— У нас в каждом доме ружьё, — ввернул Гришка. — Но охотники законы блюдут… Есть, конечно, некоторые…

— В нашем посёлке мало браконьеров, — прибавил Никита. — А в Липовой Горе, это отсюда шестнадцать километров, хватает. Там нет ни одного общественного инспектора.

— А у вас есть? — спросил старичок.

— Гладильников и Басманов, — ответил Гришка. — Никому спуску не дают.

Разговаривали с приезжими лишь Никита и Гришка — они были самые старшие в этой компании, — остальные, присев на корточки, знакомились с Гектором. Он заинтересовал их больше, чем медведь. Никогда ещё в посёлке не было таких смешных собачек. Белый с коричневыми пятнами, с переломленными пополам острыми ушами, живыми смышлёными глазами и аккуратной бородкой топориком. Шерсть жёсткая, как проволока, и вся в колечках. Так и хотелось потрогать Гектора руками. Однако, памятуя, как он лихо напал на медведя, опасались до него дотрагиваться. А фокстерьер, всех обнюхав, утратил к ребятам интерес и побежал знакомиться с выглянувшей из калитки рыжей кудлатой собакой.

— Где тут Пивоваровы живут? — спросил старичок.

— Бабка Пивовариха? — сказал Гришка. — У самой околицы. За её домом лес начинается… А вы к ней приехали? Издалека?

— Из Ленинграда, — ответил старичок.

— Дачники, — сообразил Гришка. — Будете у неё жить?

— Это очень хорошо, что дом на отшибе, — сказал старичок. — Покой, тишина.

— У бабки Пивоварихи, говорят, домовой под печкой поселился, — возразил Гришка.

— Ну, с ним-то мы как-нибудь поладим, — улыбнулся старичок.

— Этой весной домовой ночью подоил корову у Фёдоровых, — продолжал словоохотливый Гришка. — Начисто молоко пропало. Пришлось телёнка зарезать… А у Лашининых домовой всех курей передушил… И тоже ночью.

— Какой домовой? — не выдержала девочка. — Кур мог задушить и хорь.

— И корову хорь подоил? — не сдавался Гришка.

— Ты что, веришь в эту чепуху? — в упор посмотрела на него девочка. Глаза у неё — светло-серые и большие.

— Никита, правда ведь есть домовые? — подмигнул приятелю Гришка.

— Никогда не видел, — сказал честный Никита. — Это всё бабкины выдумки.

— Скажете, и водяных не бывает? А кто тогда, в позапрошлом году, пьяного кузнеца в омут затащил?.. — подзадоривал девочку Гришка. Он оседлал своего любимого конька и уже не мог остановиться. Но его никто не слушал.

— Вам помочь? — предложил вежливый Никита. Он был почти на голову ниже девочки. Щёки у Никиты всегда розовые, а небольшие глаза яркого синего цвета. В отличие от поселковых ребят Никита Поздняков всегда аккуратно одевался и следил за своей речью. Если кто-нибудь неправильно произносил какое-нибудь слово, Никита морщился и вежливо поправлял.

А Гришка Абрамов назло ему нарочно коверкал слова и ещё вступал в спор, доказывая, что он прав. В таких случаях Никита отворачивался от него и лицо у него было несчастное.

Вот и сейчас, когда Гришка завёл разговор про нечистую силу и домового назвал «домовый», Никита поморщился, но сдержался и промолчал. Никита был деликатный парнишка и при посторонних не поправлял приятелей.

Они повернули обратно к автобусной остановке, где были у забора оставлены вещи.

Гришка взял связанные сачки-удочки, а Никита — тяжеленный чемодан. Второй чемодан поднял старичок. Хотя на вид он был немощным, а чемодан нёс легко. Да и глаза его были живыми, быстрыми, так всё и схватывали на лету. Девочка просунула тонкие руки в лямки рюкзака.

Не сделали они и нескольких шагов, как старичок остановился и, проводив взглядом пролетевшего жука, пробормотал:

— Королевская бронзовка.

— А что ваша собака умеет делать? — спросил Гришка.

— Всё, — коротко ответила девчонка.

— Пусть чего-нибудь сделает? — загорелся Гришка. — На задних лапах умеет стоять?

— Такими пустяками Гектор не занимается, — не очень-то ласково взглянула девочка на Гришку.

Пёсик, услышав своё имя, задрал вверх бородатую морду и пристально посмотрел на хозяйку спрятавшимися в курчавой шерсти тёмными глазами.

— Гектор, посчитай до семи! — попросила девочка.

