И тем не менее в обязанности капитана входило охранять не только уважаемого профессора, но и этого молодого прощелыгу.

Профессор тоже получил из Варшавы указания проявлять максимальную бдительность. Ему строго рекомендовали после возвращения из «Шведского атома» запираться в апартаментах и не отвечать на стук в дверь, не впускать абсолютно никого! Ведь самым опасным являлось не похищение портфеля с секретными бумаги, а похищение самого профессора или попытка заставить его под угрозой смерти выдать государственную тайну. Или на словах, или в виде портфельчика. Только хозяин знал, как отцепить его от ножки кресла, а незаметно вынести из отеля портфель вместе с креслом, согласитесь, было бы затруднительно. Другое дело — нападение на самого профессора. Организовать такое значительно проще. Вот почему ученого тщательно проинструктировали, учитывая такую опасность.

Кроме того, профессору рекомендовалось постоянно держать открытой балконную дверь, а по телефону говорить громче, чем обычно. В случае же опасности громко звать на помощь, его обязательно услышат те, кому положено.

Разумеется, профессора все же не поставили в известность о том, что прямо над ним проживает человек, в обязанности которого входит всячески оберегать и самого профессора, и его портфель.

Внешне ничто не изменилось в «Минерва-палас-отеле», но многие его обитатели всей шкурой чувствовали растущее напряжение. Даже в баре уже не было так шумно и оживленно, как прежде. Посетители бара недоверчиво приглядывались друг к другу и уже не столь откровенно беседовали. Все-таки две загадочные смерти не могли не повлиять на общую атмосферу отеля. Капитан Выганович теперь не расставался с револьвером и, наблюдая за посетителями бара, опытным глазом определил — не он один такой.

И в просторном вестибюле отеля постоянно крутились теперь какие-то посторонние мужчины, явно не проживающие в отеле. Впрочем, «крутились» — не то слово. Некоторые из них неподвижно, часами, просиживали в мягких глубоких креслах холла, время от времени обмениваясь вполголоса несколькими словами или кое с кем из гостей отеля, или с обслуживающим персоналом, после чего моментально покидали насиженное кресло, чтобы по прошествии какого-то времени опять опуститься в него.

У Михала Выгановича зародилось подозрение, что красивая горничная с шестого этажа, Маргарет Эстберг, получила распоряжение от своего начальства следить за ним.

Как иначе можно объяснить то обстоятельство, что всякий раз, когда капитан появлялся в коридоре своего этажа, он обязательно встречал девушку? И хотя сердце не камень, капитан всякий раз мужественно ограничивался лишь тем, что приветливо здоровался с красивой девушкой и спешил пройти мимо. У него создалось впечатление, что Маргарет несколько раз хотела с ним заговорить, но он всячески избегал этого, не давая ей возможности и слова сказать. А зачем? Раз он знает, что горничная работает на какую-то из конкурирующих разведок, значит, любой контакт с ней не только излишняя роскошь, но и прямая опасность. Вон, лучший пример — судьба злополучного швейцарца, герра Лахмана. Нет, нельзя пренебрегать таким предостережением, береженого Бог бережет, а что девушка ему очень нравится… Мало ли что, это уже не имеет отношения к делу. Агент обязан интересы государства ставить выше собственных и избегать ловушек. И в данном случае наибольшую опасность для молодого человека представляет молодая красивая девушка, к которой он неравнодушен. Ну какая другая ловушка может сравниться с этой?

И все-таки был в «Минерве» человек, который, казалось, не ощущал на себе гнетущего воздействия общей атмосферы отеля, столь тягостно воздействующей на всех его обитателей. Этим человеком был неугомонный «король репортеров» Свен Бреман. В гнетущей атмосфере отеля он чувствовал себя, судя по всему, как рыба в воде, не теряя бодрости и присущей ему общительности. И, по всей вероятности, находился в прекрасном настроении, хотя проявляемый им юмор носил довольно-таки специфический характер.

Настолько специфический, что многие из гостей отеля просто не отвечали на его сомнительные шуточки, делая вид, что их не слышат. Другие же, будучи не в состоянии их выносить, просто покидали помещение, как только в баре появлялся репортер. А тому, казалось, было на это наплевать, он делал вид, что не замечает такого отношения к себе.

