М’Хаэль облизал губы:

— А что если Возрождённый Дракон всё-таки ответит на твои призывы и придёт?

Демандред рассмеялся:

— Ты думаешь, я стал бы использовать это в бою с ним? И что бы это доказало? Если я собираюсь доказать, что я лучше, условия должны быть равными. Судя по всему, он не может безопасно использовать Калландор, и совершил глупость, уничтожив Чойдан Кэл. Он придёт. И когда это случится, я встречу его с голыми руками и докажу, что именно я истинный правитель этого мира.

«Тьма внутри… — подумал Таим. — Он совсем спятил, что ли?» Как странно смотреть в эти, вроде такие рассудительные, глаза и слышать полный бред, слетающий с его губ. Когда Демандред впервые явился М’Хаэлю, предложив ему шанс послужить Великому Повелителю, он таким не был. Заносчивым, да. Но все Отрёкшиеся были заносчивыми. Желание Демандреда лично убить ал’Тора сжигало его изнутри, словно пожар.

Но это… Это было нечто другое. Жизнь в Шаре его изменила. И, безусловно, сделала слабее. А теперь ещё и это. Кто стал бы добровольно отдавать столь мощный артефакт своему сопернику?

«Только глупец, — решил М’Хаэль, протягивая руку за са’ангриалом. — Убить тебя, Демандред, всё равно что облегчить страдания лошади с тремя сломанными ногами. Жаль. Я надеялся расправиться с тобой как с достойным соперником».

Демандред отвернулся, и М’Хаэль направил Единую Силу через Сакарнен, жадно впитывая щедрый поток. Его наполнила Сила — дикая, бурлящая сладость саидин. С ней он был непобедим! Он мог всё что угодно. Сдвинуть горы, уничтожить армии — и всё совершенно один!

М’Хаэля так и подмывало зачерпнуть Силы, сплести потоки и уничтожить соперника.

— Будь осторожен, — произнёс Демандред. Его голос прозвучал слабо и жалко. Как писк мыши. — Не пытайся направлять через него в мою сторону. Я привязал Сакарнен к себе. Если попытаешься использовать его против меня, тебя выжжет из Узора.

Мог Демандред солгать? Разве можно настроить са’ангриал на определённого человека? Он этого не знал. Он задумался, затем опустил Сакарнен — с горечью, которую не могла заглушить сладость текущей сквозь него силы.

— Я не идиот, М’Хаэль, — сухо продолжил Демандред. — Я бы не дал тебе петлю, на которой меня можно вздёрнуть. Ступай и делай то, что сказано. Ты сейчас мой слуга, моя рука, держащая топор, чтобы срубить дерево. Уничтожь Амерлин. Используй Погибельный Огонь. Так нам приказано, и мы это исполним. Перед тем как перестроить мир на свой новый лад, его следует разрушить.

М’Хаэль зарычал в ответ, но поступил, как ему сказали, и сплёл Врата. Он уничтожит эту ведьму Айз Седай. А потом… потом он придумает, как расправиться с Демандредом.

Илэйн расстроено наблюдала за отступлением пикинёров. Она никак не могла смириться с тем, что Бергитте удалось убедить её выйти из боя, ведь прорыв троллоков мог произойти в любой момент.

Илэйн отступила почти к самым руинам, которые в настоящий момент находились вне прямой опасности. Её окружало двойное кольцо гвардейцев, большая часть телохранителей отдыхали и ужинали, пользуясь перерывом в сражениях. Это хоть немного восстановит их силы.

Илэйн не поднимала своё знамя, но отправила посыльных к командирам, чтобы дать знать: она осталась жива. Она пыталась управлять боем с троллоками, но её усилий было недостаточно. Её войска явно слабели.

— Мы должны вернуться, — обратилась она к Бергитте. — Они должны меня видеть.

— Не уверена, что это что-то изменит, — ответила Бергитте. — Наши полки просто не могут устоять и против троллоков, и против этой проклятой Единой Силы. Я…

— Что? — спросила Илэйн.

Бергитте отвернулась:

— Клянусь, когда-то я помнила подобную ситуацию.

Илэйн стиснула зубы. Она считала потерю, которую понесла Бергитте, мучительной, но это была проблема одного человека, в то время как гибнут тысячи её подданных.

Неподалёку беженцы из Кэймлина обыскивали местность в поисках стрел и раненых. Несколько групп подошли к охране Илэйн, негромко с ними заговорив, расспрашивая о ходе битвы или о самочувствии королевы. Илэйн почувствовала гордость за беженцев и их стойкость. Город был разрушен, но дома можно отстроить заново. Людей, настоящее сердце Кэймлина, так легко не победить.

По полю боя ударило ещё одно копьё света, убивая людей, разрушая линию обороны пикинёров. Помимо этого, на дальнем склоне Высот шла неистовая битва направляющих женщин. Но отсюда она видела только вспышки света в ночи. Надо ли Илэйн присоединиться к ним? Здесь её командования было недостаточно для спасения жизни солдат, но оно обеспечивало управление битвой.

— Мне страшно за нашу армию, Илэйн, — сказала Бергитте. — Боюсь, мы потерпели поражение.

— Мы не можем потерпеть поражение, — ответила Илэйн, — потому, что наше поражение сейчас значит поражение для всего человечества. Я отказываюсь сдаваться. Мы возвращаемся. Пусть нас попытается уничтожить Демандред. Возможно, если меня увидят солдаты, это вселит мужество в их сердца, заставит их…

Неподалёку группа беженцев из Кэймлина вдруг напала на её гвардейцев и телохранительниц.

Выругавшись, Илэйн, повернула Лунную Тень, обнимая Единую Силу. На людях, группу которых она сначала приняла за беженцев в грязной перепачканной сажей одежде, были надеты кольчуги. Они сражались с гвардейцами, вытащив мечи и топоры. Это были не беженцы, это были наёмники.

— Измена, — закричала Бергитте, поднимая лук, и её стрела пронзила горло наёмника. — К оружию!

— Это не измена, — сказала Илэйн. Она свила Огонь и поразила плетением группу из трёх человек. — Это не наши! Берегись воров в одежде нищих!

Она повернулась к другой группе «беженцев», напавших на поредевшую линию гвардейцев. Они были повсюду! Они подкрались незамеченными, когда всё внимание было приковано к дальнему полю боя.

Когда одной группе наёмников удалось прорвать охрану, она свила саидар, чтобы показать им, как глупо нападать на Айз Седай, и ударила мощным потоком Воздуха.

Но, когда он достиг одного из нападавших, плетение распалось. Выругавшись, Илэйн повернула лошадь, чтобы ускакать прочь, но один из атакующих кинулся вперёд и вонзил меч в шею Лунной Тени. Заржав, лошадь встала на дыбы, и Илэйн, на краткий миг окинув взглядом картину сражающихся вокруг гвардейцев, выпала из седла, охваченная паникой из-за беспокойства о детях. Грубые руки, схватив за плечи, прижали её к земле.

В ночи блеснуло серебро. Лисий медальон. Ещё одни руки плотно прижали его к её коже чуть выше груди. Металл был обжигающе холодным.

— Здравствуй, моя королева, — рядом с ней на корточки присел Меллар. На неё злобно смотрел бывший гвардеец — тот самый, которого многие всё ещё считали отцом её детей. — Тебя было очень трудно выследить.

Илэйн плюнула ему в лицо, но, он, ожидал этого и закрылся рукой. Улыбнувшись, он встал, оставив её в руках двух наёмников. Хотя некоторые гвардейцы ещё продолжали сражаться, большая часть была оттеснена или погибла.

Меллар повернулся навстречу двоим бандитам, тащившим Бергитте. Женщина вырывалась, и третий поспешил к ним на помощь. Меллар вытащил меч, и осмотрел клинок, словно любуясь своим отражением в его полированной поверхности, а затем вонзил лезвие в живот Бергитте.

Судорожно втянув воздух, Страж упала на колени. Мощным ударом сверху наотмашь Меллар отрубил ей голову.

Илэйн застыла, неспособная ни думать, ни действовать, глядя, как труп Бергитте упал вперёд, разбрызгивая кровь. Узы растаяли, и вместо них пришла…боль. Ужасная боль.

— Как долго я этого ждал, — заявил Меллар. — Кровь и проклятый пепел, какое приятное чувство.

«Бергитте…» Её Страж мертва. Её Стража убили. Это твёрдое, но щедрое сердце, эта удивительная верность уничтожены. Эта потеря была… Разум отказывался её воспринимать.

Меллар пнул труп Бергитте, и тут к ним подъехал человек, облачённый в андорскую форму, с перекинутым через седло телом. С головы висевшего вниз лицом трупа свисали спутанные золотые волосы. Кем бы ни была та несчастная, на ней было точно такое же платье, что и на Илэйн.