Когда он открыл глаза, то увидел, что находится в подпольной комнате. Ему всё приснилось! Решив так, он вытер потные ладони о пижамные брюки и открыл выдвижной ящик под витриной с выставленными мечами. Точно брызги от ударившей в берег волны, его окатил свет, он был ярко-золотым, и подросток замер в его лучах, будто ослеплённое фарами животное. Свет струился вокруг его тела, проливаясь прохладной жидкостью в рот и глубоко вонзаясь в кожу острыми иглами. Наконец ему почудилось, что свет стал превращаться в золотую фольгу, которая всплывала к потолку и трансформировалась в золотых ночных мотыльков, каждый величиной с раскрытые ладони. Мотыльки кружились в танце по всему подполью. Они плавно опускались туда, где в полу был тайник. Подросток подкрался к ним сзади, приподнял правую ногу, наметил цель и наступил. Раздался хруст, и мотылёк с раздавленным телом завертелся как безумный, выписывая петли. Он наступил ещё раз. Из брюшка вытекла жёлтая водянистая жидкость, и мотылёк замер. Подросток взял его за крыло большим и указательным пальцем, положил на ладонь и рассмотрел, а затем сжал пальцы и раздавил — мотылёк превратился в фольгу, которая рассыпалась в хлопья и плавно слетела вниз. Количество золотых мотыльков было невообразимо. Но он уничтожит их всех, сколько бы времени для этого ни потребовалось! Заливаясь бессмысленным смехом, подросток выпятил подбородок, выпрямил спину и смял в руке первого же мотылька, до которого смог дотянуться. Но стоило ему раскрыть ладонь, как мотылёк, который должен был быть раздавлен, вспорхнул и влетел в его раскрытый от удивления рот, обдирая глотку болью, как от ожога. В тот же миг золото поблекло и подростка окутала отвратительная мерцающая тьма.
«Скр-р, скр-р, скр-р» — кто-то скрипел зубами. Подросток открыл глаза. Он был не в подполье, а у себя в комнате. Ему всё это приснилось. Пультом дистанционного управления, который лежал под подушкой, он включил телевизор и прибавил звук. Женщина в переднике маленькой лейкой поливала садовые травы в кадке. В левом верхнем углу экрана были цифры: «5.26». Так уже утро? Закончилось «Весёлое садоводство», потом была реклама лапши моментального приготовления, потом реклама соуса для жаркого — все эти обычные идиотские рекламные ролики. Он уже не во сне. Он проснулся и смотрит телевизор. Он не сошёл с ума. Никого здесь нет, а с ним всё в порядке. Но, сколько бы он это ни повторял, сердце по-прежнему бешено колотилось. Он приложил к уху надетый на правую руку «Ролекс». Попытался выровнять свой пульс по чётко отбиваемому ритму секунд, но сердце обгоняло секундную стрелку. «Так нельзя, надо успокоиться, сейчас успокоюсь…» Подросток протянул руку за сигаретой и закурил. Дым пополз вверх по стене, как какое-то любопытное привидение, и подросток следил за его движением. Как бы из разбухших клубов дыма не появился ОН… Да нет, всё нормально. Это просто дым. А тогда ему всё приснилось. Но если такие сны будут сниться снова и снова, он точно сойдёт с ума. Подросток снял промокшую от пота пижамную рубашку и сжал в ладони висящий на груди золотой именной жетон. Во рту звенели отголоски крика. Может, смеялся во сне, а может, рыдал или смеялся и рыдал попеременно. Голова кружилась и падала, сам бы тоже свалился и заснул… Он устал и хотел бы свернуться клубочком и задремать, но спать было нельзя, ему много чего надо было сделать, очень много. Подросток встал, раскрыл тетрадь по родному языку, к которой не прикасался уже несколько месяцев, и шариковой ручкой стал записывать, что он должен сделать. Это невозможно, одному ему никак не справиться со всем этим, нужна чья-то помощь. Казалось, что иссохшие мозги шуршат в голове.
