Карлос непреклонно стоял на своем: он требовал самолет с экипажем, возвращения раненого Кляйна, которого он хотел забрать с собой, радио, двадцать пять метров веревки и пять пар ножниц. Если требования не будут выполнены или правительственные войска окажутся настолько глупы, что попробуют штурмовать здание, он начнет расстреливать заложников.^{176} Посредник сообщил Карлосу, что врачи общедоступной больницы, где полицейские сфотографировали Кляйна и взяли у него отпечатки пальцев, настаивают на том, что Кляйну нужен месяц на реабилитацию, добавив, что жизнь того зависит от аппарата искусственного дыхания. Карлос повернулся к членам своей группы, чтобы обсудить это. Решение было принято единогласно. “Пусть умирает в самолете, — заявил Карлос. — Мы вместе пришли и вместе уйдем”.^{177}

Требования Карлоса были переданы канцлеру Австрии, социалисту Бруно Крайскому. Вертолетом ВВС его доставили в Вену, испортив ему рождественские каникулы, которые он с семьей проводил на горном курорте в 600 километрах от Вены в местечке Лех, чтобы он разрешил ситуацию, которую сам он впоследствии называл “исключительно трудной".

В три часа дня пополудни, через три часа после того, как прогремели первые выстрелы, Карлос вывел шейха Ямани из конференц-зала в небольшую комнату. Из всех заложников Ямани был самой знаменитой личностью. Будучи главным инициатором нефтяного эмбарго, которое привело к резкому изменению роста цен на топливо, он уже в течение многих лет вызывал ужас у западных стран. Однако принятое весной 1974 года решение снять эмбарго навлекло на него гнев палестинских экстремистов. Народный фронт надеялся, что это эмбарго позволит поссорить Израиль с такими его союзниками, как Вашингтон. Двусторонняя ненависть Запада и Хаддада к шейху Ямани делала его идеальной мишенью.

Ямани не сомневался в том, что его собираются расстрелять. Поэтому он очень удивился, когда Карлос принялся его успокаивать и чуть ли не петь ему дифирамбы. Но вскоре эта маска слетела с него. Карлос заявил, что судьба Ямани должна была послужить уроком Саудовской Аравии. И несмотря на то, что лично он, Карлос, глубоко уважает шейха, у него нет выбора и ему придется убить его. Если австрийские власти откажутся зачитать по радио переданное им коммнюнике и не предоставят самолет, он будет убит в шесть часов вечера, после чего его тело будет выброшено на улицу. Человек такого ума и мужества, с пафосом заключил Карлос, не станет держать зла на своих убийц и сможет понять все благородство их целей и намерений.

“Как у вас только язык поворачивается сначала говорить, что вы меня убьете, а потом требовать, чтобы я не держал на вас зла? — осведомился шейх. — Вы пытаетесь меня к чему-то принудить”.

“Вас? С чего бы мне давить на вас? — воскликнул Карлос. — Я хочу оказать давление лишь на правительство Австрии, чтобы выбраться отсюда. А что касается вас, то я просто ставлю вас в известность о том, что происходит”.^{178}

Ближе к вечеру Карлос окончательно расслабился. Министрам и официальным лицам было позволено свободно выходить из конференц-зала в туалеты, не спрашивая на то особого разрешения. Веревку, полученную от австрийцев, сложили в углу комнаты. Радио, которое посредник из иракского посольства принес из своего дома, работало в другом конце зала, и члены группы Карлоса по очереди слушали сообщения о своем налете в ожидании, когда Крайский передаст их коммюнике. Карлос дружелюбно болтал с присутствующими на арабском, французском и испанском языках. Он понимал немецкую речь, но воспользовался этим языком лишь единожды, когда вежливо спросил одного из заложников, достаточно ли им сигарет.

