Ты отбивайся от боли-то, Дмитрий Васильич. Сейчас доктор придёт, примочку наложит, порошки даст. Теперь доктора хорошие, не в старину живём... (Окриком.) Тише, чорт, не дерево ворочаешь!

Молчание. Кто-то за занавеской присел на корточки.

Дмитрий Васильич, ты кричи... кричи, Дмитрий Васильич, легше тебе станет. Тут лес, тут можно.

Молчание.

Лена. Тишина какая...

Травина. Когда на войне тишина, это крадётся кто-нибудь.

Мамаев. Небось, Донька к больнице подпалзывает.

Лена (с болью). Не подстрелят его, папаня?

Мамаев. Бог милослив, достигнет. Мостик он уж давно миновал. Ишь ты, верхом на ветерке скачет. Вот, к доктору перстиком стучится. Тук-тук-тук. Докторица поднялася, волосья со сна ровно тина висят... к окошку присунулась.. (Подражая женскому голосу.) «Чего колотишься, человек аль ветер?» — «Это я, Серафима Платонна, Донька!..» Ну, тотчас его впускают. И тут зачинают они доктора тормошить...

Лена. Скорей, папаня. Это жизнь моя!

Мамаев (рассудительно). Безо времени ничего не быват. Доктор не наш брат: топорище за пояс, и пошёл. Ему пузырёчки надо захватить, опять же часового обмикитить.

В полном составе из-за занавески появляется «врачебная комиссия». Все смотрят на конского доктора. Дракин проводит руками по лицу, как бы в потребности стереть с лица ощущенье чужой муки.

Похлёбкин. Пошарь, пошарь в чёрном своём мешке, Степан Петрович. Тряхни недозволенной наукой! 

Дракин. Тут моя наука бессильная.

Мамаев. Может, водки нагреть да влить в него, чтоб оглушило... а?

Дракин (с учёным видом). Водка-то, чай, она тоже горючая.

Травина. А если раздеть его?

Дракин. С кожей вместе, хозяйка? (Угрюмо и торжественно.) Перьво-наперьво, облачите его в холод. Воды на него болотной, да котора со льдинкою...

Захватив ведро, Травина торопливо уходит. Блестящими глазами Лена смотрит в закопчённые брёвна наката. Дракин понижает голос.

Окроме прочего, не давайте ему о смерти думать. Сказывайте ему... про сад цветущий, про вино, про невесту, про всякое несбытошное мечтание. Зудите его, чтоб жадней стал. Партейный он у вас?

Мамаев. А то как же!

Дракин. А раз партейный, значит, выживет. (Надевает шапку.) Так-то. Ну, занимайтеся с богом, а я ужинать пошёл.

И уходит, провожаемый безмолвием бессилия. Памятуя наставленья конского доктора, сержант тотчас переводит взгляд на Лену.

Сержант (осторожно). О тебе глазами спрашивал, гражданочка: жива ли, мила ли... И чего, говорит, голоска её звонкого не слыхать.

Лена решительно поднимается с полу.

Лена. Покажите мне его.

Из состраданья к ней сержант становится ей на дороге.

Хочу. Откройте его.

Уже не в силах противиться её воле, сержант протягивает руку к занавеске.

Сержант. То ли ветер в него бил, то ли ты мысленно в лицо ему глядела... лицо-то целое у него.

Лена делает жест нетерпенья. Тогда рывком вниз сержант сдёргивает занавеску... Легко узнать его и теперь, знаменитого лейтенанта, сидящего на подложенном сеннике. Он похож на изваяние из дерева, побывавшего в пожаре, и кажется больше обычного человеческого роста. Он осунулся, чёрное пятно на виске, глаза закрыты, руки сложены на коленях ладонями вниз. Горелые клочья комбинезона свисают с его широко расставленных ног.

Полевей стань, чтобы прямо на глаза ему попасть. Ему ворочаться-то нельзя.

