<tab>— Горячая вода есть. Жрать найдём. Как брат?

<tab>— Нормально, брат как брат. Ну, я в душик… — И как-то неумело обняв Давида, бросив сумку в угол, скрылся в ванной комнате.

<tab>Послышался звук воды, мат — видимо, путешественник поскользнулся, и — «сер-дце кра-са-ви-цы… склонно к из-ме-е-не…» — фальшивая рулада любимой душевой арии Сергея. Давид решительно взял сумку, запылённую летней дорогой, и вытащил из большого кармана портмоне. Открыл. Деньги, визитки, билет… У Давида выступила испарина, но при этом стало холодно: билет из города С. В портмоне есть ещё молния. Открывает и этот карманчик, здесь бумажка с незнакомым именем и телефоном и две фотографии: одна маленькая, как на паспорт, а другая десять на пятнадцать, но безжалостно сложенная пополам. Давид привалился в стене, потому что стоять стало невозможно. На маленькой фотографии русоволосый насупленный мальчишка с круглыми голубыми глазами и вздёрнутым носиком. На большой — четыре человека при полном параде: полноватый мужчина в годах, с залысинами и с печатью брезгливости на лице, хорошенькая черноволосая женщина в стильном костюме, с высокой причёской и очаровательной улыбкой модели, рекламирующей зубную пасту. Чуть позади женщины стоит молодой человек с шикарной гривой кудрявых волос — герой итальянских мелодрам, и взгляд у него довольный, сытый. Этот кудрявый правой рукой обнимает юношу с лентой «выпускник» через плечо. Юноша не смотрит в объектив, косится на руку, что удерживает его справа. Явно, что светленький юноша — не сын этого вороного клана. Давид судорожно вздохнул, закружилась голова. Он подумал, что нужно сесть прямо здесь в коридоре, чтобы не упасть, так как линии стен, косяка дверей, гардероба поплыли, затуманились, задрожали. И он медленно опустился на пол и стал заставлять себя дышать… «Дыши, сука, дыши, через боль, через хрип, дыши, надо…»

<tab>Сергей вышел из ванной, обёрнутый в полотенце. Довольная улыбка мгновенно смылась, как только он увидел Давида, полулежащего в коридоре: белые пальцы, сжимающие какие-то бумажки, почти белые глаза, белые губы, которые шевелятся, шелестят: «Ши.. сука… ши…» Мужчина кинулся поднимать безвольное тело, трясти, кричал в лицо:

<tab>— Давид! Давид! Что случилось? Дыши! Давай капель! Или нет! Коньяка! Пошли на диван! Давид! Говори со мной! — Сергей смог поднять, смог дотащить до дивана, уложить на подушку, расстегнуть ворот рубашки. Побежал в коридор, где-то в сумке фляжка с коньяком. И тут же увидел, что рядом с сумкой валяется открытое портмоне. Он уже всё понял, но было некогда в раздумьях стоять над вскрытой нечаянно ложью, схватил фляжку, вернулся в комнату. Приподнял голову Давида, уложил к себе на колени, обнял бережно и стал вливать в сухой рот алкоголь, безжизненные губы враз задёргались, парень стал кашлять. Коньяк вреден для тела, но полезен для духа. Давид уже смотрел осмысленно, из объятий не вырывался, но и не прижимался к Сергею.

<tab>— Кто ты? — просипел он.

<tab>— Я всё тот же, Сергей. Я буду рядом, я не предам.

<tab>— Но ты уже предал… Кто ты? Ты не писатель. Ты знал мою историю с самого начала. Ты всё знал… Зачем всё это? — И Давид разжимает обе руки: в одной смятый железнодорожный билет, во второй жалкие останки фотографий.

<tab>— Нет, я ничего толком не знал с самого начала. Я был даже не уверен, что это ты. У меня были на руках эти фотографии, отпечатки твоих пальцев и рассказ Гориновых. Я действительно не писатель. Писатель — мой брат. Он помогал мне составлять текст, я был у него практически каждый день, и мы писали, писали… Я придумал этот трюк с романом, чтобы ты рассказал, чтобы ты выдал себя. Но я не ожидал, что рассказ будет таким. — Сергей обхватывает парня удобнее, прижимает ближе, трётся своей щекой о его висок и слышит шёпот:

<tab>— И кто же ты?

