В тот день на кладбище Брива никто не остался равнодушным к происходящему. На церемонию съехались не только выжившие партизаны и семьи погибших, но и официальные лица, и делегации, и целая толпа простых людей, которых в свое время глубоко тронула судьба этого молодого аббата, геройски погибшего, но не предавшего своих товарищей. Нацисты расстреляли его, тридцатилетнего, в мае 1944-го в Людвигсбурге.

— Прости, но мне пора домой, — сказал Адриан. — Меня ждут к ужину и наверняка волнуются. И Поль, пожалуй, уже приехал. Ты помнишь Поля? Они с женой Лорой ждут своего первенца. Они приехали к нам на Рождество, поэтому я спешу откланяться, и счастливых вам праздников!

В то время как доктор Меснье спешил домой по покрывшемуся коркой снегу, в Обазин въезжала Матильда со своим супругом. Ярко освещенный большой дом, украшенный остролистом и омелой и полный изысканных ароматов праздничной еды, принимал гостей.

Поль снял куртку и воскликнул радостно:

— Какое это все-таки счастье — оказаться среди родных! А где бабушка? Я хочу ее обнять!

Нанетт услышала голос внука. Она неторопливым шагом вышла из кухни, придерживаясь за стену.

— Поль, мой мальчик! Я ждала тебя с полудня! Ты заставил меня поволноваться, сорванец ты эдакий!

Молодой человек с волнением смотрел на бабушку. Он никогда не видел ее такой утомленной, поэтому с беспокойством посмотрел на мать.

— Что с тобой случилось, ба? — спросил он, прижимая Нанетт к груди.

— Ничего! Ничего! Что ты хочешь? Я уже не такая молодая, мой мальчик! И ноги у меня часто немеют, но это не важно. А жена твоя где? А, вот и она! Иди и поцелуй меня, моя девочка! Не робей перед старой Нан, она тебя не съест!

Лора подошла и подставила старушке свою розовую прохладную щеку.

Камилла сгорала от нетерпения. Она ждала целую вечность, но никто не обращал на нее внимания. И это при том, что она поторопилась снять свой фартук и теперь, сцепив руки за спиной, с невинным видом ожидала, чтобы брат похвалил ее бархатное платье и прическу.

Наконец Поль соблаговолил повернуться к ней, подхватил за талию и закружил по комнате.

— Здравствуй, сестричка! Какая ты сегодня хорошенькая! А что пирог, получился? Надеюсь, ты его не сожгла. Я только о нем и думал всю дорогу! Жаль, что в этом году я приехал слишком поздно и елку уже нарядили. Берегись, если она окажется не такой красивой, как я надеялся!

Брат и сестра расхохотались и поспешили в столовую, где стояла елка. В дверном проеме они застряли — каждый хотел войти первым. Лора с улыбкой наблюдала за ними. На первых порах ей не очень нравились такие близкие отношения между Полем и его младшей сестрой, но все ее страхи быстро улетучились. Единственный ребенок у родителей, она открывала для себя прелести жизни в большой дружной семье.

— Какая красота! — воскликнул Поль. — Посмотри, Лора, дорогая! Эта елка — настоящее произведение искусства.

Молодая женщина ответила улыбкой. Поль был прав: елка была великолепна. Но это только усилило испытываемую ею неловкость: в этом буржуазном доме Лора ощущала себя не в своей тарелке. Все вокруг было слишком красивым, слишком изысканным, даже эта елка, сверкающая сотнями огоньков! К счастью, ее пламенная любовь к Полю помогала ей преодолевать смущение, однако факт оставался фактом: рожденная в деревне, она никогда не будет иметь такой же статус, как члены семьи Меснье, и это ее немного огорчало.

«Я не из их круга! — в который раз подумала она. — И я не пошла учиться дальше после средней школы. Поль закончил институт, Лизон — Эколь Нормаль. В итоге только с Матильдой мы на равных. Ее жизнь больше похожа на мою, ведь она — парикмахер…»

Вскоре появилась и Матильда. Она уже успела снять меховую шубку и шелковый платок и поправить макияж. Напевая, она вместе с мужем Эрве подошла к елке. Рядом с ней супруг казался совсем незаметным — молчаливый, круглолицый, с коротко стриженными светлыми волосами.

