— Мистер Шеридан.

Он заставил себя поднять глаза на главу магистрата.

— Я спросил, сэр, берете ли вы эту женщину…

— Конечно, беру, иначе я бы тут не стоял.

Ральф прочистил горло.

Эмма с каменным лицом смотрела прямо перед собой.

Сэр Хиггинс выпятил губы и перевел взгляд с одного на другого.

— Мисс Кортни, берете ли вы этого мужчину себе в законные супруги?

Молчание.

Кто-то снова прокашлялся — без сомнения, Ральф пытается сдержать смех. Секунды шли, и становилось все очевиднее, что Эмма пересматривает свое решение.

«Вот оно, начинается, — подумал Алан. — Конечно, мог бы догадаться. Я унизил ее, теперь пришел ее черед. Сейчас она объявит, что скорее в аду замерзнет, чем обменяется супружескими обетами с этим ублюдком».

Хью поднял глаза на мать и потянул ее за юбку.

— Пожалуйста, мамочка, — прошептал он.

— Да, — сказала она тихо. — Беру.

Закрыв глаза, Алан медленно выдохнул, только сейчас осознав, что все это время не дышал.

Было произнесено еще несколько монотонных фраз, за которыми последовал неловкий момент, когда чиновник попросил кольцо невесты.

— Я… — Чувствуя, как лицо его похолодело, а потом запылало, он пробежал руками по жилету, сунул руки в карманы куртки, потом опустил их и стиснул в кулаки. — У меня его нет, — признался он.

— Ясно… Тогда объявляю вас мужем и женой. Мистер Шеридан, можете поцеловать свою жену.

Алан уставился на него и не шелохнулся.

— Сэр, вы могли бы сделать, по крайней мере, это, — подчеркнул чиновник с явным неодобрением и раздражением.

Алан скованно повернулся к ней, и она сделала то же самое, предпочитая, однако, смотреть на его рубашку, а не встречаться с его виноватым взглядом. Он неуклюже взял ее за плечи и вгляделся в лицо. Она не подняла головы и не предложила ни малейшего поощрения.

— Эмма, — произнес он тихо и несколько неуверенно, впервые назвав ее по имени. Потом нежно поймал ее подбородок кончиком пальца и приподнял ее лицо. — Прости, — прошептал он в холодные глаза и наклонился к ней.

Эмма отвернулась, и его губы скользнули по мраморной щеке.

Дело сделано.

ГЛАВА 8

Эмма и Алан находились в кабинете директора магистрата: она стояла у окна, а Алан метался по комнате, как тигр в клетке.

— Какая тут холодина, — пробормотал он.

Эмма поежилась, но это не имело отношения к холоду. Боль обручем сковала сердце, и было почти невозможно дышать.

Алан слегка коснулся ее плеча.

Эмма подскочила и обернулась. Он не сводил с нее глаз, словно пытаясь загипнотизировать.

— На улице холодно, — сказал он и потянулся, чтобы закрыть окно. — Ты простудишься.

Эмма отошла в сторону.

— Тогда вы станете очень богатым вдовцом, не так ли, мистер Шеридан?

— Мне кажется, мы уже прошли стадию мистера и миссис, разве нет?

— Как ты смеешь? — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Как ты смеешь делать вид, что все идет прекрасно?

— Я не хотел…

— Полагаю, тебе все равно, что ты унизил меня.

— У нас будет масса времени, чтобы обсудить это позже…

— Я не желаю обсуждать это позже! Я хочу обсудить это сейчас!

— Бога ради, у тебя же истерика, — отрезал он.

Шагнув к нему так, что ее грудь прижалась к его груди, а голова откинулась назад, она холодно произнесла:

— Сегодня день моей свадьбы, сэр. У меня есть полное право на истерику. Еще у меня есть полное право узнать радость и восторг начала новой жизни для себя и своего сына. У меня есть право наслаждаться букетами, конфетами и любовными стихами. У меня есть право окружить себя любящей семьей и друзьями, которые бы брались за руки и хором желали мне счастья. И, конечно, у меня есть право обнимать мужа, которому я не безразлична. — Затем, не выдержав, Эмма срывающимся голосом закричала: — Если ты не заметил, будь ты проклят, ничего этого у меня не было, и я ненавижу тебя за это! Ты меня понимаешь? Ненавижу!