И пёсик, не спуская с неё умных глаз, ровно семь раз гавкнул. Мальчишки с восхищением уставились на него.

— Артист! — сказал Гришка.

— Гектор очень умный пёс, — улыбнулась девочка.

Сделав пару коротких остановок, они добрались до Пивоварихиного дома. Старичок поблагодарил за помощь и, отворив калитку, пошёл к хозяйке, а девочка с чемоданами осталась стоять на тропинке. На вид ей лет четырнадцать, ростом почти с Гришку. В белых измятых брючках, светло-русые длинные волосы спускаются на спину.

— Меня зовут Майя, — сообщила она и вопросительно посмотрела на мальчишек. Немного смущаясь, они по очереди назвали свои имена. У Майи была привычка прямо смотреть в глаза, а таким людям трудно врать. В этом первым убедился Гришка, который любил сочинять небылицы о домовых и водяных.

Гектор проскочил вслед за старичком в калитку и теперь увлечённо гонял по двору всполошившихся кур. Петух взлетел на поленницу дров, оттуда сердито тряс красным гребнем и покрикивал. Майя смотрела поверх мальчишечьих голов на огромные сосны и ели, что росли сразу за Пивоварихиной избой, и в её глазах отражались в тысячу раз уменьшенные облака и синее небо.

— Я никогда в настоящем лесу не была, — задумчиво сказала она, впрочем, ни к кому не обращаясь.

— Разве это лес? — улыбнулся Никита. — У нас тут есть такая глухомань, где и лося, и медведя, и рысь повстречаешь.

— Покажешь мне эту… глухомань? — спросила девочка.

— Там, говорят, леший водится, — понизив голос, заметил Гришка.

— Кто говорит? — повернулась к нему Майя.

— Люди…

— Смешной ты! — Она снова повернулась к Никите. — Покажешь?

— Ромку попроси, — сказал Никита. Что греха таить, ему хотелось бы показать глазастой девчонке лес, но кто в посёлке из мальчишек лучше Ромки Басманова знает окрестные леса и рощи?

— Это который с медведем ушёл? — спросила Майя.

— Ромка в лесу — как дома, — сказал Никита. — Тришка только его и слушается.

Возможно, если бы не появились на тропинке старичок и Пивовариха, ребята с удовольствием поболтали бы ещё с приезжей девочкой, но, увидев Пивовариху, быстро смотались. Неделю назад кто-то разбил бабке из рогатки стекло, и она всё ещё не могла простить этого мальчишкам.

— Чего это ты ей всё про леших да домовых заливал? — спросил Никита, когда они отошли подальше от дома.

— А чего она задаётся? — сказал Гришка. — Смотрит на нас, как… как на патрициев.

— Ты, наверное, хотел сказать, как на плебеев? — поправил Никита.

— Это всё равно.

— Ну ты даёшь! — возмутился Никита. — Патриции были именитыми гражданами Римской республики, а плебеи — менялы, торговцы, слуги. Историю надо знать!

— Не нравится она мне, — сказал Гришка. На широком веснушчатом лице его с толстым носом — усмешка. И не поймёшь: разыгрывает Гришка или всерьёз говорит.

— Девчонка как девчонка, — ответил Никита. — И ничего она не задаётся.

— Иди к ней и потолкуй про патрициев и плебеев… — усмехнулся Гришка. — Она небось отличница и историю назубок знает.

— Тебе бы это тоже не помешало, — ядовито заметил Никита.

3. Зеленое царство Романа Басманова

Роман проснулся с петухами. Быстро оделся и, стараясь не разбудить сестрёнку, спавшую с ним в одной комнате, на цыпочках вышел в сени. Оттуда на двор. В хлеву ворочалась, вздыхала корова. Она тоже проснулась и дожидалась хозяйку, которая должна была её подоить и выпустить на улицу, где вот-вот раздастся щёлканье длинного кнута и звучное протяжное покрикиванье пастуха.

Солнце ещё не взошло, и над лесом начинало розоветь небо. Было прохладно, и росистая трава обжигала ступни.

На заборе сидела вертлявая сорока. Наклонив круглую голову с блестящими точечками хитрых глаз, она смотрела на Ромку. Когда он вышел за калитку, с берёзы, прошуршав в молодых листьях, шлёпнулся на тропинку майский жук. Он, наверное, был сонный, потому что еле-еле шевелил кривыми мохнатыми ножками и даже не смог перевернуться как положено. Ромка поднял его и высоко подкинул вверх. Однако жук не раскрыл крылья и не полетел, а глухо стукнулся о деревянную скамейку.