— Изумительно красиво! — воскликнула она. — Камилла, тебе нужно идти учиться в Школу изящных искусств!

Девочка удовлетворенно вздохнула, но Мари возразила:

— Не забивай ей голову подобными глупостями, Матильда! Иметь хороший вкус — это одно, а зарабатывать этим на жизнь — совсем другое! Камилла будет сдавать экзамен на степень бакалавра…

Приход Адриана с покрасневшим от холода носом и ледяной коркой на шляпе положил конец разговору. Мари, обрадованная и сердитая одновременно, бросилась мужу на шею:

— Где ты был? Уже поздно, я начала беспокоиться!

— Что ты хочешь, дорогая? Не мог же я оставить моих больных на произвол судьбы под тем предлогом, что сегодня канун Рождества!

Мари в знак прощения радостно улыбнулась. Наконец-то она может расслабиться! Вся семья в сборе, и только это важно, этого достаточно, чтобы она была счастлива. И все же откуда-то из глубин сердца на нее смотрело маленькое личико с большими умоляющими глазами. Мелина постоянно напоминала о себе… Мари, разливая аперитив, невольно представляла себе девочку сидящей возле елки в ожидании подарков.

«В будущем году, возможно, она будет с нами на Рождество! В будущем году, если так будет угодно небесам…» — сказала она себе с надеждой.

***

На полуночную мессу в аббатство Обазина пришли многие. Жители окрестных поселков ради этого проделали немалый путь. Церковь по этому случаю была роскошно украшена.

Магия Рождества сияла в глазах детей, с зачарованным видом любовавшихся прекрасными яслями слева от алтаря, в трансепте. Сцена Рождества Христова была воссоздана с помощью ярко раскрашенных статуэток, расставленных в бумажном гроте под сенью двух елей.

Камилла тоже задержалась возле яслей с младенцем. Однако это был только предлог, чтобы посмотреть на Мелину: в этот момент воспитанницы приюта как раз проходили мимо. Мать довольно точно описала девочку, сомнений быть не могло. Камилла узнала ее по глазам цвета лазури и маленькому росту. Вокруг люди рассаживались на скамьях в теплом свете свечей на главном алтаре.

Мари и Адриан сели на одной из скамей первого ряда вместе с Полем, Лорой, Матильдой и Эрве.

— Надеюсь, Нанетт не будет скучать, — шепнула Мари на ухо супругу. — Это первый раз, когда она не пошла на полуночную мессу! Думаю, она очень расстроилась!

— Так будет лучше, уверяю тебя! — прошептал в ответ Адриан. — Сегодня вечером я говорил с ней как доктор с пациенткой, и она прекрасно меня поняла. Доказательство — она даже не попыталась спорить. Поэтому успокойся, дорогая!

Он взял ее руку и осторожно поднес к губам. Мари посмотрела на мужа с нежностью, тронутая его деликатностью. Решительно, ее супруг — прекрасный человек, всегда предупредительный и тонко чувствующий, и он обладает даром угадывать причину ее беспокойства даже раньше, чем она сама ее осознает… По крайней мере, до недавнего времени было именно так. Взгляд Мари переместился к группе сирот, стоявших перед фисгармонией. Вспомнился их с Адрианом разговор, и она снова расстроилась.

Мама Тере и мать Мари-де-Гонзаг присматривали за воспитанницами, но в этот праздничный вечер даже самые непослушные вели себя примерно. Мадемуазель Мори взяла первые аккорды рождественского гимна, который должны были исполнять девочки. Эта высокая худенькая женщина с серебристо-седыми волосами сидела за фисгармонией. Она помогала настоятельнице Мари-де-Гонзаг в руководстве приютом и была директрисой школы, в которой, помимо сирот, училось несколько девочек из семей горожан. Камилла села на скамью рядом с родителями в тот самый момент, когда сироты запели «Ангелы в нашем краю».

Их легкие, прозрачные голоса поднялись к сводам церкви, сея в сердца каждого слушателя крупицы доброты и красоты и, конечно, чистой радости по поводу Рождества. Мари вдруг захотелось плакать, так ее растрогал этот гимн и тот факт, что вместе со своими подружками его пела Мелина. Девочка, которая сегодня была аккуратно причесана, смотрела на Мари так пристально, что между ними, казалось, установилась невидимая связь.