Открыв двойные двери в конце коридора, я прошествовала по персидскому ковру длинной комнаты, уставившись на огромные холсты с фотографиями. На них не было дикой природы или людей, только небоскребы и городские пейзажи. Грубость бетона и металла казалась не к месту, пока я не увидела дату под каждой фотографией: сроки покупки и месторасположение здания.

Это были фотографии не ради наслаждения видами, а как документирование собственности. Черт побери, неужели всеми этими зданиями владел Кью?

Я повернулась. Бесчисленные фотографии впечатляющей архитектуры, отелей, жилых комплексов... так много разных типов собственности усеивали стену. Он владел небольшой страной, если все это, правда, было его.

Нуждаясь узнать больше, я продолжила двигаться. Все в доме говорило об унаследованных богатствах и очаровании, но все же я не могла распознать Кью в артефактах, статуях или экзотических растениях, расставленных по комнатам.

Кью оставался закрытым для меня. Я надеялась, что, исследовав пространство, найду ответы, но только больше заходила в тупик.

Французская песня следовала за каждым моим шагом, проникновенными стонами и обнадеживающими сонетами. Я мысленно подпевала припеву.

Tu ne vois pas mon sort, quand tout ce que je veux faire est de me battre,

Tu me peint dans une lumière que je ne pourrai jamais être,

Je suis enchaîné avec l'obscurité, consommé par la rage et le feu,

Je suis proche de la rupture, l'envie est tremblant, le viol,

Je suis le diable, et il n'y à pas d'espoir.

Ты не видишь мое состояние, когда все, чего я хочу ― это бороться

Ты рисуешь меня тем, кем я никогда не смогу быть

Я скован тенью, поглощен гневом и огнем

Я близок к тому, чтобы сломаться, сильное желание сотрясает, уничтожая,

Я дьявол, и нет ни малейшей надежды.

Песня затихла, усмирив мое бешено колотящееся сердце. Следуя инстинкту, я открыла огромные двери и попала в рай. Оранжерея размером с четыре спальни приветствовала куполообразными окнами и высокими пальмами. Звуки булькающего ручейка и водопада лились из-за роскошной листвы. Сквозь бесконечную стеклянную крышу мерцали звезды, сегодня не было луны.

Я приподняла голову, прислушиваясь. Что это?

Птичий щебет, чириканье и посвистывания. Я пробиралась сквозь листья, пока не столкнулась с двухъярусным птичьим вольером.

Птички порхали и пели, счастливые в своей клетке. Большинство из них спали, засунув голову под крыло, пока их маленькие грудки трепетали.

Я подошла поближе. Вместо больших и волнистых попугайчиков, которых я ожидала увидеть, вольер заполняли стаи воробьев, перепелки, корольки и черные дрозды. Распространенные обычные крылатые существа, но в то же время замысловатые и прекрасные.

Мне нужно было узнать, что означают эти птицы.

Мой разум тут же вспомнил ту фреску и татуировку Кью. Самую ошеломительную татуировку, которую я когда-либо видела.

Бесчисленные часы ушли на создание этой татуировки, в отличие от моей, которая заняла десять минут. Потерев свой штрихкод, я задалась вопросом, можно ли будет ее переделать. Я не хотела, чтобы она напоминала о случившемся... это прошлое, и не шло ни в какое сравнение с подчинением Кью.

Волна вины нахлынула, когда я погладила большим пальцем черные линии. Я не могла думать о других женщинах, ― куда они попали, кому теперь принадлежат, ― это было слишком больно.

Маленький воробей взлетел и приземлился на жердочку недалеко от меня. Его черные, умные глазки оценивали меня, голова немного приподнялась.

О чем ты думаешь, маленькая птичка? Знаешь ли своего хозяина? Можешь ли рассказать, кто он такой на самом деле?

Он качнулся на жерди и улетел прочь.

Колонки потрескивали, поскольку новая песня начала литься сквозь них. Глубокий, эротичный ритм вибрировал в воздухе. Басы были таким тяжелыми, что даже листья дрожали от звука.

Мое тело страдало, нуждаясь в освобождение. Мой слух принадлежал Кью. Знал ли он, что песня подорвет мое сопротивление, усилит потребность в нем, желание?

Я отказывалась доводить себя до оргазма, но, если Кью не посетит меня в скором времени, я выслежу его задницу и заставлю нарушить глупое обещание. Я выиграю борьбу, не назвав своего имени.

Наблюдая за птицами, я опустила пальцы туда, где Кью порезал меня ножницами. Порез давно исчез, но я хотела еще один. Я хотела грубости и дикости. Я хотела ран и порезов, которые усиливали удовольствие.

Я хотела, чтобы он вновь отшлепал меня.

― Эсклава. Que fait tu ici? (прим. пер. фр. ― Что ты здесь делаешь) ― прогремел голос Кью в оранжерее.

Все внутри меня тут же сжалось, напряглось, отреагировало. Я не могла увидеть его через густую листву, поэтому крутилась в поисках его.

― Откуда ты узнал, что я здесь? ― я всмотрелась в темно-зеленую мглу, стараясь увидеть сквозь листья.

Он захихикал низко, грубо.

― В доме повсюду камеры. Ничего не происходит без моего ведома.

Я должна была знать. Помешанный на контроле мистер Мерсер следил за своей империей. В моей комнате есть камеры? Я хотела узнать, видел ли он, что у меня ночные кошмары. Считал ли он часы, сколько я не спала, ожидая его ― только он не приходил.

Кью появился из-за пальмы. На нем был идеально выглаженный льняной костюм, ни одна складочка не портила совершенство. Серая рубашка была похожа на зимний морозный денек, выставляя на первый план его бледные глаза. К бедру он прижимал черную кожаную папку.

Мою попу зажгло как в огне от фантазии, в которой он шлепает меня папкой.

Я вздохнула и слегка улыбнулась. Все было точно так, как и должно. Мое место в мире было рядом с Кью. Я приняла это. Прошло так много времени. Мое тело разогрелось, растаяло, вспомнив его команды, то, как он ударил меня, когда кончал. Он сказал, что хотел заставить меня кричать. После двух недель одиночества я с радостью позволила бы ему.

Кью подошел ближе с суровым взглядом, плечи напряжены.

Я нахмурилась, заметив складки от напряжения на его лбу. Его глаза встретились с моими, но в них не было спокойного нефрита, они померкли, будто разбавленные известью, страдающие от боли. Я замерла. Я знала этот взгляд, я знала эти страдания.

У Кью была мигрень.

― Тебя не должно здесь быть, ― выдохнул он, проведя рукой по своим волосам, выражение его лица было напряженным и уставшим.

Мое сердце забилось быстрее. Он выглядел как обычный человек. Потерявшийся. Ужасный, странный Господин был спрятан внутри перегруженного работой, страдающего от боли человека. Во мне закипела нежность, я хотела позаботиться о нем, помочь ему снять стресс. Сегодня не было бы агрессивного доминирования, но мне было плевать. Увидела Кью в таком свете, и еще один кусочек паззла встал на место. Это показало глубину моих собственных чувств. Все нормальные эмоции, касающиеся Кью, просто исчезли: страх, осознание, возбуждение... все это спряталось под желанием облегчить его боль.

Оставив шумных птичек в вольере, я сделала шаг к нему и запечатлела легкий поцелуй в уголке его рта.

― Тебе нехорошо.

Его ноздри встрепенулись, и он резко отстранился.

― Мое здоровье тебя не касается.

Я нахмурилась и скрестила руки на груди.

― Твое здоровье, определенно, меня касается. И я скажу тебе, почему. Если ты заболеешь, что случится со мной? Куда меня направят? У кого я окажусь?

Кью переместился, не отрывая взгляда от клетки с птицами. Вокруг него обернулась тень, и я пыталась понять его секрет. Почему он не позволяет мне увидеть все его стороны? Что, черт побери, он прячет?