Наверное, стоит рискнуть. Превращаться во что-то несуразное совершенно не хотелось. А если он ошибся, то что же, однажды он уже умирал, придется попробовать еще раз. Возможно, на этот раз попытка даже увенчается успехом.

Хаски закрыл глаза, чтобы не видеть Амарию, потянулся к огню, погладил его, словно нетерпеливо приплясывающего охотничьего пса и кивнул, позволяя броситься на добычу.

— Ты что творишь, мальчишка?! — вопль предка заставил открыть глаза и удивленно уставиться на его ошарашенную физиономию.

— Расчищаю территорию, — сказал Хаски.

— Территорию?! Ты должен был почувствовать в себе то, что тебе не принадлежит!

— А я чувствую, — задумчиво признался Хаски.

Ведь и вправду чувствует. Странные светлые блики, пытающиеся притвориться пламенем. Что-то тяжелое и вязкое, как размокшая глина, сбивается в комок и пытается убраться как можно дальше от казавшегося таким уютным места. И ветер, очень много пахнущего грозой ветра. Он отрывает от огня языки, кружит их, заставляет изгибаться и трепетать. Постепенно нагревается и меняется, сливаясь со знакомым сухим и горячим погонщиком огня. Ветер это хорошо, чем больше ветра, тем быстрее побежит пламя. А может оно вообще крылья обретет, превратится в диковинную птицу и наконец, сможет взлететь над привычным миром и оглядеться.

— Болван?! — взвыл Амария, как-то неуверенно оглядываясь. — Ты внимание привлек! Отпускать огонь следовало, когда из разлома выберешься!

— И что? — спросил Хаски, не став уточнять, что о чем-то подобном многоуважаемый предок, вероятно, забыл предупредить.

— И все. Надеюсь, твой командир сможет тебя вытащить.

— Вытащить? — удивился Хаски.

— Сам ты уже не выберешься, — припечатал Амария. — Ты, как бы это помягче сказать, из чужака превратился в часть изменчивой реальности. Ты ведь ее сейчас меняешь, придурок. Но надолго тебя не хватит, поэтому, довольно скоро тебя разорвут на части, поделят между собой, встроят в себя и опять расползутся по своим углам.

— Кто? — спросил Хаски, решив не уточнять, откуда предку это известно. Кто знает, какие тайны открываются ушедшим за грань?

— Местные боги. То из чего рождаются стихии.

Хаски зачем-то кивнул, хотя даже не попытался представить этих богов.

— И как Тошиминэ меня вытащит из пасти бога?

Тошиминэ конечно по своему велик, наверное, но до бога пока не дорос.

— Они его не видят. Они слепы и чтобы они кого-то заметили, он должен стать частью их мира, можно даже сказать, частью их самих. Они и есть этот мир. Их ведь много, поэтому этот мир столь нестабилен и способен принять любую форму, отреагировав на желание, а иногда просто мысль кого-то твердо стоящего на ногах. Уверенного и знающего чего он хочет, понимаешь?

Хаски кивнул. Чего уж непонятного. Сам он, к сожалению, понять чего желает, не способен.

— А как он узнает, что меня нужно тащить?

— Узнает, — улыбнулся предок. — Почувствует, что твоя энергия, а вместе с ней и жизнь утекает в какую-то бездонную пропасть и бросится спасать. У тебя правильный командир. Понимает, что должен сначала спасти подчиненного и лишь после этого его наказать. Если подчиненного не вытащить их той дыры, в которой он решил распрощаться с жизнью, то отпинать его морально и физически будет практически невозможно. Мертвых очень сложно удержать.

— Удержать? — удивленно переспросил Хаски. Ему почему-то казалось, что никто в здравом уме мертвых вообще не трогает. Хотя был ли здравый ум у Лоя Амарии достоверно неизвестно.

Предок мрачно кивнул.

— Наконец-то, — сказал, глядя поверх головы Хаски и первого желтых резко дернуло и куда-то потянуло. Подбросило и приложило физиономией обо что-то твердое.

Хаски открыл глаза, некоторое время удивленно таращился на траву и лишь потом сообразил оглядеться. Над ним стоял мрачный Тошиминэ.

— Идиот, — сказал он. — Ты что творишь?

Хаски потрогал травинки, глубоко вдохнул пахнущий жарой и пылью воздух и улыбнулся.

— Я вернулся, — сказал жизнерадостно.

Кажется, он совсем не изменился. Огонь сжег все, что пыталось его изменить. Приятно чувствовать себя самим собой.

— Вернулся? — раздраженно спросил Тошиминэ. — Ты никуда не уходил, придурок. Сидел над мечом, потом он тебя чем-то приложил и ты начал тянуть силу из долины, прямо из воздуха. Даже погода поменялась, ни одного облака не осталось. Еще бы немного и на тебя бы защита отреагировала. Доказывал бы потом, что ты не демон и все произошло случайно. Посмешище, а не первый помощник. Пришлось врезать тебе по физиономии, иначе ты в чувство приходить отказывался.

Хаски задумчиво потер щеку.

— Он меня обманул. Точнее они, — сказал уверенно.

— Кто?

— Меч и предок, или оба сразу. С другой стороны…

А ведь ощущение вечно голодного пламени, приплясывающего от нетерпения, желавшего помчаться куда-нибудь, вперед, вместе с ветром никуда не пропало. Даже, кажется, усилилось. Или это ветер, рвущий в разные стороны языки огня, усилился. Кажется, поддайся ему и взлетишь над миром вместе со своей стихией.

— Тошиминэ, похоже, моя стихия усилилась, — сказал Хаски.

— И что? — равнодушно пожал плечами командир. — Я же сказал, ты тянул силу из долины. И как только не подавился?

— Она потом опять слабее станет? — спросил Хаски.

— Вряд ли. Слишком уж похоже на тест по выявлению предела возможностей. Твоя алартай переварит полученное и немного подрастет.

— Ага, — сказал Хаски.

Интересно, чего на самом деле добивался то ли предок, то ли меч? А боги разлома существуют, или его просто напугали, чтобы действовал не раздумывая? А самое главное, зачем им это понадобилось? Мечу не хочется, чтобы его держали руки какого-то слабака, вот он и пытается усилить хозяина? Или тут что-то другое? Он ведь спрашивал о возможности рассмотреть в ком-то стихию, а вовсе не о росте собственной алартай. Точнее, о возможности рассмотреть собственную стихию не используя амулеты.

— Тошиминэ, не шевелись, — попросил Хаски.

Командир озадаченно нахмурился, но замер.

Хаски закрыл глаза, чтобы зрение не отвлекало. Погладил пламя, кончиками пальцев подцепил прохладное марево, тянущее к огню любопытные отростки. Ощущение было странное, словно пытаешься удержать в руках тающие снежинки, а они стекают по ладони капельками воды.

— И? — спросил Тошиминэ, когда его помощник открыл глаза.

— Я ведь прикоснулся к твоей стихии, — сказал Хаски.

— Прикоснулся, — кивнул командир. — Только она от тебя сразу сбежала. Жару не любит. А возле огня всегда жарко.

— Я понял, — отмахнулся Хаски. — Я даже понял, что мне хотел сказать меч. Чтобы почувствовать в себе стихию, нужно быть достаточно сильным для того, чтобы ее удержать. Кажется так. Твой ветер я удержать не могу, потому что усилить в себе что-то связанное с водой не смогу ни при каких условиях. Я и почувствовал его только потому, что меня решили испытать на предел возможностей и моя алартай обожралась чужой силой. Вот только, что делать с Тиашем?

— Придумай что-нибудь, — усмехнулся командир. — Можешь даже попытаться испытать его пределы возможностей. Ты же стал видеть связующие после того, когда впервые подошел к свои пределам вплотную. Неужели не видишь взаимосвязи? Ты подходишь ближе и они либо отодвигаются, либо отодвигают тебя. Тут уж у кого на что упорства хватит.

— Именно упорства? — спросил Хаски.

— Ну не таланта же. Талант штука неизменная. Сколько его отмеряно, столько его и будет.

— Понятно.

Придется придумать для Тиаша испытание. Какое-нибудь. С другой стороны, обучение подчиненных всего лишь одна из обязанностей помощника, так что ничего совсем уж неожиданного в этом нет.

Но вот как это испытание должно выглядеть? Не засунешь же его в пасть шихана со светлой мыслью «Авось выживет!». И опять посоветоваться не с кем. Родственникам данная темя вряд ли интересна. Всем остальным не интересен он. У Тошиминэ спрашивать бесполезно. Рыжая Сволочь решил брать пример с Ленока, придумывать заковыристые наказания и наблюдать за тем, как наказанный трепыхается, пытаясь доказать, что такая малость ему по плечу.