Лена. Скажите ему... пусть он меня увидит.

Сержант (склонясь к уху лейтенанта). Дмитрий Васильич!.. Взгляни, Дмитрий Васильич, кто стоит-то перед тобой.

Глаза Темникова раскрываются не сразу. И проходит некоторое время, прежде чем он различает Лену. С расстояния в четыре шага и точно через непереходимую реку они смотрят друг на друга. Потом ясная и безбольная улыбка осеняет лицо лейтенанта. Она проходит, подобно солнечному лучу, и исчезает в неподвижных губах, успев отразиться в лице Лены. Веки снова опускаются.

Легше ему стало. (Благодарно и горячо.) Хороша, сытна ему глаз твоих прохлада. Стой так! Отдохнёт минуточку, опять на тебя посмотрит.

Тишина. С топором и инструментальным ящиком рослый плотник вваливается в землянку.

Плотник (размашисто, со второй ступеньки). Тут, што ли, велено дверь-то навешивать. Илья Степанович уходимши наказал.

Все шикают на него, машут руками, чтоб, уходил.

Мамаев (шопотом). Потом, часа через два придёшь.

Лена (медленно, не отводя глаз от Темникова). Оставьте нас одних. Все уйдите.

Они подчиняются. Сержант произносит перед уходом: «Соскоблю копоть с себя... я тебя сменю потом». С молчаливого позволенья Лены Мамаев привёртывает огонь в лампе. Слабое лунное сиянье вливается в землянку через верхнее окно-амбразуру... Лена переступает незримую границу, которая их, чужих, разделяла до сих пор. С сухими глазами она опускается в лунное пятно у ног Темникова. Она прикасается щекой к руке лейтенанта.

Темников (глухо и ясно). Кто... это?

Лена (трепетно, подняв к нему лицо). Это я с вами, Лена Мамаева. Слушайте меня. Я скажу вам слово, которое говорят раз в жизни... которое я берегла для вас. Всей душою слушайте меня. И вам станет легко...

Глаза Темникова раскрываются. Он смотрит в лунный свет поверх её головы. Голос Лены спадает до шопота.

Слушайте меня...

Конец второго действия

Действие третье

Та же землянка, и, на первый взгляд, ничто не изменилось, только дверь уже навешена, и минула первая ночь Лениной любви. Красноватым нагоревшим фитилём, светит иссякающая коптилка, и синеватая белизна рассвета сочится сверху... Ночью выпал первый снег. В том же положении, с руками на коленях и закрыв глаза, сидит Темников; кажется, что он стал ещё бóльшего роста. Усталая и похудевшая, в стареньком пуховом платке, Лена несёт у его ног свою скорбную вахту. Порою голос её слабеет, и рвётся непрочная нитка её повествованья; тогда с бездумной пристальностью она следит за какой-то плывущей перед ней пылинкой, пока снова не вспомнит о своей обязанности. Горячая волна опять пробегает по её телу, и время отступает перед волевым усилием Лены...

Лена (борясь со сном). Это будет, правда!.. и когда всё кончится, вы сойдёте по нарядней лестнице, будто ничего и не было. И все красавицы будут глядеть на вас, но я не жадная, пускай!!. Вы поедете ко мне, прямо в школу, в Кутасово. (Доверчиво.) Моя наука — география... Ещё девочкой любила забраться иногда по карте в такие дебри, куда никто не забредал. Брожу по гора-ам, пою разные песни... Я смешная, правда? (Она замолкла, покачнулась с закрытыми глазами и опять —) Нет, я не сплю. О чём я только? Да-а... Ты приедешь ко мне прямо на урок. Я увижу тебя в дверях. «Ребята, — скажу, — это Темников, командир всех наших танков». О, что будет!.. И я шепну тебе: «Не сердись, посиди на крылечке. Нам ещё нужно в Бразилию заехать на минутку!» Ты сядешь на ступеньках, там у нас вишенник кругом. Конечно, это будет ма-ай...