…В один из морозных январских дней к Бершанской подошла майор Раскова.
— Ну, Дусенька, — загадочно улыбаясь, сказала она, — еду в Москву. Может статься, сюрприз тебе привезу…
Когда Раскова вернулась в Энгельс, она сразу же вызвала к себе Бершанскую и без долгих околичностей огорошила новостью:
— Принимай командование полком. Поздравляю!
— Каким полком?
— 588-м легкобомбардировочным. Ночным.
— А-а, — без воодушевления протянула Бершанская. — Это тот, что на учебных тихоходах… «Грозные, боевые ПО-2…»
— Ну, вот и разочарование, — рассмеялась Раскова. — А работа предстоит интересная. Задача полка — оказывать помощь наземным войскам непосредственно на передовой. Хорошая маневренность У-2, неприхотливость в эксплуатации, простота в управлении позволят проводить на нем такие операции, которые недоступны быстроходным и тяжелым машинам. К примеру, бомбежка с малых высот огневых точек противника, его ближних тылов и коммуникаций, разведка. Опасно, но увлекательно. Я не тороплю с ответом. Подумай.
Евдокия Давыдовна согласилась, не раздумывая.
Комиссар полка Евдокия Яковлевна Рачкевич имела за плечами десять лет службы в армии. Еще девчонкой-подростком она помогала красноармейцам в борьбе с петлюровцами в Бессарабии. После окончания гражданской войны Дуся Рачкевич не порывает дружбы с Красной Армией, помогает пограничникам выслеживать и вылавливать контрабандистов, занимавшихся одновременно разбоем и грабежами в деревнях. Бандиты пригрозили расправой, и, чтобы уберечь девочку от гибели, начальник погранзаставы предложил ей перейти жить на заставу.
И вот Дуся, в один день повзрослевшая, серьезная, собрала дома вещи и объявила родителям:
— Ухожу к пограничникам. И вам будет, спокойнее…
Жизнь на границе была напряженной, полной опасностей. Дуся не ловила шпионов, она выполняла скромные обязанности уборщицы, санитарки, прачки. Но чувствовала себя бойцом. На заставе вступила в комсомол, а потом в партию.
С путевкой пограничников юная Дуся Рачкевич приехала в Киев на юридические курсы. Потом она — народный судья в Каменец-Подольске, помощник областного прокурора в Житомире, затем в Проскурове. Ей грозили смертью, но не запугали.
В 1932 году Рачкевич добровольно вступила в Красную Армию и скоро стала инструктором политотдела 1-й Червонно-казачьей дивизии по работе среди семей военнослужащих. А еще через год, как одного из лучших политработников, Евдокию Яковлевну направляют на учебу в Ленинград, в Военно-политическую академию. Первая женщина-слушатель академии с отличием заканчивает ее.
Несколько лет Евдокия Яковлевна читала лекции по основам марксизма-ленинизма в Ленинградском училище связи имени Ленсовета и одновременно готовилась к поступлению в адъюнктуру.
И мечта сбывается! В 1938 году Рачкевич — адъюнкт Военно-политической академии. В ноябре 1941 года она должна была защищать свою кандидатскую диссертацию… Но война спутала все планы, 16 июля Евдокия Яковлевна уехала на фронт на должность комиссара военно-полевого госпиталя. Это были горькие дни отступления. Осенью, однажды ночью посыльный разбудил ее: «Товарищ Рачкевич, вас к начальнику госпиталя…» Опять дорога. Новое назначение. Евдокия Яковлевна Рачкевич становится комиссаром группы формирования женской авиационной части в городе Энгельсе.
В один из дней в ноябре к нам в казарму вошла невысокая, черноволосая женщина. В петлице две шпалы. Иронически оглядела девчат. Улыбнулась. Не улыбнуться было невозможно: ведь это было в те дни, когда мы только что облачились в армейское обмундирование, большинство из нас походили скорее на персонажей из юмористического журнала, чем на солдат.
— Хорошенький вид, ничего не скажешь! Слушайте, да разве так заворачивают портянки! Километра не пройдешь, свалишься — и ноги в волдырях. Смотрите. Делается это так…
Быстро заложила один конец портянки направо, другой налево, обмотала вокруг ноги, подправила уголок на большом пальце.
