— Нет, Мая никуда не поедет. Она останется здесь. Это и ее дом тоже, не забывай об этом, мама, — тон его голоса был холоден.

            Моя челюсть чуть не отпала. Оливер еще никогда не говорил так со своей матерью. Шокированная этим, я прикрыла рукой свой рот. Что он делает? Если он собирается устроить сцену… о Боже.

            Как будто мне было мало всего этого, так еще отец и Джерард появились на кухне. У нас что, ужин должен проходить на кухне, а я об этом не знаю?  Папина рука находилась на плече у Джерарда, словно он был его потерянным сыном, а теперь они встретились, умиление просто.

            — Пап, я начала печь эти пирожные, когда еще была в старшей школе. Джерард их уже пробовал, — сказала я, раздражение начало брать надо мной верх.

            — Да, я пробовал ее сладкие пирожные, — Джерард сказал это со злой улыбкой на лице. — И могу сказать, что они были самыми сладкими, чем я когда-либо пробовал. — Он нарочно злил Оливера, мой отец, что теперь на его стороне? Он пытался выпроводить, таким образом, моего сводного брата из дому? Несколько лет назад, я бы порадовалась такому комментарию. Теперь же, я не была рада этому, видя то, как лицо Оливера сделалось красным, вены вздулись, а челюсти были сильно сжаты — его умная задница в жизни бы не сказала такого.

            Все становилось только хуже. Вернувшись в гостиную, Джерард сел возле меня. Не то, чтобы Оливер когда-нибудь сидел возле меня раньше, но мой папочка делал все для того, чтобы он чувствовал себя неудобно. Ну, а Джерарду, конечно же, было в кайф такое. Теперь же, Джерард чувствовал преимущество. Он смотрел на Оливера так, словно одержал чертову победу, а мой папочка только способствовал этому, принимая его будто важного гостя, говоря, что рад видеть такого «смышленого молодого парня», с которым я типа встречалась.

            Оливер  сидел напротив меня, его лицо не выражало никаких эмоций, но в его потемневших глазах бурлил ураган. Его аппетит, судя по всему, пропал, он в основном водил по своей тарелке вилкой, делая вид, что ест. Я старалась изо всех сил избежать его взгляда, потому что в нем читалось обвинение, с меня и так хватило этого дерьма. После того как он покинул меня, разбитую и сломленную, он больше не мог мне указывать что делать.

            Чьи-то ноги под столом прикоснулись к моим. Я пыталась держать себя в руках и не вскочить с места.  Угадайте, кто это был? Да, мой сводный братик — спросите, как я узнала, это было легко,  я просто заметила, как уголки его губ поползли вверх. Это был точно не Джерард, потому что он был занят, распевая всем, кто слушал его, свои дифирамбы.

            Глаза Оливера смягчились, он мне улыбнулся, от этого в уголках его глаз появились морщинки. Я перестала дышать. Впервые я увидела его уязвимость.

            В этот самый момент все вокруг перестало казаться важным. Нас было только двое в этой комнате. Все остальное будто — мешало. Все, что имело значение для меня, это его глаза, смотрящие в мои, взгляд был настолько пристальным, что мне казалось он смотрел мне в самую душу. Мое тело начало покалывать.

            Я чувствовала себя живой. Желанной. 

            Даже, если он и не сказал ни слова.

            Его глаза раздевали меня, трахали меня, когда он скользил по мне своим взглядом. Я прекрасно знала, о чем он думал, определив это по выражению его лица и глазах. Если кто-нибудь увидит это, то настанет конец игре.

            К счастью для нас, Джерард и его слушатели что-то обсуждали. Мне было плевать. Даже если бы он нашел ребенка, за которого предполагалась сума в миллион долларов, я бы даже не заметила его. Мои глаза были сосредоточены только на единственном мужчине.

            Единственном мужчине, который держал мою жизнь в своих руках.

            Единственном мужчине, который мог сокрушить меня одним взглядом или же просто очаровательной улыбкой.

            Единственном мужчине, которому я полностью отдавалась.

            Я хотела, чтобы о нас узнал каждый. Я хотела открыть эту тайну. Чтобы Оливер признался публично, и сделал меня своей на глазах у всего мира.

            Мое сердце изнывало от боли. Единственную вещь, которую я хотела, никогда не смогу иметь. Он никогда не говорил о своих чувствах ко мне,  и к тому же никто не знал о том, что я принадлежу Оливеру.

            Это убивало меня изнутри, словно я воткнула себе в сердце чертов кинжал.

             Я люблю его. Нет никакой ошибки в том, что я испытываю любовь к своему сводному брату.

            И скажу я вам, это было в сто раз хуже: я влюбилась в Оливера Кинга.

Оливер

Верил ли я в борьбу за то, что хотел?

Черт, да. Но я также знал, когда нужно уйти. Когда бросить бой и отступить. Здесь сидел молодой парень, тот еще ублюдок, но он мог дать Мае тот мир, которого не мог ей предоставить я. За это время я увидел, насколько он был больным придурком, который одержим моей сводной сестрой, и эта одержимость никогда не пройдет. Здесь нет будущего.

 Приехать сюда сегодняшним вечером было, словно вздохом облегчения и в то же время проклятием.

Когда я коснулся ее ноги, и она посмотрела на меня, в ее глазах стояла боль, мое сердце затопила любовь в тот момент, и, черт побери, я возбудился. И в этот же самый момент я понял, что должен ее отпустить — дать ей жить своей жизнью.

 В Мае переплеталось столько всего: она была скромной, красивой, сексуальной и умной. Ее ждало прекрасное будущее. Она заслуживает лучшего. Она заслуживает быть счастливой. Она заслуживает того, что я просто не смог бы ей дать.

 Маленькая пчелка больше не должна мне ничего. Ничего.

 Ни. Одну. Единственную. Вещь.

 Я был тем, кто спас ее жизнь. Тем, кому посчастливилось найти ее и взять ее. Я воспользовался ее уязвимостью, чтобы получить то, что хотел. Я так был помешан на мысли сделать ее своей, что даже не заметил, что она никогда не была моей. Она просто пыталась спасти своего отца от той боли. Мая была хороша в этом, в отличие от тех людей, которые используют друг друга, чтобы получить какую-то выгоду. Таких людей как я — монстром, она не раз говорила об этом.

 Мы оба были сломленные. И такие разные? Только дело в том, что моя душа не подлежит ремонту. Я никогда не перестану хотеть ее. Независимо оттого что произошло, я всегда буду стремиться быть с ней рядом. Защищать ее, касаться ее, трахать ее.

 И это никогда не поменяется, пока я не сделаю последний вздох.

Я, черт побери, люблю ее.

 Улыбнувшись ей в последний раз, я встал на ноги.

— Прошу меня извинить. У меня тут появились кое-какие дела, поэтому вынужден возвращаться домой, — я подошел к маме и поцеловал ее в лоб. — Спасибо за ужин, мам. Ты, правда, очень хорошо готовишь, ты же знаешь это?

 Глаза мамы тут же наполнились слезами, когда она посмотрела на меня. Я никогда не видел такой боли в них, после того как умер отец. Я все время обвинял ее за то, то она не совершала, это он был тем, кто все разрушил, не она. Он был больным и развратным придурком.

 Таким же. Как. И я.