И Митя приставил трубку к моему уху.

-- Какой ужас, Кыся! Что случилось?! Почему ты попал в милицию? -взволновалась Таня.

Я быстренько успокоил ее, объяснил -- кто такой Митя и как мне с ним повезло, и рассказал всю историю посещения моего опустевшего дома...

-- Немедленно возвращайся в Мюнхен! -- закричала Таня. -- У тебя оплаченный билет на самолет в оба конца! Здесь у тебя есть дом, и не один, и тебя здесь все любят и ждут! Пусть они сейчас же везут тебя на аэродром!..

-- Подожди, Таня! Не торопись... -- прервал я ее с легким раздражением. -Ты можешь со мной говорить? Я не в больницу к тебе попал?

-- Нет, говори сколько хочешь. Мы только что с Фолькмаром вернулись из клиники. У нас была сегодня очень серьезная операция и я боялась, что ты позвонишь именно в то время, когда я буду ассистировать Фолькмару... Когда ты вылетишь? Мы тебя встретим!..

-- Таня! Таня... Я не могу сейчас никуда вылететь... Я не знаю, смогу ли я в ближайшее время вообще попасть в Мюнхен. Мне в Нью-Йорк нужно! А до этого...

Я вспомнил своего несчастного Водилу и сказал Тане в Мюнхен:

-- А до этого -- у меня здесь еще куча дел!

Таня чуть не заплакала:

-- Кот, родненький... Чем я могу тебе помочь? Может быть, тебе дать Фолькмара?

-- Нет, -- твердо сказал я. -- Соедини меня с Фридрихом.

Мгновенно в трубке что-то тихо щелкнуло, и я услышал спокойный хрипловатый голос Фридриха фон Тифенбаха:

-- Здравствуй, мой дорогой.... Я подключился, как только услышал вызов. Я так и думал, что это звонишь ты. Вот видишь, как многому я у тебя научился? А так как у нас с Таней телефоны скоммутированы -- можешь не повторять всего того, что ты говорил ей. Я слышал. Ты убежден, что твой Шура живет в Нью-Йорке?

-- Так он написал на своей визитной карточке. Здравствуй, Фридрих! Прости меня, пожалуйста, у меня здесь совсем голова кругом пошла...

-- Я слышу. Не нервничай. Я не могу немедленно позвонить в Вашингтон к одному своему приятелю-конгрессмену -- сейчас в Америке еще очень раннее утро, и он, скорее всего, еще спит. А ночью -- нашей Мюнхенской ночью я позвоню ему и посоветуюсь с ним по всем твоим проблемам. О'кей?

-- О'кей... -- тихо сказал я. -- А это удобно?

-- Что? -- не понял Фридрих.

-- Звонить конгрессмену...

-- Удобно. Мы с ним когда-то вместе кончали университет в Гарварде. Делай, пожалуйста, свои дела спокойно и без лишней экзальтации. Тебе еще нужно найти своего больного приятеля -- шофера.

-- Да, -- сказал я.

Сердце мое разрывалось между Мюнхеном и Петербургом!

-- Вот и ищи. А завтра в это же время позвони мне и Тане, пожалуйста. Хорошо?

-- Хорошо... -- еле выговорил я, и слезы сами потекли у меня из глаз. Ну, что я за слабак стал?! Так бы сам себе и набил морду!..

-- Бис морген, Фридрих, -- сказал я. -- До завтра, Танечка. И сам нажал кнопку отключения. Митя спрятал телефон в сумку, осторожно погладил меня по голове:

-- Я слышал, они с тобой, вроде, не по-нашему разговаривали? -- уважительно спросил он.

-- По-немецки, -- ответил я.

-- Ну, ты даешь!.. -- в голосе Мити я услышал интонации Водилы. -- А еще по-какому можешь?

-- По-всякому.

-- И по-английски?!

-- И по-английски.

-- Тогда-то что?! -- радостно воскликнул Митя. -- Тогда тебе прямо туда и надо. Хули здесь-то делать, пропади оно все пропадом. Мог бы я, как ты -по-всякому, хер бы меня кто тут увидел! Куда едем, командир?

-- Давай, Митя, сейчас на Невский. Не на самый Невский, а на улицу Ракова, между "Пассажем" и Музкомедией. Там где-то один мой друг живет...