— Вот и все. Готово. Теперь хоть на край света можно идти.
— Кто это? — зашуршали среди девушек вопросы.
— Я комиссар, девушки. Вместе будем служить. Зовут меня Евдокия Яковлевна.
— А где вы так наловчились?
— У пограничников. Как-нибудь расскажу… А сейчас вот что… Ходить в таком виде — только срамить армию. Я уже не говорю о том, что не годится ронять достоинство женского пола. Объявляется аврал.
— Война же, — неуверенно произнес кто-то.
— Причем здесь война? А кто сказал, что на войне девушки должны быть похожи на пугала огородные? Нет, так не пойдет!
Она помолчала, присматриваясь к одной из девушек, выглядевшей особенно несуразно.
— А ну-ка подойдите ко мне.
Евдокия Яковлевна начала вертеть, крутить попавшуюся в ее руки девчонку, одернула гимнастерку, затянула потуже ремень, завернула и подколола булавкой галифе.
Мешковатая фигура стала превращаться в ладного, подтянутого солдата.
— Вот так, кажется, лучше.
Удивленные неожиданным превращением, мы захлопали в ладоши. Рачкевич, склонив голову набок, рассматривала свое «произведение».
Комиссар действовала, как мать в большой семье, когда одежда старших переходит к младшим, когда приходится подгонять на юную фигуру широкое пальто или платье. Наверное, тогда и возникло ласковое прозвище, которое заглазно мы дали комиссару: «наша мамочка».
Евдокия Яковлевна вошла в жизнь летчиц и штурманов так легко и незаметно, как будто мы не один год служили вместе. Она хорошо понимала, что многие девушки решительно изменили свою жизнь, впервые покинули надолго родной дом, впервые столкнулись с суровым армейским бытом. Особенно это касалось штурманов, вчерашних студенток. Эту наиболее многочисленную группу в первую очередь и опекала Рачкевич.
«Сейчас, — писала матери Женя Руднева, — (час назад, так как в данный момент я сижу в столовой за ужином, о чем свидетельствуют пятна на бумаге) я показывала нашему комиссару твою фотокарточку, потому что она на тебя похожа — лицом не очень, но манерами, методом работы — она все время напоминает тебя. Хорошо поговорили мы сегодня о будущем, и она всем нам пообещала после войны прийти в гости. Говорит: «Познакомлюсь с вашими родными, с мужьями». — «А у кого мужа нет?» — «Найдем!» Ладно, надеюсь, мамулька, уж тогда ты хороший пирог сделаешь…»
С «нашей мамочкой» мы могли делиться любыми, самыми сокровенными мыслями, переживаниями. Мы доверяли ей все свои тайны.
Начальником штаба полка стала бывшая студентка четвертого курса механико-математического факультета МГУ Ирина Вячеславовна Ракобольская. В октябре 1941 года Ира Ракобольская, член университетского комитета ВЛКСМ; дежурила в комитете, когда позвонили из райкома комсомола и сообщили о наборе комсомолок в авиацию. Она тут же передала телефонограмму на факультеты и сразу же отправилась в ЦК ВЛКСМ. Ее, как хорошую спортсменку, парашютистку, безоговорочно зачислили в формирующуюся авиачасть.
«Меня назначили начальником штаба, — вспоминала впоследствии Ракобольская. — Командир полка Е. Д. Бершанская ходила с орденом в звании старшего лейтенанта — и меня к ней начальником штаба! Я тогда еще не имела никакого звания, не имела даже представления, что должна делать. Помню, нужно было оформлять аттестации на звания, но, ввиду того, что это делалось впервые, пришлось переписывать их по пять раз, В приказе № 1 было зафиксировано, что мы приступили к исполнению обязанностей. Вторым приказом утверждалось распределение по экипажам личного состава и назначение должностных лиц. Вначале мы чувствовали себя неловко: ведь совсем недавно все были на одинаковом положении, а тут вдруг я — командир. Вхожу в комнату — все должны встать, спросить разрешения и т. д. Не сразу удалось мне освоиться в новом положение и далось это нелегко».
Ракобольскую назначили начальником штаба не случайно. Очень скоро Раскова и Бершанская заметили, что у вчерашней студентки есть несомненный организаторский дар, к тому же учитывался ее прошлый опыт комсомольского работника со стажем.