1-й офицер. Das ist ja das reinste Paradies[14].

2-й офицер. So fern's im Paradies Bordelle gibt[15].

3-й офицер (явно под хмельком). Aber wir sind, scheinst, in die Abteilung für Pferde geraten[16].

Они залпом и металлически смеются. Шпурре скосил глаза.

Шпурре (ворчливо). Hier hängt das Bild des Führers, meine Herren![17]

Струхнув, офицеры отходят в сторону. Их привлекает вострушка в бантиках, к неудовольствию толстячка. Мосальский жестом подзывает Фаюнина.

Мосальский. Тебе лично известен весь этот зверинец?

Фаюнин. Помилуйте, Александр Митрофанович. Промышленность, адвокатура-с! Даже бас имеется, только прославиться не успел.

Мосальский. Отвечаешь за благополучие вечера. Шампанское в доме найдётся?

Фаюнин. На столе-с. Победы ждут, извиняюсь, али приезжает кто?

Мосальский. Я скажу. Комендант будет через четверть часа. Приглашай к столу.

Фаюнин. Прошу дорогих гостей закусить, чем бог послал.

Орава движется к столу. Влево от кресла, предназначенного для Виббеля, садится Шпурре. Пространство вокруг него знаменательно пусто. Мосальский кладёт перед ним часы и стучит ножом о бокал, требуя внимания. Это приходится повторить, так как один офицер через стол рассказывает другому анекдот: «Ach, übrigens kennen sie schon den neuen Witz? Also, zu einem Mädchen kommt eine Jude…»[18]. Тот уже хохочет.

Мосальский. Хозяин просит налить бокалы.

В тишине булькает разливаемое вино.

Господин комендант, который уже вышел сюда, поручил мне сказать эту речь. Времени нет, господа, я буду краток. (Шпурре.) Можно говорить по-русски?

Тот монументально кивает головой.

Сейчас, господа, когда мы так приятно сидим у радушного хозяина, пишется последний абзац исторической справедливости. Германская раса, как в бутылку запертая славянами в старой тесной Европе, вышибла пробку и стремительно потекла на восток, неся новый порядок и повелевающую волю. В эту минуту мы ожидаем телефонных сообщений колоссального значения...

Шпурре. Zeit![19].

Среди тишины он по прямой идёт к телефону и выжидательно кладёт руку на рычаг.

Мосальский (звеняще). Ржавый замок, тысячу лет провисевший на воротах Востока, взломан. Господа… сейчас взята Москва!

Фаюнин украдкой крестится. Артист-Лошадь вытирает лоб громадным носовым платком. Стоя, все берутся за бокалы. Телефонный звонок. Шпурре срывает трубку.

Шпурре. Hier Hauptmann Spurre. Wer dort? (И вдруг, почти наваливаясь на аппарат.) Ermordet… wenn? Uff! Wer noch? Lorenz, Pfau, Mülle… Ja![20]

Откинув стулья, офицеры обступают Шпурре.

Фаюнин (поталкивая Мосальского). Что, что там? Эх, спросить бы его, стоят ли ещё московские-то соборы?

Мосальский (переводя междометия Шпурре). Тихо! Виббель убит. И с ним трое, из штаба. По дороге сюда.

Фаюнин схватился за голову.

Шпурре. Wer ist der Täter? (Яростно.) Antworten sie auf meine Frage und stottern sie doch nicht so, Waschlappen. Einer? Jawohl. Ha, sechs Schüsse![21]

Мосальский (для Фаюнина). Стрелял один. Шесть выстрелов… К чорту руку!

Фаюнин отдёргивает руку от его локтя. Тем временем артист-Лошадь под шумок подносит бокал к губам. Мосальский с силой ударяет его по руке.

За что пьёшь, скотина?

Артист-Лошадь (оскорблённо). Как вас понимать… в переносном смысле или буквально?

Мосальский (сквозь зубы). Буквально. Понимать.

Артист-Лошадь (стряхивая брызги с сюртука). Ну, тогда другое дело.

Шпурре шипит на них. Вид его страшен, воротник ему тесен. Гостей сразу становится вдвое меньше. Они растушёвываются так же незаметно, как и появились.

Шпурре. Haben sie ihn geschnapt? So richtig. Ich bleibe hier. Bringen sie ihn her![22]

Он вешает трубку и валится на случайный стул, одиноко стоящий посреди. Офицеры уже стоя и пальцами подкрепляют силы у стола.

Raus mit der Bande da![23]

Мосальский (гостям, толпящимся у двери). Здесь будет происходить допрос, милорды. Продолжение увидите на площади. Покойной ночи, господа.

Он сам выпроваживает гостей. Шпурре недвижен. Кого-то ударили в прихожей. И тогда, не подозревая о случившемся, являются запоздавшие гости: муж и жена Талановы.

Таланов. Гостей ещё принимают, Николай Сергеич?

Анна Николаевна. Фёдор придёт попозже. Ему делают перевязку.

Фаюнин скользит к ним, прижав палец к губам.

Фаюнин. Слышали, камуфлет какой? Виббеля угрохали. И не пикнул. И с ним ещё шестерых. Допрыгались!

Анна Николаевна! Не может быть… Это ужасно!

Фаюнин. Десять пуль, одна в одну всадил. Наповал.

Таланов. Кто же это, кто стрелял-то?

Фаюнин. Должно быть, этот… не то Обозников, не то Хомутников. Ай-ай, Виббеля-то как жаль. В Амстердаме и сейчас ещё его постановления на стенках висят. И угодил с размаху в русскую окрошку!

Таланов (берясь за скобку). Нам тогда, пожалуй, лучше…

Фаюнин (преграждая выход). Наоборот, самое интересное начинается. Сейчас его сюда приволокут. (Кивнув на Шпурре, сидящего к ним спиной.) Самому невтерпёж стало взглянуть, что такой за Тележников. Присаживайтесь тихонько в уголок.

Шпурре. Tisch! Papier![24]

Он не меняет позы мешка с мукой, вкось поставленного на стул. К нему приставляют ломберный столик, приносят чернильницу, бумагу, графин с водой, расставляют стулья для участников предстоящего допроса.

Nehmen sie Platz, meine Herren![25]

Офицеры, дожёвывая, занимают места. Грохот сапог и стук оружия. Деловито возвращается Мосальский.

Мосальский (к Шпурре). Он здесь. Разрешите ввести его?

Тот делает движение указательным пальцем. Склонившись, Мосальский уходит. Солдаты занимают места у выходов. Команда, потом слышен надрывный, уже знакомый кашель. Анна Николаевна тревожно поднимается навстречу звуку, — Таланов едва успевает удержать её. В ту же минуту быстро вводят Фёдора. С непокрытой головой, в пальто, он своеобычно прячет платок в рукаве. Он кажется строже и выше. С каким-то обостренным интересом он оглядывает комнату, в которой провёл детство. Конвойный офицер кладёт перед Шпурре пистолет Фёдора и на ухо сообщает дополнительные сведения при этом. Тишина, как перед началом обедни. Шпурре обходит свою жертву, снимает неприметную пушинку с плеча Фёдора, потом в зловещем молчании садится на место.