- Тибо... он спал с ней? - спросил Жан.

  Бодуэн засмеялся, но смех его был печален.

  - Я взял ее девственницей, но... Знаешь ли ты, как обставляют свадьбы знатных рыцарей?

  Жан отрицательно помотал головой.

  - Я тоже не знал. Отец предупреждал меня, чтобы я не оробел и не растерял пыл в самый нужный момент, но я все равно оказался не готов к тому, что случилось. Прямо из-за пиршественного стола нас с Мари повели в спальню. Вся родня, епископ, повитухи и лекари, оруженосцы и дамы сопровождали нас, а потом помогли раздеться и уложили на брачное ложе. Слуги ушли, но человек с десяток остались в спальне, лишь почтительно отступив за полог, пока я пытался заставить свое тело подчиняться требованиям брака. Мари лежала передо мной, робко сдвинув колени и прикрыв руками грудь, пока я, наконец, не решился. Неловко опустившись на нее, я заключил ее в объятия и коленом раздвинул ее ноги. Какое-то время я привыкал к теплу ее маленького юного тела, а она испуганно напряглась подо мной, не издавая ни звука. Я быстро поцеловал ее в краешек рта, потерся животом о ее живот и почувствовал, что смогу исполнить то, что должен. Когда я овладел ею, она вскрикнула, но тут же прикусила губу и крепко обвила ногами мою спину. Мы неуклюже возились на ложе, и я слышал похотливое сопение за пологом кровати. Это было ужасно... В какой-то момент я подумал, что не смогу завершить начатое. Мари молчала, но из ее больших темных глаз катились слезы. Ее молчание пугало меня еще больше. Хрипло зарычав сквозь стиснутые зубы, я задвигался быстрее, стараясь не обращать внимания ни на что, кроме собственных ощущений, и все-таки сумел оросить семенем ее лоно. Я не спешил покидать Мари. Еще немного подвигав бедрами, я обнял ее, заслоняя от любопытствующих взглядов, ощущая горячую влагу на своих бедрах, а потом осторожно стер пальцем слезы с ее нежных щек. Она прильнула ко мне и закрыла глаза. Все было кончено, но я понял, что это не доставило ей удовольствия, и мысленно обещал в будущем утешить ее. Выскользнув из нее, я поспешно потянулся за покрывалом, но тут заметил кровь. Охваченный смятением, я сел и повернулся к Мари, бормоча какие-то глупые слова раскаяния, а кто-то из мужчин, выйдя из-за полога, поздравлял меня, хлопая по плечу, и комната сразу наполнилась людьми, говорившими одновременно... Меня душил стыд, и одному Богу ведомо, что пережила бедняжка Мари.

  - Я больше не смог бы взойти с ней на ложе, - подумав, сказал Жан.

  - Больше всего на свете мне хотелось остаться с ней наедине, сказать, как я люблю ее и попросить прощения за все, что случилось. Но это обычай, Жан, и отец сказал, что всякому знатному человеку приходится пережить такое. Потом мы делили ложе с Мари еще много раз, и я научил ее получать наслаждение от соития с мужчиной. Однажды я все-таки спросил у нее, что было между ней и ее братом. "Тибо хотел меня, - просто ответила она. - Но я ему не позволяла. Иногда мы целовались, он ласкал мою грудь, раздевал меня и щекотал пальцами там, внизу." - "А ты?" - "Я играла с ним, но меня это пугало. Он... просил меня делать разные вещи, я отказывалась, и он собственными руками доводил себя до исступления." Я ненавидел Тибо. Мне казалось, что он отнял у меня мою Мари, хотя и не лишал ее девственности. Наглый щенок продолжал с насмешкой смотреть на меня, встречаясь со мной в галереях замка или за столом, и моя ярость была вдвойне сильнее оттого, что Тибо едва вышел из возраста пажа, а я был взрослым мужчиной. Я увез Мари в Брюгге, но он несколько раз наведывался к нам в гости. У нас не было детей; мы редко спали вместе, к тому же я должен был служить при королевском дворе, и я никак не мог отделаться от чувства тревоги, когда уезжал из дому. Не то чтобы я сомневался в верности Мари, но хотел бы держать ее как можно дальше от ее брата. В последний раз он приехал уже с мечом и объявил, что намерен жениться на дочери графа Наварры. Он вырос, раздался в плечах и стал довольно красивым, отчего моя ревность вспыхнула с невиданной силой. Ну а потом... Его кузен Луи заронил в его голову мечту о походе в Святую землю, и он, по своему обыкновению, с жаром подхватил эту идею. Вдвоем им удалось уговорить немало рыцарей, а уж их вассалы были просто обязаны последовать за ними, куда бы они ни отправились. Я вначале посмеялся над ними, но приготовления к походу развернулись нешуточные. Кроме того, вскоре умер английский король Ричард, а поскольку я был его приверженцем, то боялся, что теперь король Франции не пощадит бывших сторонников своего врага. Я решил присоединиться к Тибо и Луи, потому что к тому времени они собрали армию, ставшую реальной силой, с которой нельзя было не считаться даже королю Филиппу. Нас поддерживал сам папа, так что в определенном смысле я был защищен от мести сюзерена. Мы направили послов в Венецию, Пизу и Геную, чтобы получить корабли, а сами занялись сбором средств для предстоящего паломничества.

  - Я слышал, что графы Франции богаты, - сказал Жан.

  - О да. Тибо, ставший полноправным сеньором Шампани после смерти своего отца, унаследовал титул, земли и приличное состояние. Его вассалы обожали его, да и трудно было не поддаться его обаянию, которое он прямо-таки излучал при каждом своем появлении. Наверное, дело тут было не в богатстве, как я полагал из зависти. Тибо был утонченным и любезным юношей, отличным рыцарем, верным другом... и несмотря на все это, я не мог отделаться от неприязни к нему. Я видел, что он искренен во всех своих поступках, щедр и безупречен, и я знал, что он горячо любит свою жену, красавицу Бланш. Не прошло и года после их свадьбы, как у нее родилась дочь, которую назвали Мари. Моя жена тоже возилась с малюткой, и часто я слышал от нее упреки, что до сих пор мы не обзавелись собственным ребенком. А я... я был так зол и так завидовал счастью Тибо, что готов был поклониться дьяволу, чтобы отомстить этому молокососу за свои былые обиды. Спустя немного времени, Бланш вновь забеременела. Тибо не отходил от нее ни на шаг, и я понимал, как было глупо ревновать к нему Мари. Он относился ко мне как к лучшему другу, как к старшему брату, а я не мог ответить ему той же любовью. Я хотел поскорее завести наследника, потому что думал, что именно это может успокоить меня. Весна в тот год выдалась ненастной, дороги развезло, ветер гулял в пустых полях, срывал черепицу с крыш крестьянских домиков, выл в галереях замка. Мы с Мари ездили в Труа и в Суассон, поклониться святым мощам, чтобы зачать ребенка. Я уже почти не верил, что это поможет... Между тем Тибо захворал: его пожирала лихорадка, и всего за несколько дней он ослаб так, что не мог встать с постели. Я видел в этом промысел Божий, и несмотря на внешнее участие, втайне считал, что Тибо получает по заслугам. Бланш, которая была уже на сносях, и моя Мари не отходили от него ни на шаг. К тому времени, когда вернулись посланцы из Венеции, Тибо уже составил завещание и исповедался, догадываясь, что ему недолго осталось жить. Действительно, он скончался через несколько дней, в самом конце весны. Я помню открытый гроб, усыпанный живыми цветами, в донжоне замка в Труа, его бледное лицо, невыразимо прекрасное в посмертной безмятежности, рыдающую Бланш в белом платье и накидке, посеревшую и осунувшуюся Мари, скорбный строй рыцарей и плывущий над городом перезвон колоколов... Все случилось так быстро.

  Бодуэн замолчал, глядя перед собой в пустоту широко раскрытыми глазами.

  - Несколько следующих дней я помню смутно. Я пил, швыряя кувшины и кубки в стену всякий раз, когда кто-нибудь осмеливался войти в мою комнату. Мне казалось, что дьявол услышал меня и выполнил мои тайные желания, но ведь я никогда не заходил в них так далеко! Я винил себя в смерти Тибо; мои черные мысли облеклись в реальность, и теперь думать об этом было невыносимо: в собственных глазах я стал убийцей.

  - Это и есть та тьма, что живет в твоей душе? - спросил Жан.

  - Я еще буду наказан за этот грех, - прошептал Бодуэн. - Никакие дарения монастырям, никакие молитвы, никакие жертвы не искупят его. Молись за меня, Жан, ибо я грешен.