Изменить стиль страницы

Моя реакция не заставила себя долго ждать: щеки покрылись пурпурным румянцем, ненасытное влечение к нему тут же проснулось, и, как только я хочу наброситься на него, быстро осознаю, что мы в общественном месте, и быстро беру себя в руки.

— Как жаль, что здесь столько детей.

— Почему?

— Ну, понимаешь, — начинаю ерзать я на лавке, — я ужасно хочу поцеловать тебя и не только. Но боюсь, что нас не совсем поймут.

— Ты так думаешь? — улыбается он.

— Я уверенна.

— Ну, тогда нам лучше найти место потемнее, — игриво смотрит он на меня и целует в висок.

— Я не знаю, что ты задумал, но мне уже нравится.

Дурачась, мы продолжили свою прогулку в направлении океанариума. Зайдя вовнутрь, Адан сразу же потянул меня в уединенный темный угол одного из залов, окруженного вокруг огромными аквариумами. И вот мы страстно целуемся, я прижата к холодному стеклу, а за моей спиной плавают огромные яркие рыбы.

Мое тело привычно отзывается на каждое его прикосновение и возгорается изнутри. Его ладонь крепко сжимает мои запястья, заведя руки над головой, а вторая безжалостно проскальзывает по бедру под ситцевое летнее платье. Адан, целуя мое лицо, спускается по шее, и от каждого прикосновения его губ тело распаляется сильнее, и лишь контраст аквариума, остужающий спину, не дает мне полностью сгореть. В туннель заходит группа детей с экскурсоводом, и мы, словно застуканные подростки, возвращаемся на землю и, поправившись, уходим.

Когда мы подходим к необычным, огромным и современным постройкам, Адан говорит:

— Это город искусств и наук имени принца Фелиппе.

Я вдруг понимаю, почему мы не зашли в тот музей, поскольку, чтобы обойти все сооружения этого музея, нам потребуется немало времени.

— Этот музей адаптирован специально для школьников, которым предлагается специально трогать и приводить экспонаты в действие.

Находясь под впечатлением, я продолжаю, как сумасшедшая, фотографировать все на свой телефон. Все сооружения дополнялись различными бассейнами, парками и прудами. Но, как бы мне не хотелось продолжать путешествие, мои ноги устали. И когда Адан предложил пообедать в одном из кафе, я с радостью соглашаюсь.

— Раз ты знаешь, чем на жизнь зарабатываю я, — начинает разговор Адан, когда мы сидим в уютном кафе, — можно узнать, чем занимаешься ты?

— Я работаю в одном журнале.

— Ты журналистка?

— Да, — с грустью произношу я.

— Так вот почему тебе в голову пришла мысль о статье?

— Да, излишки профессии, — улыбаюсь я.

— Мне надо беспокоиться? — я вижу, как он немного напрягся.

— Я думала, ты уже понял, что можешь мне доверять. И моя жизнь — это одно, а работа — всегда на втором месте.

— Из твоего тона я могу предположить, что тебе не нравится то, чем ты занимаешься? Ты не хотела быть журналистом?

— Напротив, я сама выбрала эту специальность. Мне ужасно нравилось писать статьи в институте, и я думала, что в журнале все будет так же.

— Но?

— Я пишу для колонки «Отдых и путешествия».

— Это же хорошо.

— Как говорят мои подруги: тяжело писать о путешествиях, если ни разу не покидала свою страну. И вот я уже год пишу статьи по путеводителям и форумам и каждый раз выслушиваю кучу критики в свой адрес.

— Разве ты не можешь летать по всему миру, чтобы писать о разных городах?

— Могу, — я опускаю глаза.

Адан внимательно смотрит на меня, пока, осознав, не произносит:

— Но ты боишься.

Поднимаю голову и смотрю на него своими синими глазами, так как знаю, что не встречу презрения в его взгляде.

— Знаешь, — почти шепчет он, — я рад, что ты трусиха.

Непонимающе смотрю на него.

— Если бы не эта твоя черта, возможно, мы бы никогда не познакомились.

Я улыбаюсь, смотря в уже такое родное мне лицо, которое приближается к моему, и он целует меня, нежно, как в первый раз.

Ближе к вечеру мы посетили музей изящных искусств Валенсии, и вот, когда солнце село, он решил повести меня на пляж. Именно тогда, когда людей на нем больше не было. Мы, сняв обувь, идем по берегу, погрузив ступни в теплую воду.

