— Н-нет… ничего… Вода очень темная из-за примеси железа и гумуса. Солнце было низко, и поверхность озера маслянисто отсвечивала. Рои уходили в воду и исчезали… Больше я ничего не видел…

— Завтра… — начал Лур.

— Завтра мы должны прежде всего закончить ремонт, — твердо сказал капитан. — Все остальное потом…

Оставшись одна, Вель долго не могла заснуть; лежала, бессознательно прислушиваясь. Дверь из кабины в коридор приоткрыта. В коридоре полумрак и тишина. Чуть слышно пощелкивают экраны внутренней связи. В центральной аппаратной сейчас Лур. Сегодня его ночная вахта. Лур прошел на пост управления сразу, как только они поднялись на борт «Вихря»…

«Какая странная планета! — думает Вель. — Кислород, вода и только цветы и стрекозы… А может быть, это не стрекозы?…»

Капитан сделал три витка, прежде чем посадил «Вихрь». С корабля они видели пустые голубовато-фиолетовые равнины, — бесконечные равнины и сверкающие нити рек. И океан, опоясывающий планету по экватору. Ни гор, ни лесов, ни следов искусственных сооружений… Только равнины и спокойная гладь океана. Сначала капитан хотел посадить «Вихрь» на берегу, а потом выбрали этот край озер в средних широтах… «Не так жарко и безопаснее, сказал капитан, — никогда не знаешь, кто скрывается в океане…» Снижаясь, шли на посадку над просторами равнин. Ни одной возвышенности, ни одного живого существа на сотни миль вокруг… И здесь тоже — тишина, пустота, лишь стрекозы на закате…

Вероятно, они открыли совершенно новую планету, если, конечно, никто не успел побывать тут за те земные годы, которые прошли с момента их старта. Восьмимесячный полет «Вихря» — это почти четыре земных года… — Вель приподнимается, встряхивает головой. — Если бы осталась на Земле, ей было бы уже двадцать два… Все-таки трудно привыкнуть: месяцы в полете — это годы, десятки лет на Земле. Возвращаешься — и ты в будущем… Это легко объяснить языком формул, но так трудно понять, оставаясь наедине с самим собой… Сверстники детских игр состарятся и уйдут, а ты… Выигрыш это или потеря? Твоя жизнь на Земле растягивается на сотни лет, но она словно пунктир; возвращения — как отдельные кадры фильма, не связанные друг с другом. А между ними остановленное время, запечатанное в тесных стенах звездного корабля. Такие планеты, как эта, — редкость… — Вель тихонько вздыхает. — Сколько было высадок… И везде каменистые безвоздушные пустыни с черным небом и яростным сиянием ослепляющих мохнатых солнц. Капитан летает десятки лет, но и для него это лишь четвертая посадка на планете, где можно выходить без скафандра…

Вель не сразу отдает себе отчет, что тихая музыка, звучащая уже несколько минут, ей незнакома.

«Как это мило со стороны Лура: догадался, что я не сплю, и включил какую-то новую ленту. Вероятно, кто-то из старых композиторов?… А пожалуй, нет… Музыка так необычна, строга и певуча…»

Вель теперь убеждена, что никогда не слышала этих мелодий… А она-то думала, что хорошо знает фильмотеку «Вихря». Несколько мгновений девушка прислушивается.

И все-таки в музыке есть что-то волнующе знакомое, как недавнее воспоминание… Вот этот повторяющийся мотив. О чем он? И вдруг Вель даже вздрагивает от неожиданности: ну конечно, как она сразу не догадалась. Музыка рассказывает о планете — той, за бортом «Вихря»…

Теперь звуки начинают воплощаться в зрительные образы необыкновенной четкости и пластичности: в безграничную даль уплывают цветущие равнины, туда, где голубизна трав сливается с бледно-фиолетовой каймой неба. Светлые облака отбрасывают причудливые тени на зеленовато-лиловую гладь тихих озер. Навстречу солнечным лучам раскрываются лепестки причудливо ярких соцветий. Серебристая башня одиноко вздымается среди голубых равнин. Это «Вихрь»!… Вель видит его издалека, словно она сейчас не в своей тесной кабине внутри корабля, а снаружи, одна среди пустых равнин. Впрочем, нет, она не одна. Вокруг какие-то фигуры в легких фиолетово-голубоватых одеждах. Вель становится страшно… Кто они, эти безмолвные существа? Люди или… Вель старается разглядеть их лица и не может. Они так близко от нее, стоит лишь протянуть руку… Но странный туман застилает глаза, как только она пытается сосредоточиться.

«Как во сне, — думает Вель, — какая удивительная музыка! Ведь я же знаю, что это только музыка и навеянные ею образы того мира за бортом. Музыка, которая заставляет галлюцинировать».

Вель хочет освободиться от власти этих мелодий, снова почувствовать вокруг привычные стены своей кабины. Это нелегко. Музыка увлекает в неведомые дали. «Вихрь» уже где-то внизу. Вель парит над равнинами. Выше, выше… В тончайшие нити превращается узор рек. Потом все тонет в колеблющемся голубом тумане…

— Довольно, я не хочу, довольно! — кричит Вель, напрягая все силы, чтобы освободиться от власти этой необыкновенной музыки.

Туман постепенно рассеивается. Вель видит знакомые стены кабины. Дверь в коридор приоткрыта. Мягкий полумрак, тишина…

«Неужели это был сон? — думает Вель. — Какой странный сон…»

Но нет… Музыка, все та же музыка доносится издали. Вель начинает прислушиваться, и мелодия разрастается, словно приближаясь… Невозможно понять, где источник звуков. Экраны внутренней связи сейчас выключены. Может быть, Лур оставил открытой дверь аппаратной? Музыка то затихает, то снова усиливается. Кажется, она доносится из коридора. Странно только, что она звучит громче, стоит лишь сосредоточиться на ней. А может, все-таки галлюцинация? Или проделка Лура?…

Вель решительно встает. Задрапировавшись в покрывало, бесшумно выходит в коридор. Тихо поднимается по его спиралям. Так и есть, дверь в центральную аппаратную приоткрыта. Но музыки уже не слышно. Подкравшись к самому входу, Вель осторожно заглядывает в аппаратную. Лур сидит спиной к двери перед главным пультом управления, подперев руками голову. Задумался или дремлет?…

«Притворяется», — решает Вель.

Несколько бесшумных шагов, и она громко хлопает в ладоши над самой головой Лура. Он стремительно вскакивает, оборачивается, в глазах испуг. Испуг сменяется выражением недовольства.

— Ты? — говорит он резко. — Что за глупые шутки! Мало того, что твоя музыка мешает работать…

— Моя музыка?… Работать?… — Вель поражена.

— Конечно. Я готовлю программу для одной операции. — Лур кивает головой на маленькие цветные графики, разложенные перед пультом. — А ты, когда слушаешь музыку, могла бы подумать о товарищах.

— Значит, я ошиблась? — Вель все еще не может поверить. — Значит, не ты только что включал эту запись?

— Какую еще запись?

— Какая-то симфония… А может быть, не симфония… Прежде я никогда не слышала ее и не знала, что она у нас есть.

Чуть прищурившись, Лур испытующе смотрит Ведь в глаза. Потом берет ее за руки.

— Что ты такое выдумываешь? Снова дурачишь меня? Или… Хочешь, я приду к тебе после вахты?

— Нет. — Ведь резко вырывает руки. — Ты действительно не включал сейчас никаких записей?

— Слушай, мне это надоело, — взрывается Лур. — Что, собственно, тебе от меня надо?

— Дай слово, что ты ничего не включал, вот только что перед моим приходом.

— Что с тобой, Вель? — голос Лура снова становится мягким. — Ты, кажется, действительно взволнована… испугана. — Он пытается привлечь ее к себе.

— Нет, — Вель отстраняется, — совсем я не испугалась. Но ты не ответил на мой вопрос.

— Разве не ты сама только что включала какую-то запись? Она разносилась по всему кораблю. Что ты в ней нашла — отвратительная музыка.

— Значит, ты не включал, но слышал…

— Я же сказал. — Лур разводит руками. — Я сидел, зажав уши. Уже хотел выругать тебя, но ты пришла сама.

«Странно», — думает Вель. — А может быть, капитан? — говорит она вслух.

— Капитан, — смеется Лур. — Он давно спит. Вот смотри. — Лур включает один из экранов внутренней связи. — Кроме того, никому из нас троих, кроме тебя, не пришло бы в голову развлекаться такой какофонией.

— Какофонией?

— Конечно. Это была не музыка, а злобное завывание, без мелодии, с каким-то спазматическим ритмом. Кажется, лет сто назад на Земле сочиняли подобное. Удивляюсь твоему вкусу.