- Джаным, подай юноше пиалу. А ты садись за стол – гостем будешь.
- Спасибо! – Андрей присел на краешек стула и отчетливо видел, как дрожат руки его любимой, когда та наливала чай в его пиалу.
- Джаным, принеси-ка пахлаву с кухни. И самсу захвати. Пусть гость попробует.
- Спасибо, но я каждый день ем и самсу, и пахлаву…
Дядя Сервер поморщился и махнул рукой:
- Да ну!.. То разве самса? Ее же делают на продажу, душу не вкладывая. А домашняя самса – это совсем другое дело: пища Богов!
- Все равно. Сейчас кусок в горло не лезет. Можно воды?
- Джаным, налей гостю холодной минералки. Ну, давай, рассказывай, с чем пришел…
Андрей непрерывно говорил минут пять. Все это время он видел, как то пунцовеют лица родственников его любимой, то становятся бледными. Когда он закончил, отец Султание задумчиво покачал головой и повернулся к сыновьям:
- Ну, что скажете, дети?
Руслан пожал плечами:
- Я этому жениху сейчас бы яйца отрезал!
- Присоединяюсь! – кивнул Марлен.
- Ага… Вот значит как! – глава семьи почесал затылок:
- Я вижу, что парень ты хороший. Положительный. Но мы не отдаем своих дочерей за славян, хоть и уважаем вас. Такие браки – это для нас нонсенс. До свидания, дорогой.
- У меня еще два слова…
- Ну, давай…
- Сейчас я уйду… И мы больше никогда не увидимся с Султание. И на Земле станет меньше на два человека. Ибо и она, и я, в конце концов, создадим семьи. Но будем идти по жизни живыми трупами, живя и засыпая каждый день с нелюбимыми супругами. Потому что сегодня вы убиваете наши души. И когда придет наш смертный час, мы оба, уходя на небо, вместе с именами родителей своих и детей, унесем имена друг друга. Теперь все. Мне уйти?
Султание тихо всхлипнула и отец перевел на нее суровый взгляд. Это продолжалось с минуту. Потом он вновь обратился к гостю:
- Красиво ты говорил… Красиво и долго. А скажи мне одним словом: что для тебя значит моя дочь?
- Она для меня… - Андрей замолчал, подыскивая нужное слово.
- Ну?...
- Она для меня…
- Ну?!..
- Она для меня… ДЖАНЫМ! – это было столь неожиданно, что мать девушки выронила пиалу из рук, а братья заерзали на диване.
- Вот паразит... Хороший ответ. Ты мне начинаешь нравиться, парень… Я пока ничего тебе не скажу. Но… если я вдруг – я повторяю, вдруг – отдам тебе в жены свою дочь, то ты должен будешь в течение года освоить наш язык…
- Даю слово!
- … внуки мои, кто бы ни родился, должны будут носить татарские имена…
- Принято!
- … мою жену Фатиме, ты должен будешь чтить так же, как свою родную мать.
- Это даже не обсуждается!
- Договорились!... Ну так чего ты сидишь? Домашнюю самсу пробовать наконец-то будешь или нет?...
Через три месяца молодые сыграли свадьбу…
…Восьмое мая - предпраздничный день. Отработав до 14:00, весь коллектив домостроительного комбината отправился на турбазу, отмечать День Победы. Андрей Божко вызвался быть дежурным по предприятию: накануне у него сорвалась сделка по продаже квартиры, и ему с горя были теперь не в радость даже стены родного дома. Зайдя в комнату отдыха, он вынул из кармана плитку шоколада, поставил перед собой на стол бутылку коньяка, но не было сил ее откупорить. Вдруг Андрей услышал гулкие, тяжелые шаги, доносившиеся из коридора.
- Кто бы это мог быть? – подумал Божко и, выйдя из комнаты, увидел мощную фигуру «Кинг-Конга».
- Степаныч, ты чего? Забыл что-то?
- Да нет, я на пять минут. Ты наверное запамятовал: сегодня мои пятнадцать суток истекли. Вот после смены подписал бумаги у директора, отвез в РОВД и все – приехал за вещами… Сейчас соберусь – и будем прощаться.
Все время, пока «Кинг Конг» гремел и копошился в раздевалке, Андрей стоял в коридоре и терпеливо ждал. Ему был очень симпатичен это странный, одинокий и скорее всего, несчастный старик, и теперь, когда он уходил навсегда, Божко понял, что очень к нему привязался и что Степаныча ему будет страшно не хватать. Выйдя из раздевалки с большим пластиковым пакетом в руке, старик протянул Андрею ключи от шкафа:
- Держи. Ну все, срок моего наказания – пятнадцать суток - истек…
- Степаныч, а может останешься? Я тебя в сторожа переведу – совсем не сложная работа.
- Да нет, спасибо. На пенсии я - уже отработал свое. А у меня к тебе еще одно дело есть. Последнее.
Андрей подхватил его под руку и повел в комнату отдыха:
- Погоди ты со своим делом. Проходи вот, садись. Дело твое мы обязательно обсудим. А пока давай выпьем по сто грамм. За Победу. И еще сто - за здоровье моей жены Султание, хорошо?
- Ладно, наливай, только чуть-чуть. Чтобы я в запой не ушел. И смотри, парень, на меня - не увлекайся этим делом. Не вздумай никогда в жизни с горя на бухло подсаживаться – жизнь себе погубишь. Я вот свою погубил…
- Да нет, что ты! Я не пью. Мы с тобой только по «соточке». Два раза. Плохо мне, понимаешь, Степаныч? Плохо… Через две недели надо выезжать в Вену, а у меня сделка по продаже квартиры сорвалась. Ну, за Победу! – они чокнулись пластиковыми стаканчиками, выпили и зажевали коньяк шоколадными дольками.
- Скажи-ка, Степаныч, а кем ты был по жизни? Ну, кем работал? Есть ли у тебя семья, дети?
Старик хмыкнул в кулак и пожал плечами:
- Не помню, Андрей… Ничего не помню... Ладно, наливай!…
Они выпили по второй и Степаныч поднялся:
- Ну, все. Прощай, дружище. Даю слово больше "мажоров" не бить и на пятнадцать суток не попадать. А теперь относительно последнего дела: вот, это тебе… - он аккуратно, а точнее – бережно - вынул из кармана брюк небольшой плоский пакет, сложенный из мятой газеты и положил на стол перед Божко. Тот недоуменно поднял глаза на старика:
- Что это, Степаныч?
- Деньги…
- Деньги? Какие деньги?...
- Твоей жене. На операцию… Восемьдесят тысяч долларов...Точнее, не деньги, а вещь, которую можно продать за такую цену. Номера телефонов клиентов найдешь тут же, в пакете.
- Ничего не понимаю!… Восемьдесят тысяч долларов?... Что в пакете, Степаныч, фамильное колье с бриллиантами, что ли?