Наблюдательный Михал Выганович отметил, однако, что поведение репортера весьма изменилось. До сих пор, как известно, репортер любил выпить, не ограничивая себя в количестве горячительных напитков. А иногда и злоупотреблял ими. Как заметил капитан, это произошло в те дни, когда в «Минерве» были отмечены два смертельных случая с ее гостями. А вот в последнее время журналист стал пить осмотрительнее, всего-навсего рюмку водки и кружку пива.

Причем делал это очень хитро, не желая, чтобы кто-либо заметил его уловки. Перед журналистом всегда стоял бокал с крепким напитком или кружка пива, но за весь вечер Свен Бреман лишь раза два подливал в них, а сам притворялся захмелевшим. Он явно чего-то выжидал, а на этот случай голова должна быть свежей.

Однажды вечером капитан Выганович, как всегда, дежурил в своем номере. Дверь на балкон держал распахнутой и чутко прислушивался к тому, что происходит в номере этажом ниже. Было около девяти вечера. Профессор, видимо, работал, капитан видел свет настольной лампы в его гостиной. Но вот свет погас. Так и должно быть, обычно в это время профессор Яблоновский отправлялся на ужин. Офицер услышал стук захлопнувшейся двери в апартаментах профессора. Теперь ученый вернется к себе через час-полтора.

Выганович вышел на балкон. В это время года в Стокгольме еще довольно светло. Первая половина июля — пора белых ночей, правда, уже заканчивавшихся. Михал вынес на балкон одно из кресел и, удобно устроившись в нем, принялся курить и любоваться вечерним Стокгольмом Разноцветная неоновая реклама на Кунгсгатен привлекла его внимание: прямо-таки волшебное разноцветье.

Наблюдая за вспыхивающими и гаснувшими огнями рекламы, капитан не утратил бдительности и явственно расслышал скрип открывающихся дверей в номере профессора. Кто-то туда вошел в непредвиденное время. Надо проверить!

Выскочив из комнаты и захлопнув за собой дверь, капитан промчался по пустому коридору своего этажа и спустился на пятый по служебной лестнице. На пятом тоже было пусто, ничего удивительного, пора ужина, все в ресторане внизу. Неслышно ступая по пушистому ковру, капитан подкрался к двери профессорских апартаментов, как вдруг они распахнулись, и из них вышла… Маргарет Эстберг!

Увидев капитана, девушка явно смутилась, и поспешила оправдаться:

— Фру Бергстен, горничная этого этажа, вынуждена была сегодня уйти пораньше и попросила меня заменить ее. Я проверяла, сменили ли в номерах бутылки с минеральной водой.

— Что ж, это замечательно, — как можно сдержаннее отозвался капитан, — я знаю, вы добросовестный работник. О, вы уже не носите свой красивый кулон с Нефертити?

И кивнув девушке, капитан прошел мимо.

— Диего! — услышал он жалобный голос, но даже не обернулся. Капитан понимал, что не следовало так говорить, что он может разоблачить себя, но разве сам факт наблюдения за ним Маргарет уже не свидетельствует о его разоблачении? Ладно, что сделано, то сделано. Она следила за ним, теперь он поймал ее на месте преступления, выходит, они квиты.

До возвращения польского ученого с ужина больше никто не пытался проникнуть в его апартаменты. Капитан прилег, радиоприемник в изголовье тихонько наигрывал приятную мелодию. Теперь, когда обе двери на балкон были закрыты, капитан не мог слышать, что происходило в номере профессора, вся надежда оставалась на этот маленький радиоприемник, который в случае опасности подал бы сигнал. Но сигнала тревоги не было. Ночь прошла спокойно.

А наутро события стали разворачиваться в стремительном темпе. Капитан хорошо знал расписание своих подопечных, знал, когда уходят, когда возвращаются. Время шло к пяти часам, приблизительно к этому времени оба польских атомщика возвращались в «Минерву-палас». Возвращались они пешком всегда вместе, затем расходились по своим номерам, а минут через десять — пятнадцать встречались в ресторане за обедом. Обедали тоже вместе, за этим строго следил профессор, и его молодому коллеге приходилось подчиняться.