<tab>— Я частный детектив. Я, как и брат, работал раньше в органах, ушёл, открыл свою контору. Лихо раскрутил пару дел, и тут громкая история — убийство Максима Архарова. Все следы ведут к приёмному ребёнку мэра города. Отпечатки пальцев, ужасные характеристики из школы, приводы в милицию, свидетель, в конце концов.

<tab>— Покалеченный Андрон?

<tab>— Да, он рассказал, что якобы давно заметил, что ты вьёшься вокруг охранника Владимира Резниченко. Он подозревал, что у вас была связь. И вот в тот день он застукал вас в кабинете отца. Был вырублен, заперт. Но смог выбраться, по твоему телефону он определил, кому был сделан последний звонок, и поехал к Максиму Архарову, своему другу. Уже подбегая к дому, он услышал выстрел и, когда ворвался в домик, увидел, что Макс уже лежит в луже крови, а ты стоишь с пистолетом. Увидев Андрона, ты выстрелил и в него, попал в плечо. Он упал, потеряв сознание, а когда очнулся, то убийцы уже не было… Вот что я знал.

<tab>— А повод. Он не придумал повод? Зачем мне нужно было стрелять в Макса?

<tab>Сергей подавленно замолчал.

<tab>— Повод был. Л-л-личная ненависть, — как-то неуверенно ответил мужчина. — Короче, органы ничего не смогли сделать. И ты, и Резниченко как канули в Лету. Через несколько месяцев поисков Гориновы обратились ко мне, наняли меня, чтобы я нашёл тебя. Я искал всё это время. Я объездил полстраны. Нашёл твоего дядю-забулдыгу в Новороссийске. Илья Архаров сказал, что ты точно в Москве… — на этом месте Давид дёрнулся.

<tab>— Почему он поверил?

<tab>— Потому что был убит его брат. Илья, между прочим, не стал учиться в Перми. Он в этом году окончил московский вуз по специальности «муниципальное управление». Будет перенимать дела у своего папочки, господина Архарова. И у него идея фикс — найти тебя. Он, когда узнал, что Гориновы меня наняли, пришёл лично и подписал со мной контракт, — Давид выгнулся и взвыл. — Тс-с-с… Он просто не знает правды, я тоже не знал.

<tab>— Как же ты всё-таки нашёл меня?

<tab>— Три месяца назад опера из Екатеринбурга взяли хирурга Греча. На нелегальной операции умер человек. Нашли некий архив его пациентов, такие своеобразные медицинские карточки. Пригласили меня посмотреть на этот архив, так как Греч — последний, кому звонил Макс. Его пробовали раскрутить и раньше, но он был чист. Короче, в Екатеринбурге среди бумаг я нашёл тоненькую папочку с твоей фотографией (почему-то рыжеволосым) перед операцией, не было ни фамилии, ни года рождения, ни паспортных данных, только две фотографии — «до» и, видимо, «после». На ней полуголый красавец с длинными медными волосами, если честно, я не поверил, что это ты.

<tab>— А это и не я. Это модель, по которой меня кроили, Бартек Боровец, — прошептал в грудь Сергею Давид. Он внимательно слушал, и, казалось, не только слова, но и сердце того, кто говорил и обнимал.

<tab>— Ну вот, две фотографии, всякие медицинские параметры и тонкая тетрадь, где написана чья-то наивная биография про Кострому, про школу с английским уклоном, про ссору с родителями, про отъезд в Москву… Это писал ты — у меня был образец почерка. Нигде не было твоего нового имени. Лишь буква «Д». Греч на допросах молчал как партизан: подонок, а принципиальный. Единственное, когда я начал орать, что он покрывает убийцу (то есть тебя), он твёрдо сказал: «Этот точно не убийца!» Но зацепка всё равно появилась — новая внешность, Москва и твоя придуманная биография. И вот я здесь…

<tab>— Ты ездил в С? Зачем?

<tab>— Мне нужно было побеседовать со свидетелями. И я должен был отчитаться у Горинова.

<tab>— Со свидетелями? Откуда они взялись?

<tab>— Ты о них сказал. Я должен был проверить твой рассказ. Я нашёл повариху Алину и вторую повариху Нину Петровну. Они робко подтвердили, что Андрон творил всякие мерзости. А Нина Петровна вообще расплакалась. И ещё я нашёл диджея, которого приглашал Горинов на свои вечеринки. Он не стал скрывать, что был свидетелем, как в «пацана метали дротики».

<tab>— Ты мне не верил?