Ее душа начинала готовиться еще накануне. Эстрелья теряла аппетит, не могла даже сглотнуть слюну. Поминутно смотрела на часы, желая только одного: чтобы как можно скорее наступило шесть вечера, а когда они с Анхелем были вместе, эти же часы, что приблизили встречу, становились для Эстрельи злейшими врагами, потому что теперь они с каждой минутой приближали час расставания. Она любила Анхеля всем сердцем. Она желала его.
Рассказывая обо всем этом, Эстрелья поняла, что совсем запуталась — с одной стороны, ей хотелось полноты счастья: хотелось засыпать и просыпаться рядом с ним, всюду сопровождать его — одним словом, жить одной с ним жизнью. Но с другой стороны, она слишком хорошо помнила свое неудачное замужество, и эти воспоминания заставляли ее вздрагивать от ужаса. Фьямма понимала страх Эстрельи, и чтобы усилить ее желание стать ближе к новому возлюбленному, спросила, чем он занимается. Эстрелья не знала, что ей ответить. Она действительно ничего не знала об Анхеле, кроме того, как он умеет шептать нежные слова, как целует ее и как обнимает. Больше ей ничего не было известно.
Тогда Фьямма попросила, чтобы она описала как можно более подробно какое-нибудь из свиданий. И сама же попалась в ловушку: теперь, сама того не сознавая, она зависела от этой истории, оживлявшей ее увядшие с годами чувства. Эстрелья говорила, и обе они — пациентка и врач — закрывали глаза и плыли, словно уносимые течением любви. Фьямма завидовала Эстрелье белой завистью. Она многое отдала бы, чтобы побыть на месте Эстрельи один лишь вечер, опьянеть от любви, как она. На минуту она забыла свою роль и полностью встала на место пациентки — сделала то, чего никогда в жизни не должен делать человек ее профессии. Но то, что Фьямма слышала, было так прекрасно, что она позволила себе эту слабость, сама себе мысленно выдав разрешение на мечту. Фьямма представила себе, что она и есть Эстрелья. Это она никак не могла нацеловаться на прощанье, это она, теряя голову от любви, целовала Анхеля у входа в часовню... Она пережила то, что рассказывала ей Эстрелья: боль расставания ровно в десять, когда любимый убегает, будто Золушка, оставляя у нее на губах вкус поцелуя, а в груди — жар последнего, самого крепкого объятия.
Прежде чем Эстрелья открыла глаза, Фьямма вернулась к своей роли психолога и задумалась о том, что посоветовать пациентке, хотя это тоже было неправильно — Эстрелья должна была научиться принимать решения сама, а не следовать чужим советам. А задача Фьяммы состояла лишь в том, чтобы сопровождать ее какое-то время и служить зеркалом, в котором Эстрелья видела бы собственные поступки, видела бы себя со стороны, смогла бы оценить свое поведение и сама решить, что она делала хорошо и что плохо, что следует изменить и как именно. Но в тот день Фьямма подумала, что подсказка Эстрелье все же не помешает. И она заставила пациентку поразмышлять над тем, почему Анхель всегда исчезал именно в десять. Что знала Эстрелья о его семье? Женат ли он? Есть ли у него братья и сестры? Кто он по профессии? Он уроженец Гармендии? Где он живет? Оставлял ли он какой-нибудь телефонный номер, какую-нибудь зацепку? Если она хотела, чтобы их отношения развивались, нужно было начинать одну за другой разгадывать все загадки. Фьямма заставила Эстрелью задуматься над своим желанием, здоровым зовом плоти. Если Анхель не хочет брать инициативу в свои руки, это должна сделать Эстрелья, советовала Фьямма. Почему она не решается? Что ее останавливает? Эстрелья объясняла, что страшится разочарования, боится обнаружить под маской нежности еще одного пустого и жестокого человека. В глубине души Фьямма сознавала, что ее попытка заставить Эстрелью действовать объясняется не только стремлением увидеть свою пациентку здоровой и счастливой, но и собственным желанием разделить и пережить вместе с Эстрельей все подробности самых страстных любовных сцен. Поэтому-то она подталкивала свою пациентку к решительным действиям. Убеждала, что Анхель будет хорошим любовником, учила справляться со страхом. Она говорила, что лучший способ победить страх — встретиться с ним лицом к лицу, пережить самое худшее. И тогда страх уйдет навсегда.
Фьямма предложила Эстрелье эксперимент: та должна была представить, что перед ней сейчас не психолог, а бывший муж. Что она сказала бы ему? Она заставила Эстрелью пережить один из самых мучительных моментов ее супружеской жизни и отпустила только тогда, когда пациентка вдоволь наплакалась и освободилась от своей боли. Они потратили на подготовку весь вечер, несмотря на то, что в приемной томились остальные пациенты. Расставаясь с Эстрельей, Фьямма еще раз напомнила, как важно разузнать побольше об Анхеле. Но, с другой стороны, она посоветовала ей идти на поводу у своих желаний, полностью довериться им и испытать то, чего раньше она никогда не испытывала. И крепко обняла ее на прощанье.
Эстрелья вышла из приемной в еще большем смятении, чем когда вошла туда. Она чувствовала, что ей трудно будет успокоиться — столько вопросов роилось в ее голове. Ясно было только одно: она хочет лечь с Анхелем в постель. От одной мысли об этом ей стало трудно дышать. Был вторник. До заветной встречи оставалось еще два дня. По пути Эстрелье попался магазин дамского белья. Она зашла и, готовясь к четвергу, примерила с десяток комплектов. Она выбрала комплект с зелеными и красными цветами и еще под-вязки. Надевать чулки в такую жару было просто сумасшествием, но подвязки были очень "секси". К тому же ей хотелось казаться более искушенной в таких делах. Эстрелья ненавидела ханжество, предпочитала, чтобы ее видели обнаженной, но сейчас кое-кому предстояло увидеть ее в нижнем белье, а не просто сорвать его, даже на него не взглянув. Ей представлялось, что ее будут раздевать медленно, что, возможно, на ней даже оставят подвязки (она видела такую фотографию в каталоге, который ей предложили в магазине, и это действовало очень возбуждающе). Она представила, как будет выглядеть в объятиях Анхеля, но тут продавщица подошла к ней с пакетом и сдачей и вернула ее с небес на землю.
Все последние дни Мартин искал гравера или просто мастера, способного вырезать на поверхности раковины текст его стихотворения. Один уличный торговец серебряными украшениями, из тех, что живут за счет туристов, послал его к ювелиру с улицы Карбон — низенькому человечку со сморщенным, словно высушенная груша, лицом, похожим на мордочку ящерицы, и в больших очках. Его лавочка была известна многим: именно он делал гравировку почти на всех обручальных кольцах, которые носили жители Гармендии.
Ювелир нехотя принял заказ, визгливо прокричав, что сам будет решать, какой шрифт выбрать — он был уверен: Мартин станет настаивать, что надпись должна быть такой, какой ее хочет видеть он. А значит, с него можно будет стребовать большую цену. После целого часа торга ювелир, получив щедрый задаток, пообещал, что заказ будет готов в четверг часам к шести. Обсудив шрифт, решили в конце концов скопировать почерк Мартина (он принес с собой листок с написанным от руки стихотворением).
И вот в назначенный день — ему показалось, что он ждал этого дня целую вечность! — Мартин, счастливый, как ребенок накануне Рождества, забрал свой подарок, уложил его в коробку, которую специально для этого купил в ювелирном магазине, и упаковал в шелковистую зеленую бумагу, на которой перед этим написал фразу, выписанную им когда-то из книги по дзен-буддизму.
Это была одна из любимых книг Фьяммы, и Мартин был уверен, что Эстрелье она тоже понравилась бы.
Он опоздал, но Эстрелья дождалась его. На том же самом месте, где они встречались каждый четверг.
Только сегодня она была решительно настроена, собираясь перевести разговор в другое русло, поговорить не об ангелах, а о вещах более земных и реальных. Говоря простым языком, хотела не вдыхать ладан и смотреть на мерцающие свечи, а увидеть Анхеля обнаженным, и главное — снять покровы с тайны, которая его окружала — ведь даже имя его Эстрелья придумала сама. Эта решимость пришла к ней после разговора с Фьяммой, которая на самом деле и была автором идеи.