Он нежно берет ее под локоть, осторожно зовя ее продолжит прогулку. Поцелуй был огромным шагом в верном направлении и это все еще только часть того, что он хотел от нее. Внутри его груди словно все завязано веревками, сильно изношенными на узлах.

С руки Колина два дня назад сняли гипс, и он был благодарен, как никогда, за возможность мыть посуду. Они с Дот закончили уборку, но он медлил и не уходил, чтобы остаться в ее компании. Она сегодня была тихой. Ни посвистывания во время готовки, ни пошлепывания лопаткой. Просто задумчивая, тихая Дот, ему странно видеть ее такой.

– Длинный день? – спрашивает он.

Она пожимает плечами:

– Знаешь, как это бывает, когда у тебя на пути гроза.

– Твои колени-барометр пошаливают?

Она хмуро смотрит на него через плечо:

– Очень смешно, умник, – она возвращается к раковине, и ему видно ее отражение, когда она смотрит в окно с видом на заднюю сторону квадратной площади. Она выглядит обеспокоенной. – Это что-то вроде, – начинает она, подыскивая слова. – Какое-то нехорошее чувство. Я не уверена.

Колин сглатывает и занимает себя раскладыванием тарелок.

– Эй, Дот, ты помнишь девушку по имени Люси Грей?

Она замирает, развязывая фартук.

– Конечно. Здесь все помнят ее имя.

– Ага, – Колин напряженно дышит. – Так ты была здесь, когда… Когда это случилось с ней?

– Почему ты меня спрашиваешь о чем-то подобном?

Он пожимает плечами, принимает из ее рук тяжелый мешок с мукой и кладет его на стол.

– Просто так. Кто-то из ребят был на берегу озера, и начал говорить об этом за обедом.

Она пристально смотрит на него с серьезным выражением лица.

– Лучше бы тебе не появляться там.

– Конечно, нет, – это ложь, а он, как правило, не врет Дот. Но он всегда бывает на озере, и полагает, что так как это одна и та же ложь, что он говорил ей снова и снова на протяжении многих лет, то это можно считать одноразовым обманом.

– Ее убили, - наконец говорит Дот, наблюдая, как Колин начинает раскладывать вымытое столовое серебро. Краем глаза он видит, как она уперла кулак в свое бедро, и он почти слышит, как тикает ее работающий мозг. – Ты ничего не помнишь из этого? – спрашивает она.

Он показывает на себя охапкой вилок:

– Я? – она кивает. – Что? Нет.

– Ее убили, когда тебе было шесть лет.

Тогда он жил на территории кампуса, и он только что потерял своих родителей. Он помнит так мало из того времени, кроме странного постоянного стремления раствориться и уплыть.

– Я ничего не помню об этом.

Она кивает, поворачивается и, опираясь на руки, смотрит в окно.

– Нет, я и не думала, что ты помнишь. Вокруг тебя и так слишком много всего происходило, – она опускает голову и покачивает ею. – Просто ужасно.

Ему не хочется слышать ее версию истории, но какая-то нездоровая его часть хочет знать все.

– Твои родители погибли, и ты жил с Джо. Думаю, ты не мог заснуть в ту ночь, а Джо был на встрече с директором общежития. Ты был на крыльце и один играл со своими солдатиками, – она поворачивается и смотрит на него, улыбаясь. – Ты видел, как он уносил девочку в лес. Ты побежал и нашел меня. Это не спасло ее, но благодаря тебе парня поймали. Мы и понятия не имели, что этот монстр жил у нас под боком. И он убивал… Боже, я думаю, он убил еще семерых детей.

Колин стоит, пораженный, и чувствует, что его ужин уже просится наружу.

Глава 13

ОН

Кроме расплывчатых воспоминаний их похорон, у Колина было несколько ясных, связанных с его родителями и с автокатастрофой, которая унесла их жизни и странным образом оставила его самого целым и невредимым. Их гробы были расположены в передней части церкви, и аромат лилий был настолько сильным, что в животе ныло. Грудь его отца была раздавлена приборной панелью, и специалисты из похоронного бюро были вынуждены ее восстановить: они заменили мышцы и кости металлическими прутьями и воском.