Карлос сообщил заложникам, что он ведет непримиримую борьбу с капиталистическим обществом, и объявил себя лидером, который должен привести свои войска к окончательной победе. “Что до меня, то я просто солдат и довольствуюсь палаткой”, — заявил он. Когда делегат от Габона, подойдя к Карлосу, назвал свое гражданство, Карлос успокоил его: “Вам нечего беспокоиться. Против вас мы ничего не имеем. Вы защищаете страны «третьего мира»”. Иранскому министру нефти Карлос сказал, что это нападение на ОПЕК не является последним, и похвастал, что в его, Карлоса, распоряжении есть еще сорок коммандос, готовых в любую минуту организовать нападение в любой точке земного шара.

К пяти часам коммюнике все еще не было оглашено по радио. Карлос подошел к шейху Ямани и с улыбкой напомнил ему о недавнем разговоре. “Мое настроение изменилось, и я уже начал меньше бояться, — вспоминал шейх. — Я начал думать не о себе, а о своей семье, детях и близких; о тех, за кого я был в ответе. Я написал им прощальное письмо и объяснил все, что я хотел сделать”.^{179}

Канцлер Австрии согласился передать сообщение Карлоса по радио лишь в 6:22 вечера. Оно не могло произвести большого впечатления на австрийскую публику, хотя в нем и выражалось “сожаление по поводу того затруднительного положения, в которое данная операция поставила миролюбивый народ Австрии”. Австрийский диктор зачитывал его серьезным голосом на смехотворном французском языке каждые два часа до четырех часов утра следующего дня.

Сделав одну уступку, канцлер Крайский потребовал проведения консультаций с заложниками перед тем, как предпринять следующие шаги. По просьбе Крайского все 13 министров и главы делегаций написали ему письма, и Карлос демонстративно с большим уважением отнесся к их конфиденциальности. Все просили Крайского выполнить требования Карлоса и сообщали, что хотят покинуть пределы Австрии под его охраной. Ямани просил Австрию незамедлительно выполнить его требования, чтобы избежать бессмысленного кровопролития.

Чтобы накормить своих боевиков и заложников, никто из которых не ел с самого утра, Карлос потребовал доставки ста бутербродов и фруктов. Австрийцы поспешно выполнили эту просьбу, однако оказалось, что большинство бутербродов было с ветчиной. Поскольку в зале находились преимущественно мусульмане, Карлос отправил все обратно, попросив взамен цыплят и чипсы. Решить проблему помог отель “Хилтон”. В тот вечер там был запланирован прием в честь участников конференции ОПЕК. И поскольку ни о каком приеме речь уже не шла, еда была отправлена в здание ОПЕК к 10 часам вечера. Так как большинство лампочек в конференц-зале было перебито во время стрельбы, министрам и членам делегаций пришлось ужинать при свечах. Карлос не высказывал никаких сожалений по поводу пролитой утром крови. Возможно, ливийский экономист, которого он убил, принял его за агента Моссада. “Но я не виноват, что похож на еврея”, — громко шутил он.

После полуночного заседания совета министров выглядевший очень напряженно канцлер Крайский заявил, что между Карлосом и австрийским правительством совместно с руководством ОПЕК достигнуто соглашение. Австрия уступает, желая предотвратить дальнейшее кровопролитие, в обмен на обещание, что заложники будут освобождены по прибытии в свои страны. Когда один из репортеров усомнился в правильности принятого решения, Крайский рявкнул: “А что вы предлагаете? Штурмовать здание? Это не выход. Мы не имеем права рисковать жизнью других людей”.

Далее канцлер напомнил об убийствах в первые минуты нападения на ОПЕК, о взрывчатке, размещенной по периметру конференц-зала и о требовании Карлоса, чтобы тяжелораненый Кляйн был доставлен к самолету, даже если это будет стоить ему жизни, и указал, что все это свидетельствует о том, насколько мало банда террористов ценит человеческую жизнь.^{180}Алжир, одна из стран, перечисленных Карлосом как возможное место назначения, согласился принять самолет с террористами и их заложниками. Крайский не видел оснований отказываться от подобного предложения, но выдвинул при этом условие, чтобы Карлос освободил всех служащих ОПЕК перед вылетом из Вены.