А вот Антону не было всё равно. Его всякий раз охватывала безумная ревность, когда он видел их вместе с Волконским. А уж когда они уезжали вдвоём – Антон знал, он увозил её к себе на Садовую – о, как невыносимо становилось ему в тот момент! Представляя, что она там, с ним, на шёлковых простынях, нежится в его объятиях… А ведь Волконский её не любил! Вот что было обиднее всего: он не любил её, и Антон это прекрасно видел. Для Мишеля она была одной из, приятным дополнением к своему статусу – будущая жена, красавица-дворянка, дочь известного петербургского политика…

А для Антона она стала смыслом жизни. И он порой ненавидел Волконского за то, что тому так повезло. Ненавидел и желал ему сгинуть там, на этой проклятой войне, и никогда не возвращаться. Но Волконский, как на зло, вернулся, и вернулся героем, и Ксения тотчас же кинулась к нему, позабыв обо всём на свете. В такие моменты Голицын стыдился собственной мелочности – Мишель, конечно, не виноват, что всё так получилось, и желать ему смерти было крайностью. Но сердцу-то не прикажешь!

В такие моменты его выручал кокаин. Помогал забыться, отдалиться на время от этой боли, которая преследовала его вот уже несколько лет, с того самого момента, когда он впервые увидел эту черноволосую красавицу, Ксению Митрофанову.

– Так что? – облизнув губы, спросила она. – Сделаешь это для меня?

Голицын простонал нечто неразборчивое и с жалостью посмотрел на Ксению, словно умоляя быть благоразумной. Та не унималась, позволила себе взять его за руку и заглянула в глаза – а Антону показалось, что в самую душу.

– Сделаешь? Ведь сделаешь?

– Ксюша, Ксюша, – он тяжело вздохнул и вынужден был кивнуть. – Ради тебя я на всё готов, ты ведь знаешь!

– Так иди! – напутствовала его Митрофанова, коварно улыбаясь. Она предвкушала хорошее представление, а на сердце становилось так легко от грядущих перспектив! Наконец-то она отомстит этой заносчивой рыжей мерзавке!

А Сашенька, не представляющая, какие козни плетутся за её спиной, тем временем вовсю любезничала с Эллой и Катериной Савиновой, вышедшими приветствовать её из толпы гостей. В главной зале было светло, несмотря на вечер за окном, с высокого потолка комнату освещала огромная хрустальная люстра, и в её свете бриллиантовая диадема купчихи то и дело вспыхивала ярким блеском.

– Муж подарил к годовщине свадьбы! – пояснила Савинова, мать четверых детей и просто хорошая женщина. Элла с Сашенькой смущённо улыбнулись, поняв, что им не удалось скрыть своих любопытных взглядов, а Катя покрутила головой, демонстрируя украшение со всех сторон.

– Ах, как я вам завидую, дорогая! – искренне призналась Элла. – Вот бы и мне однажды найти того, кто не поскупится на такую красоту! А пока украшения мне дарит только папенька!

«А мне никто не дарит», – подумала Саша без особой, однако, печали по этому поводу. С задумчивой улыбкой она стала слушать, как купчиха пророчит Элле целый отряд достойных женихов, которые, по словам Кати, только рады будут заполучить её внимание, а Караваева звонко хохотала в ответ, радуясь своим перспективам.

Играла лёгкая музыка, аромат праздника плыл по зале, совсем скоро объявят танцы, а Саше почему-то было невесело. Она изо всех сил старалась изображать заинтересованность, чтобы не расстраивать Эллу, а сама готова была расплакаться от отчаяния и тоски.

Мишеля она не видела с того самого утра, когда он привёз её в больницу, на радость Вере и остальному персоналу. И сегодня наверняка не увидит: да, Элла пригласила его, но сделала это скорее из вежливости, ибо траур по Юлии Николаевне никто не отменял. А вот зато Сергея Авдеева Саша видела прекрасно! Стоял у окна, в обществе своего батюшки и батюшки Голицына, и улыбался ей, не решаясь подойти. И вот так всегда – не решался подойти, не решался позвать замуж…

Сколько времени у неё ещё есть, пока Иван Кириллович не подыщет ей нового супруга? Саша не знала. Но, впрочем, благодаря генеральше, Гордееву ныне стало не до войны с падчерицей. Они с Алёной занялись поисками новой квартиры, потому что, так уж вышло – всё московское имущество Ивана Кирилловича по документам принадлежало его жене. У него был собственный дом, и квартира тоже была, но в Петербурге, а переехать туда он не мог из-за службы, накрепко привязавшей Гордеева к Москве.

