, как вы заглянете в Музей китобойного промысла и увидите развешанные на стенах орудия для убийства и расчленения китов, такие же жуткие и отвратительные, как гинекологические инструменты, использовавшиеся для работы над „женщинами-мутантами“ в фильме Дэвида Кроненберга „Связанные насмерть“, или фотографии лесов китового уса, сохнущего на доках».

Повернувшись в седле, Селкерк всмотрелся в летающие облака снега, пытаясь определить, какой из обломков поранил ногу его лошади. То, что некогда являлось проселочной дорогой, было усеяно обломками бревен, разбитыми кусками корабельного корпуса и гарпунами, разрозненными предметами домашней утвари: кастрюлями, подсвечниками, книгами с порванными обложками, пустыми фонарями… И по крайней мере один кусок длинной выбеленной челюсти торчал из песка. На челюсти все еще оставался китовый ус, и маленькие комки снега застревали в нем, отчего челюсть казалась не такой старой, какой должна была.

Селкерк обвел усталыми глазами панораму серого декабрьского утра и поежился, еще глубже прячась в несоразмерно длинное пальто, когда ветер со свистом слетел с белых вершин и заскользил между дюнами. Соломенная шляпа, которую он носил больше в силу привычки, нежели в надежде на то, что она защитит от холода, не грела, и разметавшиеся светлые пряди постоянно лезли в глаза. Спустившись с лошади, Селкерк упал на песок.

Все свои дела здесь ему нужно было переделать еще месяц назад.

Инспекционная поездка для еще не оперившейся Службы маяков Соединенных Штатов заставила его проехать пересекающейся петлей от крайней точки мыса до самого Мэна и обратно. Этой осенью он дважды проплывал в пятидесяти милях от маяка на мысе Роби и его удивительной смотрительницы, и каждый раз без остановки. Почему? Потому что Амалия рассказала ему историю смотрительницы в ту ночь, когда он вообразил себе, будто она любит его? Или же он просто не хотел возвращаться сюда даже сильнее, чем думал? Насколько он мог судить, смотрительница уже давно покинула это место, забрав с собой воспоминания. Она могла даже умереть, подобно столь многим вокруг нее. Сжав зубы, Селкерк взялся замерзшими пальцами за уздечку лошади и повел ее оставшиеся полторы мили идущей под уклон дороги в Винсетт.

Приближаясь с восточной стороны, он увидел россыпь прилепившихся к дюнам каменных и обшитых досками домов и постоялых дворов со ставнями на окнах. Ни один из них не казался знакомым. Подобно столь многим небольшим сообществам, промышляющим добычей китов, которые он посетил за время этой поездки, тот город, который он знал, просто не выдержал конкуренции с растущими центрами кровавой индустрии в Нью-Бедфорде и Нантакете.

Селкерк провел здесь одну жалкую осень и такую же жалкую зиму четырнадцать лет назад, когда вечно пьяный отец послал его сюда учиться искусству изготовления свечей у его вечно пьяного дяди. Ежевечерние побои он сносил без жалоб, а после тайком пробирался к таверне «Пика китобоя» и наблюдал за охотниками на китов. Португальцы громко кричали друг на друга и на остальных, а негры (там было очень много негров, в основном недавно освобожденных, но немало и беглых) сбивались в кучки за столами в самых темных уголках зала и бросали испуганные взгляды на каждого проходящего мимо, как будто ждали, что их в любую минуту могут похитить.