…Телефон! Остаётся только звонить по всему миру. Он схватил мобильник, лежавший на столе, и принялся нажимать на кнопки. Алло, алло, алло… Из крошечных дырочек в трубке беззвучно доносился голос золота. Диссонанс, рождённый красотой и желанием, непереносимая какофония тишины. Оглушённое ударом новых страхов, сердце подростка рванулось в груди. Всё золото, которое существует на земле, надо утопить в море! Голова раскололась от звука, которого вполне хватило бы, чтобы поверить в собственное безумие. Это был звук, похожий на бульканье и вой засорившейся водопроводной трубы: сквозь стаи морских жителей золото прямиком шло ко дну моря и, врезавшись в песок, скрывалось из виду в облаке взбаламученных частиц. После этого оно навечно заснёт в морских глубинах, куда не добирается ни один луч света с поверхности земли.
Белёсый свет зари, из включённого телевизора доносятся утренние новости. Вот уж здесь точно реальность, но, хотя он это понимает, бессильно утонувшую в подушке голову невозможно поднять. Двигая одной лишь правой рукой, он нащупал пульт управления и включил кондиционер. Вместе с прохладным дуновением разнёсся звук, похожий на гул низко летящего лайнера. Не должно быть такого звука! То ли что-то с кондиционером, то ли с его слухом, а может, что-то у него с головой? Стало страшно. Показалось, что если теперь он будет выбит из рамок нормального состояния и организм его потонет в пучине бессознательного, то вновь ему уже не выплыть.
Собрав все силы, он сел, потом поднялся с постели и открыл окно, высунув голову наружу. Вдруг он ощутил толчок в спину и двумя руками уцепился за оконную раму. Он повернул шею, но сзади никого не было. Это он сам себя толкает — хочет выпрыгнуть? Со второго этажа даже если и прыгнешь, разве только ноги поломаешь, а поскольку внизу газон, то вообще можно отделаться вывихом, боль — и только. Лучше не надо. Ну а если прыгнуть вниз головой и сломать шею? Подросток продолжал наваливаться на подоконник, словно человек, к которому сзади подступают языки пламени. Из-за стиснутых зубов рвался крик: «Помогите!»
Когда подросток спустился по лестнице вниз, Кёко уже приготовила всё к завтраку. Ах да, ведь придёт Канамото! Подросток взглянул на часы: было полдесятого.
— Доброе утро, — произнесла Кёко.
— Пх-х. — Ответ подростка походил на звук, с каким вырывается пар из кастрюли.
Он пошёл к умывальнику умыть лицо. Когда вытерся и глянул в зеркало, то увидел человека, всё ещё блуждающего среди кошмаров: бледное опухшее лицо, запавшие глаза с красными прожилками, взгляд, ищущий лишь лазейки для побега.
— Мне кофе! — сказал подросток бодро, чтобы поддержать игру, и уселся за стол.
— Растворимый есть… — Кёко сняла с конфорки кастрюлю и поставила туда чайник.
— Слушай-ка, а что, если когда-нибудь потом купить маленький домик, чтобы жить там вдвоём? Знаешь, как каюта корабля, маленький…
— Ты же вроде бы собирался построить большой шестиугольный дом, чтобы жить там всем вместе?
— А какой дом лучше? — В запахе кофе было что-то печальное, как в прогулке по опавшим листьям, и подросток, протянувший уже руку к чашке, которую Кёко перед ним поставила, замешкался. — Только не говори, что и то и другое хорошо, терпеть этого не могу! Хорошо бы от всего сбежать…
После завтрака подросток спустился в подполье, Коки у себя занялся приведением в порядок своих музыкальных дисков, а Кёко включила стиральную машину.
«Где же в этом доме спрятано тело Юминаги?» — думал Канамото, подходя к входной двери. На ветровых стёклах стоящих во дворе представительских автомобилей, в которые давно никто не садился, скопилась пыль, неухоженный газон зарос сорной травой, сад был обречён на одичание. Как только Канамото позвонил, дверь тут же открылась, Кёко молча поставила перед ним тапки и проводила в гостиную.
— Извини, что тебе пришлось специально сюда приехать. Что будешь пить? — В голосе подростка сквозило волнение.
— Могу ячменный чай, могу китайский. — Канамото уселся на диван.
— Её зовут Кёко. Ты, может, не помнишь, но у нас раньше был такой Ясуда, он ещё за мной приглядывал. Она дочка Ясуды. Мы друзья, но она здесь помогает с домашними делами, — торопливо проговорил подросток, глядя в спину Кёко, которая вышла из гостиной на кухню.