По дороге я коротко рассказал Мите про моего Водилу, признался в том, что не знаю ни его имени, ни фамилии, ни точного адреса, но очень-очень его люблю! И, что мне обязательно нужно сообщить ему, что он целиком и полностью оправдан в том кокаиновом деле. А если наши продолжают еще здесь катить на него бочку, -- то я позвоню в Мюнхен одному Человеку, с которым мы только что разговаривали, моему старшему другу, -- он свяжется с самим Полицейским министром Баварии, а тот, в свою очередь, с нашими органами, и еще посмотрим, кто от этого всего выиграет... Как бы кое-кому из наших русских по шапке не надавали!

-- Ох, Кыся! -- весело рассмеялся Митя. -- Знаешь, кто ты? Ты -Кот-идеалист. Я тебе так скажу: наши сейчас никого в мире не боятся. На нас управа одна -- доллар! И так -- снизу доверху... Ладно. Задержишься здесь на месячишко -- все сам поймешь. Как мы твоего дружка-то искать будем? Ты об этом подумал?

Я смутился. Точного плана поисков Водилы у меня еще не было. Честно говоря, я надеялся на случайность. Дескать, Митя посидит в машине, подождет меня, а я часок покручусь там по дворам, поговорю с Котами и Кошками. И так дня за три-четыре, может, и найду своего Водилу.

Когда я, запинаясь от сознания идиотизма такого плана, предложил этот вариант поиска Водилы, Митя посмотрел на меня с нескрываемым презрением:

-- Чокнутый, что ли? -- сказал он. -- Ты от того, что своего Шуру в Америку упустил, совсем головкой тронулся! Кто ж так ищет?! Что это за самодеятельность?! Так и за десять лет не управишься. Нет, браток, эту позицию мы с тобой малость переиграем -- ты мне счас хорошо опишешь своего Водилу, сам посидишь в машине, а я со своей милицейской ксивой разыщу там ихнего участкового и покалякаю с ним по-свойски. Понял?

-- Спасибо тебе, Митя, -- сказал я.

-- "Спасибом" не отделаешься! -- засмеялся Митя. -- Будешь в Америке -пришлешь мне вызов... Не боись, шучу я так!

Полтора часа спустя, в быстро сгущающейся темноте и поздно зажигающихся фонарях, мы с Митей подходили к дому Водилы.

Я сидел в сумке и без жилетки, чтобы Водила мог меня сразу узнать. Сумку на плече нес Митя, а в руке держал бумажку со всеми Водилиными данными. Впервые услышанные мною фамилия и имя Водилы оказались мне настолько чуждыми и непривычными, что нет смысла их здесь даже называть. Для меня он так навсегда и останется "Водилой" -- дай Бог ему здоровья!..

От Мити попахивало водкой, луком и котлетами. Это он дома у участкового уполномоченного милиционера за компанию принял.

Участкового он нашел с большим трудом. Ходил по дворам, спрашивал, пока не наткнулся на какую-то разбитную бабешку, которая сразу же сказала:

-- А, Витька наш? Так он уж поди лыка не вяжет. Счас сколько?

-- Шесть, -- ответил Митя.

-- Точняк! -- хохотнула бабешка. -- Он к шести уже второй пузырь приканчивает. Вона его лестница! Второй этаж, направо -- первая дверь.

Но это был злостный поклеп на участкового Витьку, как сказал мне Митя. Витька только-только начал было первый "пузырь", как тут к нему явился Митя, и Витька был трезв, как стеклышко.

Митя представился, показал удостоверение и описал моего Водилу. Витька сразу же сказал, что такого очень даже хорошо знает, но дать о нем сведения категорически отказывается, пока коллега Митя с ним не примет по стаканэ.

Пришлось принять. После чего Витька выразил сильное сомнение, что Митя сможет поговорить с Водилой. Потому что Водила в настоящий момент не Человек, а -- Растение...

Он так и сказал -- "РАСТЕНИЕ". Не разговаривает, ничего не понимает, движения -- ноль, полный паралич. Дочка двенадцатилетняя его с кровати на коляску пересаживает и обратно. Однако под себя не ходит. Дочка как-то научилась понимать -- когда ему судно подставить, когда "утку" подать. В доме чисто. Жена -- на ладан дышит...

А недавно пришла бумага из следственного Управления Министерства внутренних дел, что Водила во всем оправдан -- истинные виновники дела номер такого-то установлены, и Министерство внутренних дел приносит Водиле свои извинения.

-- Ему эти извинения -- как собаке пятая нога, -- сказал участковый Витька и налил по второму стакану. -- Или как рыбе зонтик. Его лечить надо, а не извиняться перед ним! А они...

Дальше пошел такой мат, что даже Митя не понял, что хотел сказать участковый Витька. Понял только, когда тот на весь дом прокричал: