Томас встал, нахлобучил себе на голову шляпу и устремил взгляд на бесконечные ряды хлопчатника. Именно в этой земле заключалась его отрада, его утешение. Работники уже во второй раз проходили между рядами хлопка. Красивое зрелище. Белое море простиралось во все стороны, скрываясь за горизонтом. Томас не отрицал того, что это зрелище наполняет его душу ощущением власти и собственной значительности. Мужчина вспомнил слова отца, обращенные к Присцилле, когда они только обручились: «Толиверы — не мореходы. Мы рождаемся не для того, чтобы бороздить океаны и ходить под парусами. К добру это или к худу, но мужчины нашего рода с молоком матери впитывают потребность владеть землей. Нам надо много земли. Мы становимся ее владетелями и передаем по наследству нашим потомкам. Так поступали наши предки в Англии и Южной Каролине».

Как мужчина может отрицать то, кем является? Как он может не хотеть стать тем, кем рожден стать? Как он может отказать себе в праве на жизнь в соответствии со своим предназначением? Как он может лишить своих потомков того, что по праву принадлежит им? Если его сейчас гложет горе, если он оплакивает своего младшего сына, которому не суждено разделить наследство с братом, то в этом виновато не проклятие, а злая ирония судьбы. Его лишили наследника, произведенного на свет женщиной, которую он не любит, но эта смерть не имеет никакого отношения к жертвам, совершенным им и его отцом во имя Сомерсета. Томас поклялся никогда больше не забивать себе голову суевериями.

Глава 81

В последний день 1883 года Джессика достала записную книжку, лежащую поверх других тетрадей в верхнем отделении секретера, подкрутила фитиль керосиновой лампы, чей свет рассеивал наступающие сумерки, и принялась писать.

31 декабря 1883 года

«Свет погас в доме Толиверов. Все наши рождественские свечи не способны рассеять наступивший мрак. Что за грустные сейчас у нас праздники, куда грустнее, чем в тот год, когда умер Сайлас. Мой муж прожил долгую жизнь, а Дэвид умер в юном возрасте. Я все еще не оправилась от шока, вызванного смертью внука. Наше горе будет долгим, а для родителей мальчика оно не закончится никогда. Родители не должны переживать своих детей. Мне очень хотелось утешить сына и невестку, но я не смогла найти слов утешения. Я, извинившись, отошла, когда к нам пришел священник, держа в руках Библию. Я не хотела слушать его ничего не значащих слов. Когда священник ушел, лицо Томаса оставалось столь же серым, лицо Присциллы — столь же бескровным, а лицо Вернона — столь же заплаканным, как и до его посещения. Регина сбежала искать утешения в объятиях Тайлера. Со времени похорон брата она проводит в его обществе много времени. Присутствие молчаливых Анри, Бесс и Джереми умеряло боль. Они знают. Они уже побывали в том положении, в котором оказались теперь Томас и Присцилла. Томас беспокоится за Вернона. Он помнит, как сам переживал смерть Джошуа.

Горе в доме усугубляется растущим отчуждением между Томасом и Присциллой. Иногда оно становится почти видимым, подобно горячему воздуху, дрожащему над раскаленной мостовой в знойный летний день. Моего сына враждебная холодность жены ставит в тупик. Казалось бы, общее горе должно, напротив, объединять. Я тоже озадачена. Кажется, Присцилла винит в смерти моего внука Томаса. Не исключено, что она каким-то образом узнала о проклятии Толиверов и верит, что оно имеет отношение к гибели Дэвида. Но как она смогла узнать, если…»

Джессика отложила в сторону перо и уставилась невидящими глазами во тьму за окном. Подобно неожиданному броску змеи, убившей ее внука, немыслимая догадка выстрелила ей в голову. Господи! Неужели Присцилла читала ее дневники? Откуда еще она могла узнать о проклятии? От Томаса — не могла. Сын ничего не знает о навязчивой идее своего покойного отца. Но есть ли основания обвинять Присциллу в столь низменном и бесчестном поступке? Быть может, она относится к невестке предвзято?

Существовала, впрочем, еще одна возможная причина враждебности Присциллы по отношению к мужу. На праздновании дня рождения Регины его жена заметила симпатию, возникшую между Томасом и Жаклин Честейн. Джессика чувствовала, что сын не идет у искушения на поводу, но и того, что пожилая женщина увидела, хватило, чтобы понять: Присцилла стала врагом прекрасной шляпницы. Поначалу это никак не проявлялось. Напротив, Присцилла принялась покупать дамские головные уборы в шляпной лавке, да в таких количествах, что однажды Томас во время ужина сделал жене замечание насчет ее экстравагантных поступков:

— Я, конечно, рад, что ты даешь миссис Честейн подзаработать, Присцилла, но зачем покупать столько? Ведь ты не единственная покупательница шляп на весь Хоубаткер.

— Я выступаю в роли дудочки, которая своей игрой указывает подругам дорогу к двери ее магазина, — пошутила Присцилла.

Но Джессика обратила внимание на то, что невестка никогда не надевает купленных у миссис Честейн шляпок.

А потом Бесс поведала Джессике о том, что кто-то распространяет по округе анонимные письма, порочащие честное имя владелицы шляпного магазинчика. В них неизвестная женщина утверждает, что Жаклин соблазнила ее мужа. Мол, до тех пор, пока эту «распутницу» не выгонят из города, ни одна замужняя женщина в Хоубаткере не может чувствовать себя в безопасности. Любой мужчина может стать ее жертвой.

— Кто бы это мог быть? — недоумевала Бесс. — Многие сомневаются в правдивости этих писем. Миссис Честейн, кажется, не из тех, но кто может знать наверняка? Она красивая женщина и к тому же свободна…

Джессика подозревала, чья это работа. Доказательством того, что письма писала Присцилла, был тот факт, что ей самой никто письма не прислал. Джессика подозревала, что ее невестка покупает шляпки только ради того, чтобы отвести от себя подозрение. К сожалению, Бесс не сохранила присланную ей записку, так что Джессика не имела возможности сравнить почерк анонима с почерком невестки. Женщина не знала, что предпринять. Если Присцилла окажется ни в чем не повинной, подозрения свекрови создадут между ними отчуждение, преодолеть которое никогда не удастся. Если же невестка окажется подлой интриганкой, Томас наверняка не захочет и далее жить с ней под одной крышей. А как же дети? Джессика пришла к выводу, что ничего уж тут не поделаешь. Она будет помалкивать и надеяться, что злобные козни не особенно скажутся на благополучии миссис Честейн.

Теперь же, размышляя о предполагаемой подлости Присциллы, Джессика спрашивала себя, сколь далеко та может зайти. Что мешало невестке прокрасться в комнату свекрови, открыть секретер и прочесть ее личные дневники? При мысли об этом озноб пробежал по спине женщины. Джессика встала и нервно начала мерить шагами комнату. Боже правый! Что за страшные, давно похороненные тайны эта девчонка могла раскопать! И зачем ей вообще совать во все это свой нос? Один только интерес к родословной мужа не мог подвигнуть Присциллу на такой поступок.

Мысленно Джессика перебрала в голове все то, что ее невестка могла узнать, если бы прочла дневники. От осознания количества и серьезности сокрытых там тайн ужас пронизал ее до самых костей. Чего стóят одни только подозрения Джессики насчет того, что у Присциллы был роман с Эндрю Дунканом, и Регина родилась от него, а не от Томаса!

Джессика постаралась совладать с собой. Может, она воображает себе демонов, которых и в природе-то нет? Ничего в поведении Присциллы, за исключением косых взглядов, не подтверждало того, что невестка может о чем-то знать. Она никогда не использовала эти знания против Джессики, хотя и недолюбливала свекровь. Зачем Присцилле рисковать своей репутацией? Что могло заставить невестку пуститься в такую бесчестную авантюру, как чтение личных дневников свекрови? Присцилла не могла не понимать, что, если ее застанут за этим делом, домашние станут ее презирать, а Томас никогда не сможет ей этого простить. Что толкнуло эту женщину поставить на карту свой брак, так много ей давший?