Фабио снова любовался древней Флоренцией, столицей Тосканы, столицей искусств и политики. Медичи не смогли удержать над ней власть и превратились в изгнанников, сметенные яростной волной восстания свободолюбивого народа. Теперь здесь правил Совет, вершивший суд, собиравший налоги и принимавший все решения, и горожане чувствовали себя независимыми.

   Впрочем, заезжих вельмож тут действительно встречали хорошо. Спустя час после въезда в город Фабио уже было известно, что во Флоренции сейчас живут Орсини и Колонна, а не так давно уехал в Милан Джованни Сфорца. Этот город принимал всех, кто просил убежища и был обижен правящими тиранами.

   Лодовико де Монтефельтро разместился в большом доме недалеко от Цветочной площади, принадлежавшем некогда Медичи, а сейчас служившем пристанищем для знатных гостей. Именно здесь обычно проживал его кузен Гвидобальдо, посещая Флоренцию. Оказалось, что управляющий знал и самого Лодовико, которого помнил еще мальчиком, когда герцог Джироламо вместе со старшим сыном приезжал во Флоренцию по делам.

  С приездом гостей в доме началась суета; слуги носили вещи, управляющий отправился на кухню распорядиться насчет обеда, коридорные готовили комнаты и растапливали камины. Лодовико позволил Риньяно взять на себя руководство размещением, а сам отправился осмотреться, захватив с собой Фабио. Дом был трехэтажным, сложенным из серого камня, без лишних архитектурных украшений, и снаружи выглядел довольно мрачно. Из двенадцати комнат четыре были отведены для охранников и прислуги, еще три - приемная, столовая и гостиная, остальные пять - для размещения гостей. Управляющий сказал, что комнаты на верхнем этаже приготовлены для герцога и синьора Сальвиати, свободная спальня на втором этаже возле гостиной - для синьора Риньяно, а слуги и охрана вполне хорошо устроятся внизу. Фабио понял, что именно об этом распорядился герцог - он не хотел, чтобы им мешали.

  - Вам нравится здесь? - спросил Лодовико, заглянув в комнату, где в камине уже уютно потрескивали дрова, наполняя ее теплом. - Моя комната рядом с вашей. Я попросил, чтобы охранники не расхаживали ночью по третьему этажу, потому что их топот мешает мне спать.

  Он засмеялся и обнял Фабио.

  - Признаться, это все, о чем я мечтал, - сказал художник, улыбаясь. - Я тоже очень чувствителен к солдатскому топоту по ночам и благодарю вас за заботу.

  Его руки легли на талию Лодовико, и их губы встретились.

  - Только вы и я... - прошептал юноша, прижимаясь к нему. - Наконец-то! Боже, как я счастлив...

  В тот же день они отправились в город, чтобы осмотреться и посетить лавки живописцев. Фабио, знавший лучших флорентийских художников, показывал герцогу то, что, по его мнению, могло бы заинтересовать его. К вечеру они уже купили картину в мастерской Вазари, причем Фабио торговался до последнего, а Лодовико старательно делал вид, что ему скучно и что картину он покупает от нечего делать. Возвращаясь домой, герцог со смехом сказал Фабио, что ему поистине удалось купить шедевр за цену лубочной картинки. Фабио был с ним не согласен: известность имени мастера давала ему право заламывать за любое свое творение баснословную цену, так что даже с хорошей скидкой деньги были потрачены немалые.

  Возвращаясь под вечер домой, они старались держаться освещенных центральных улиц, избегая темных переулков и бедных кварталов, и Фабио удивлялся многочисленности богатых экипажей и хорошо одетых всадников в сопровождении слуг. Лодовико нервничал; когда его окликнула от дверей трактира молодая и довольно привлекательная женщина, он только раздраженно посмотрел в ее сторону и, отвернувшись, поспешил вперед. Девушка вернулась к стоявшим рядом подружкам, и вслед путникам раздался заливистый смех.

  - Проклятье, Фабио, - выругался герцог, - у местных женщин принято приставать к мужчинам?

  - Это всего лишь способ немного заработать, - пожал плечами художник. - Флоренция - свободный город, и каждый здесь выживает так, как может.