Колин помнит только фиолетовый синяк, выглядывающий из-под манжеты накрахмаленной рубашки своего отца. Рука его матери была вырвана из тела ремнем безопасности – об этом он узнал годы спустя – и рукав ее любимого розового платья был пуст. Будто они думали, что никто ничего не заметит.

Он задается вопросом, почему кто-то хочет видеть своих любимых вот так, с неправильным цветом кожи и с навсегда закрытыми глазами.

Это не то, что он хочет помнить.

Ему хочется открыть свой мозг, вырвать оттуда уродливые страницы и заменить их новыми, более счастливыми. Такими, где мамы и папы не умирают, а монстры в полночь не уносят девушек в лес.

Колин никогда не чувствовал себя так плохо, пока не встретил Люси. Он думал, что если узнает чуть больше о ее истории, то это станет облегчением, недостающим кусочком мозаики, который прекрасно впишется в общую картину. Вместо этого он узнал, что был последним, кто видел ее живой, и это страницы, написанные ужасом и кровью.

Но она сейчас здесь, живая или нет, переступает порог, когда он открывает дверь. Благодаря ее улыбке многие вещи легче забыть. По крайней мере, на несколько часов. Прошло три дня с тех пор, когда Дот рассказала ему о его роли в событиях, связанных с убийством Люси. Каждый вечер он пытался рассказать ей об этом, и каждый раз чувствовал, будто его рот был на замке, а в горле ком.

Как всегда, Люси стягивает свои ботинки и направляется к его окну и отодвигает занавески. Сегодня снег пытался идти весь день, и в свете фонаря трепещут небольшие хлопья и медленно падают на землю. Несмотря на темноту, небо кажется ярким, почти светящимся, заполненным облаками, которые кажутся подсвеченными сзади.

– Сегодня нет звезд.

– Зато все небо в снегу, – говорит Люси, носом прижимаясь к стеклу. Нет ни пятнышка конденсата там, где ее кожа касается окна. – Моя бабушка говорила, что это выглядит так, будто кто-то оставил телевизор на небесах, – ее смех замирает, и она поворачивается к нему. – Почему я это помню?

– Я не знаю. Может, ты как жертва амнезии. Когда некоторые вещи вызывают определенные воспоминания.

– Ага, наверное.

Она поворачивается к небу, а он закрывает глаза, пытаясь отгородиться от картины, которая будет всегда его сжигать. Он хочет рассказать ей нечто большее о ее смерти, о своей роли во всем этом. Но есть что-то еще, какой-то голос в его голове, который повторяет снова и снова, говоря ему, что это плохая идея.

Дот сказала, что призраки здесь, потому что у них есть незаконченные дела. Возможно, поэтому и Люси здесь. Он знает, что это что-то значит для него, это предупреждение отнестись к этому более серьезно. Колин сильно сомневается, что кто-то из мертвых возвращается, потому что потеряли книгу в библиотеке или потому что скучают по школьным занятиям. Должно быть, есть нечто большее. Свести счеты? Отомстить? Его бросает в дрожь; Люси никогда не причинит ему боль. Он знает это. Но если уж у кого и есть незавершенное дело, так это точно Люси. Что может быть более незавершенное, нежели ваше сердце, вырезанное из груди человеком, кому ваши родители доверили вашу безопасность?

Когда Люси поворачивается к нему лицом, он дрожит.

– Холодно? – спрашивает она.

– Не-а. Просто судорога.

Люси сокращает расстояние между ними, останавливаясь только тогда, когда своими пальцами ног касается его. Он борется с чувством, как каждая частичка его тела хочет приблизиться к ней. Он хочет поцеловать ее снова.

Сейчас так тихо, что трудно поверить, что много людей находятся в комнатах этажами выше и ниже, а так же снаружи. И Люси сейчас такая тихая. Она не ерзает, не покашливает, не контролирует все постоянно, как и другие девушки. Ему кажется, что он почти слышит, как на улице падает снег.

Но при отсутствии всех этих отвлекающих факторов, есть что-то еще, повисшее в воздухе между ними и превращающее все его чувства в какие-то сверхъестественные. Когда она тянется и дотрагивается до его нижней губы, поглаживая по кольцу, это ощущается так, будто весь воздух вокруг движется вместе с ней.