— Чудесно! — крикнул в ответ Алан, остановив взгляд на побелевшем, разъяренном лице своей жены. — Если до вас еще не дошло, миссис Шеридан, мне глубоко наплевать, какие чувства вы ко мне испытываете! Таково было условие, если вы помните. Этот так называемый брак был заключен по двум причинам: облегчить мои денежные страдания и содействовать восстановлению вашей репутации, которая лопнула по всем швам, когда вы раздвигали ноги перед отцом Хью!

Она ахнула. Отшатнулась назад. Уставилась на него так, словно он выстрелил в нее. Затем рука ее взметнулась со свирепостью жалящей змеи и ударила его по щеке.

Кто-то кашлянул.

Эмма заморгала, приходя в себя.

Алан, взбешенный, с горящей адским пламенем щекой, обернулся.

Суперинтендант Хиггинс прикрыл дверь и с видом полнейшего замешательства подошел к своему столу, где лежал раскрытый регистрационный журнал, ожидающий подписей жениха и невесты.

— Полагаю, мне следует пояснить вам, — сказал чиновник, — что в том случае, если вы решите не подписывать этот документ, предшествующая церемония будет объявлена недействительной.

Алан стоял у стола, сжимая его край побелевшими от напряжения пальцами. Он видел отражение Эммы в стекле портрета королевы Виктории[3]. Щеки ее пылали, выражение лица было вызывающим. Что-то похожее на тревогу зашевелилось у него в груди.

…— Итак, — сказал Хиггинс, угрюмый, как владелец похоронного бюро, — мисс Кортни?

Эмма бросила сердитый взгляд на Алана, затем наклонилась над книгой, чтобы поставить в ней свою подпись.

Они присоединились к гостям в переполненном людьми коридоре — к лорду Кортни, Дорис и графу Шеридану. Хью бросился в объятия Эммы и чмокнул мать в щеку.

Лорд Кортни отозвал Алана в сторону и тихо объяснил, что долг обязывает его вернуться в Кортни-холл.

— Это из-за Риты. Я беспокоюсь о ней. Она такая хрупкая, а после смерти жены… ну… вы понимаете. — Он повернулся, чтобы уйти.

— Как! — воскликнул Алан. — Никаких строгих наставлений от отца, как мне следует обращаться с его дочерью? Ни вежливых угроз относительно того, что будет со мной, посмей я оскорбить ее чувства?

— Ну… я…

— Ни слова ей на прощание? Ни заверений, что, если жизнь со мной станет невыносимой, у нее всегда есть место, куда она может обратиться за поддержкой? Ни ласкового поцелуя в щеку?

— Едва ли вы имеете право меня критиковать, сэр, учитывая ваше прискорбное поведение сегодня и всю последнюю неделю, если уж на то пошло. Я вообще удивляюсь, как Эмма стерпела все это. Вы знаете, как говорят, Мердок: тому, кто живет в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями.

С этими словами он развернулся и, вскинув голову, покинул помещение.

— Связать бы этого старого ублюдка да высечь, — заметил Ральф за спиной у Алана.

Он оглянулся на брата через плечо. В этот момент он внезапно осознал, что семью Эммы мало заботят ее чувства и благополучие, тогда как Ральф, несмотря на происхождение Алана и все неприятности, которые он причинил Шериданам, пришел сегодня поддержать его.

— У тебя руки чешутся врезать ему кулаком по зубам, да? — сказал Ральф.

— С чего бы мне делать это? Этот сукин сын вот-вот сделает меня очень состоятельным человеком.

— Потому что внутри твоей здоровенной пустой груди все же бьется человеческое сердце. Я часто подозревал, что оно есть там, хотя отказывался поверить, потому что не слишком тебя жалую. Но знаешь, надо признать, мы с тобой во многом похожи. Когда я вернулся из Америки, то был самым холодным, расчетливым и гнусным ублюдком из всех, кого знал. Но это было до встречи с Эстер. Ты чувствуешь себя виноватым?

— Да.

— Хорошо. Это значит, есть надежда, что Эмма простит тебя. А я подозреваю, что простит. Она как-то не показалась мне злопамятной, мелочной женщиной. Если б это было так, полагаю, отец Хью уже давно ощутил бы действие суровой руки закона. Кто знает, может, ты, в конце концов, и будешь счастлив.