Пускай это были временные трудности – денег у него было достаточно, чтобы и снять, и купить себе новое жильё – но княгиня Волконская всё-таки подложила ему крупную свинью с этим завещанием. Или, точнее, Мишель. Это же они с Кройтором подправили пару пунктов, чтобы сделать Волконскую наследницей! Саша всякий раз улыбалась, думая об этом – надо же, какой он всё-таки умный, догадался, не забыл про тот пункт в завещании, на котором Гордеев хотел сыграть, чтобы оставить его без отелей! О да, и умный, и красивый, и благородный, только вот, одна беда – не её.

А во-он той вечно недовольной брюнетки, что стояла у рояля в обществе Антона Голицына и сверлила Сашеньку взглядом. Что-то не так, милая Ксения Андреевна? Платье ваше село некрасиво? Когда Саша поняла, что неприязнь у них взаимная, то немного успокоилась. А уж теперь-то, наткнувшись на её презрительный взгляд, сначала помахала ей рукой – так, словно они были лучшими подругами! – а потом указала на это самое платье и покрутилась на месте, демонстрируя себя со всех сторон.

Дескать – вот, Ксения Андреевна, полюбуйтесь! Я надела ваш подарок на сегодняшний вечер, вам должно быть приятно! О-о, Саша видела, как Митрофанову это раздражает. Поэтому и надела! А ещё потому, что это было, определённо, самое дорогое платье из Сашиного гардероба. Ксения хотела её унизить, а сделала только лучше, поэтому ныне Сашенька была, без преувеличения, самой красивой гостьей на вечере Эллы.

– Сергей Константинович прямо глаз с тебя не сводит! – громким шёпотом поведала она Саше, и та, увлёкшаяся своими выходками с Ксенией, невольно обернулась.

Сергей действительно то и делал, что бессовестно разглядывал её, а когда понял, что разоблачён – покаянно улыбнулся и отсалютовал бокалом с шампанским. У Саши всё это вызвало лишь чувство безграничной тоски, у неё и улыбнуться-то в ответ не получилось, она лишь шевельнула краешками губ, и всё.

– Тебе обязательно надо с ним потанцевать! – не без восторга произнесла Элла, заметив, какими нежными были взгляды Авдеева. А вот тут их обеих удивила Савинова:

– Не надо, – она произнесла это слишком резко и немного смутилась, когда сама заметила это. – То есть, я имела в виду… он хороший человек, и… но…

– Катя? – подтолкнула её Элла, весьма удивлённая подобной фразой, но Савинова до сих пор растерянно хлопала глазами и никак не могла собраться. Сашеньке это показалось странным, она ещё с того вечера у Софьи Владимировны заметила, что Савинова недолюбливает Серёжу и не думает этого скрывать.

За что его, такого хорошего, нежного, ну просто идеального, можно не любить? И вот когда Саша думала об этом, ей становилось совсем худо. Авдеев был чутким, ласковым, терпеливым, всегда готовым прийти на помощь и утешить, но – увы. Каким-то непостижимым образом она влюбилась в его полную противоположность: резкого, грубого, порывистого хама, который даже и не скрывал, что смотрит на неё как на пустое место. И – ну же, Саша, признайся! – влюбилась в него ещё до того, как Волконский стал добрым милашкой. Влюбилась с того дня, когда впервые увидела его, в обществе Ксении и Катерины, на пороге гордеевской квартиры.

«Ох, ну и глупая же я!» – в сотый раз подумала Саша. А Савинова, от которой Элла всё ещё ждала внятного ответа, наконец-то придумала, как уйти от неприятной темы, и с радостной улыбкой воскликнула:

– Только посмотрите, кто пришёл!

Обе девушки обернулись к распахнутым дверям и обе застыли в изумлении. А Сашенька так ещё и прошептала:

– Господи, боже мой…

Это был он.

Словами не передать, что испытала Сашенька в тот момент, когда его увидела! Сегодня Мишель был бесподобен в своём белоснежном офицерском мундире с орденами на груди – теми самыми, которых он, вроде как, стеснялся, а ныне решил надеть. И смотрел он прямо на неё. Так же, как и в прошлый раз, с лёгкой полуулыбкой. А уж когда он направился в их сторону, дабы засвидетельствовать своё почтение хозяйке торжества, у Саши и вовсе подкосились колени. Она не знала, куда деть своё волнение, и как вести себя, тоже не знала. И ещё хуже – она понимала, что Савинова прекрасно всё это видит, оттого и улыбается так загадочно…