— Если хочешь, мы можем искупаться, — предлагает Адан.

— Заманчиво, — смотрю, улыбаясь, на него, — но все же предпочитаю остаться сухой, так как не знаю, куда ты отведешь меня дальше.

— Правильно.

Пройдя несколько километров по берегу, мы поднимаемся на набережную, и Адан ведет меня на летнюю площадку уютного ресторанчика. Мы ужинаем в сопровождении живой музыки.

— Так откуда у тебя такая растяжка? — неожиданно спрашивает меня он.

— Что? — не сразу поняв, о чем он, смотрю на него.

— Я вспомнил, что хотел тебя спросить о том конкурсе в квесте. Ну, ты помнишь?

— А, ты о тех позах, которые обещал попробовать, но, если мне не изменяет память, мы так и не изобразили, — кокетливо беру бокал и делаю глоток, смотря ему прямо в глаза.

— Куколка, тебе стоит только попросить, — поддерживает мою игривость он, — и мы сможем попробовать их все!

— Заманчиво, — кусаю я губу.

— Так все же ты мне ответишь?

— Я с детства занималась балетом, и сейчас посещаю танцевальную студию.

— Так ты балерина?

— Увы, несостоявшаяся, — с ноткой досады отвечаю я.

— Можно узнать, почему?

— Разве не понятно?

— И чего же ты испугалась?

— Как и любой подросток — провалиться на пробах и опозориться!

К нам подошел официант с нашим заказом, и я ужасно обрадовалась, что, возможно, разговор окончен. Но, увы, как только он отошел, Адан продолжил свои расспросы.

— Так ты даже не попробовала?

— Почему же? — не знаю, почему, мне впервые не хочется открыться ему. — Я прошла предварительный отбор в своей стране, и оставалось лишь слетать в Англию и пройти его там.

— Так ты испугалась лететь?

— Нет.

Смотрю на него, понимаю, что ему интересно, и решаюсь все-таки рассказать.

— Помнишь, я тебе упоминала о старшем брате?

— Да.

— Так вот, мой брат Джон все мое детство поддевал меня с каждым моим увлечением. И чем бы я не занималась: рисованием, пением или танцами — всегда звучала одна и та же реплика: «Ты же неудачница, Миа! Зачем ты вообще тратишь на это время?» Каждый раз от его замечаний во мне просыпался бунт доказать, что это не так, — я остановилась, — но ты знаешь, когда даже близкие тебе люди не верят в тебя, через время ты сам начинаешь в себе разочаровываться.

— Я тебя никогда не пойму, — говорит Адан, — поскольку в моей семье мы с братом должны были быть и были лучшими во всем. Наши родители всегда твердили нам: «Только лучшие добиваются чего-то!»

— Быть может, если бы у меня были родители, как у тебя, ты бы сидел сейчас за столом с примой, — улыбаюсь я.

— Даже хорошо, что ты не прима.

— Почему?

— Ужасно не люблю делиться с кем-то.

— Так вы собственник, сеньор Морр? — наклонившись вперед, смотрю на него, нависая над столом.

— Еще какой, — так же наклонился он мне навстречу.

— Но я в твоем распоряжении лишь на время?

— Это да, — ухмыляется он, — но как ты быстро попалась?

— Попалась? — мое лицо полно изумления.

— Скажи мне, когда тебя начало тянуть ко мне?

— Тянуть?

— Да! Когда ты впервые захотела меня?

— Ты хочешь услышать правду?

— Конечно.

— Наверное, когда я открыла ночью дверь и встретила тебя, лунатика, в первый раз.

Вижу, как его глаза расширяются от моих слов.

— Еще, когда ты привез меня тогда к себе домой, я была готова заплатить тебе чем могу за твое внимание. И чем больше ты держал меня на расстоянии, тем больше меня, как ты говоришь, тянуло.

— Я просто идиот!

— Не могу не согласиться, — улыбаюсь я.

Глава 15

Ягуар останавливается, Адан помогает мне выбраться из машины и отправляется к багажнику за чемоданами. Мы идем по деревянной пристани, солнце легко обогревает ранними лучами. Я иду впереди, так как Адан везет наши чемоданы, решаю остановиться, поскольку не знаю, какая из яхт наша.