  - Они продают то, что не должно продаваться. Это грязно и отвратительно. Может быть, именно поэтому я так быстро устаю от людей?

  Домой они вернулись за полночь, и Риньяно, обеспокоенный их долгим отсутствием, сказал, что отныне не отпустит их в город без охраны. Увидев купленную картину, секретарь одобрил выбор герцога, однако выразил сомнение, что она действительно стоит заплаченных за нее денег.

  - Привыкайте, синьор Риньяно, - улыбнулся Фабио. - Флорентийцы настоящие мастера и знают себе цену порой лучше, чем их заказчики.

   После ужина герцог и Фабио поднялись в свои комнаты, простившись с Риньяно и управляющим до утра. Ночь принадлежала им без остатка. Очень скоро Лодовико, пробравшись в комнату художника, скользнул к нему в постель, и его руки и губы доказали Фабио, что усталость прошедшего дня совсем не сказалась на силе его чувств. Уже засыпая в объятиях юноши, Фабио услышал:

   - Вы не будете больше принадлежать никому, кроме меня. Я разыщу и выкуплю все ваши картины... Фабио, я ревную вас даже к тем, кого не знаю.

   - Это смешно, - пробормотал художник, не открывая глаз.

   - Да, наверное. - Лодовико вздохнул и замолчал, потом заговорил снова, и его слова долетали до Фабио сквозь пелену сна. - Я хочу, чтобы вы рисовали только то, что хочет ваше сердце, чтобы вы не тратили себя на удовлетворение прихотей богатых клиентов. У всех нас лишь одна жизнь, любовь моя, и художник должен быть подобен птице, поющей только по зову своей души, иначе его жизнь и талант будут истрачены напрасно... Фабио...

   Несомненно, он был прав. Он понял это, будучи совсем юным, а Фабио, прожив почти целую жизнь, только в последнее время с напрасным сожалением начал задумываться о том, как мало ему удалось нарисовать не ради денег или какой-нибудь выгоды. Лодовико хотел вернуть ему потерянное, но было уже слишком поздно.

   Жизнь во Флоренции, показавшаяся Фабио поначалу праздной и немного суматошной, оказалась на деле гораздо более напряженной, чем в Монте Кастелло. Ему приходилось договариваться о встречах с художниками и скульпторами, сопровождать Лодовико в поездках, участвовать в переговорах, торговаться, перевозить покупки. Однажды он почти целый день провел в мастерской мэтра Буонаротти, в результате на следующий день герцогу доставили статую мальчика-флейтиста, приобретенную им за треть первоначальной цены.

   Известие о прибытии во Флоренцию Лодовико де Монтефельтро быстро разнеслось по городу, и уже на следующий день герцог получил приглашения от Колонна и правителя Гравины, а затем и от других аристократов, так что, несмотря на свое презрение к высшим кругам общества, Лодовико был вынужден наносить визиты почти ежедневно. Иногда его сопровождали Фабио или Риньяно, чаще же только охрана и слуги, и если герцогу случалось задерживаться допоздна, Фабио не находил себе места. В такие дни художник поднимался на холм за рекой и рисовал панораму города - три моста через Арно, башни, шпили и купола, ряды черепичных крыш и путаницу улиц. Когда темнело, он возвращался домой и, запершись у себя в комнате, делал наброски, выводя на пергаменте быстрыми штрихами одно и то же лицо - то задумчивое, то печальное, то озаренное светлой улыбкой... А потом возвращался Лодовико, и неизменно оба были рады встрече; их ночи были полны любви и нежности, и Фабио снова казалось, что все это только счастливый сон. Ему не хотелось просыпаться.

   Однажды поздно вечером герцог вернулся из палаццо, принадлежавшего Орсини. Отпустив слуг, он успокоил Риньяно, заверив, что вечер прошел прекрасно, и поспешно поднялся к себе, коротко взглянув на Фабио. Художник не на шутку встревожился, сразу заметив его нахмуренные брови и мрачное лицо, и поспешил следом за ним, гадая, что случилось.

   Оказавшись в своей комнате, Лодовико впустил Фабио и закрыл дверь, затем уселся в кресло, не говоря ни слова. Озадаченный, Фабио тоже сел и, видя, что герцог не расположен начинать разговор, осторожно спросил: