Убрав мокрые волосы под сооруженный из турецкого полотенца тюрбан, Алиса обернула еще влажное тело другим полотенцем, широким, пушистым и розовым. Сейчас ей нужен был фен. Его приладили к стене на втором этаже, рядом с ванной, приспособив напротив зеркало. Фен не был ничьей собственностью, предназначался для общего пользования, и к нему могла образоваться не меньшая очередь, чем в единственную ванную комнату.

Алисе удалось его захватить. Девушка изо всех сил старалась сдерживать эмоции, не показывая никому своего острого желания старательно вымыться всякий раз, когда оканчивалась ее смена. Ведь причину не скроешь, и вот этот факт может обернуться для нее серьезными неприятностями. Запустив теплый воздух нажатием кнопки, Алиса перевела работу фена в нужный для нее режим, скинула тюрбан с головы, обдала приятным дуновением лицо, затем — волосы, помогая себе массажной щеткой. Сейчас, глядя на себя в большое зеркало, сделанное в форме неправильного прямоугольника, девушка вновь, как это часто случалось в последние недели, припомнила один разговор. Хозяева считали его очень важным, возвращаясь к этой теме снова и снова, не уставая повторять:

— Вам нравится все, чем вы здесь занимаетесь! Силком никто никого из вас не заманивал, в плену не держит, документы не отнимает. Того, чего вы боитесь и справедливо боитесь, больше ни с кем из вас не случится. Вам снимают квартиры, у вас на руках документы, вы работаете в две смены, как на любом промышленном производстве.

Нет, все-таки пани Сана, как все здесь называли эту женщину, была хорошим, даже отличным психологом. Алиса понятия не имела, осознают ли другие модели, что с ними происходит. О таких вещах товарки никогда между собой не говорили. Ну или так: если обсуждали, то не публично, а друг с другом. Занимались этим девушки, считавшие себя близкими подругами. Она же, за все недолгое время так ни с кем серьезно не сойдясь, периодически ловила на себе взгляды — любопытные, подозрительные, заинтересованные, не поймешь какие. Потому Алисе приходилось только гадать, кто из товарок хотя бы отчасти разделяет ее личные убеждения и опасения.

Сделанные ею выводы заключались в следующем. Пани Сана, дипломированный психолог, успевшая некоторое время поработать по профессии и даже защитить кандидатскую диссертацию, во время подобных поучений объясняла моделям вещи, считавшиеся очевидными. Неужели кого-то держат на цепи в подвале, морят голодом, избивают хлыстом или регулярно насилуют, заставляя ежедневно усаживаться на диваны перед веб-камерами и ждать вирутальной связи с очередным иностранным сластолюбцем? Разве кто-то из хозяев чем-то унижает их человеческое достоинство? Наоборот, на моделей работает целая небольшая индустрия: косметологи, парикмахеры, гримеры, те же веб-дизайнеры и прочие технари. Получается, что сами модели должны выполнить, по сути своей, чисто механическую работу, получить за нее неплохие деньги, и при этом даже необязательно улыбаться.

— Вас не подвергают насилию, — говорила пани Сана. Ее приятный грудной голос звучал по-домашнему уютно, расслаблял, обволакивал, и только самый черствый, неблагодарный человек мог допустить, что эта женщина способна доставить неприятности кому бы то ни было. — Я не вижу причин, почему ваша работа, на которую вы согласились добровольно, без принуждения, не должна вам нравиться. Каждой из вас, девушки! Вы даже не видите лиц тех, кто смотрит на вас! Мне кажется, если все станут относиться к работе хотя бы наполовину так, как наша Юленька, играючи, большинство проблем для каждой из вас отпадут сами по себе. Не понимаю, что должно смущать вас в том, что вы делаете. Единственное важное условие — не сидеть с лицом мученицы! Не улыбаться натужно! Не показывать никому, что вас якобы принуждают делать то, что вы делаете! Искусственность, имитация оргазма ни здесь, ни там, вашим клиентам, не нужны! Они не за это платят деньги! Их жены имитируют оргазм, они не выполняют ни одной из просьб, адресованных вам! За этим люди заходят к нам! Если они увидят искусственность и наигранность здесь, наш бизнес быстро перестанет существовать. И вот в этом, котики, будет вина каждой из вас.

Зловещих ноток в голосе пани Саны при этих словах так и не прибавлялось. Но Алиса, за пережитый год научившаяся читать между строк, точнее, между слов, угадывая истинный смысл интонаций, прекрасно понимала скрытую природу происходящего.

У них не было тех свобод, о которых регулярно упоминала пани Сана. Никто из моделей не мог, не имел права быть собой. Алисе не нравилось делать то, что она делает, то, что девушка всякий раз смывала с себя горячей водой, растирая тело жесткой мочалкой из морских водорослей. Никто из них не мог уйти из фирмы просто так, потому что надоело. Даже Ангел, имея определенный опыт, пока что не составила четкого плана действий. Скорее всего, прикидывала Алиса, она попытается решить проблему своего пребывания на фирме самым простым способом — в один прекрасный день выкупить себя. И даже привести на свое место новую модель, менее искушенную, прельщенную перспективой заработать много, как ей может показаться, денег. И это, по прикидкам Алисы, станет новым этапом, новым уровнем профессионального роста той, которая называла себя Ангелиной.

Итак, произнесла про себя Алиса, глядясь в зеркало неправильной прямоугольной формы, все они здесь свободны настолько, насколько вольно могут чувствовать себя обезьяны в зоопарке.

Да, обезьяны. Иного определения девушка подобрать не могла. Видела мартышек в широких просторных клетках несколько раз, вместе с классом бывала на экскурсии в киевском зоопарке. Обезьян кормят. У них есть некие бутафорские джунгли, жалкая имитация деревьев, по которым приматы могут беззаботно лазать. А посетители платят в кассу деньги, чтобы подойти к клеткам и улюлюкать в ответ на ужимки хвостатых обитателей. Если же обезьяны перестанут кривляться, люди не будут на них смотреть, и, значит, сократится число посетителей зоосада. Ведь взрослые, а особенно дети обычно ходят туда смотреть не на сонных львов, розовых фламинго, ленивых крокодилов за стеклом — всем нужно развеселое обезьянье шоу.

Животные похожи на людей, но выглядят заметно глупее. Именно это забавляет людей в обезьянах.

Вот что дало основания Алисе сравнивать не только себя, но и своих товарок с дрессированными мартышками. Неужели пани Сана будет всерьез утверждать, что они вольны делать, что хотят, несмотря на регулярную кормежку и минимальные условия для существования…

Сильно, до боли зажмурив глаза, Алиса решительно тряхнула почти высохшими волосами. Подняла веки, переждала, пока осядут микроскопические звездочки. Не удержалась — показала себе язык. Вот так. Этих мыслей озвучивать нельзя. Их никто не должен даже угадать.

— Мне все нравится, — проговорила девушка тихо. — Мне хорошо. Мне тепло. Мне очень хорошо. На сегодня все закончилось, я иду домой.

Несколькими движениями расчески приведя волосы в относительный порядок, Алиса, не снимая окутывавшего тело полотенца, накинула то, которое превратила в тюрбан, на плечи и прошлепала вниз, в кухню. Ей захотелось кофе. Выбор предлагался небольшой: наколотить растворимый, приторный на вкус, после которого вздувало живот, или запарить молотый, что тоже имело свои недостатки: осадок всплывал на поверхность, прилипал к губам. Алису это всегда раздражало. Но даже такое скудное предложение отведать кофе все равно было лучше, нежели заварить чай в пакетиках, обычно — один из самых дешевых сортов.

Когда она спустилась в просторный холл, из которого можно было попасть в две «рабочие» комнаты, охранник как раз впускал сменщиц. Первой деловито вошла Ангелина, сухо кивнула всем, изобразив приветствие, и скинула шубку, встряхнув ею при этом. С обеда пошел легкий снежок, талые снежинки обдали Алису холодными брызгами, девушка ойкнула, повела плечами, поморщилась.

— Аккуратней…

— Ой-ой, какие мы нежные, — беззлобно, не вложив в свои слова подчеркнутой иронии, ответила Ангел. Она была занята тем, что расстегивала сапоги. Алиса и не подумала обижаться — такова уж была у той манера общения.