Ведь какими друзьями они были!

Что с тобою, Лебедь-Лебедин? Такой красивый ты ходил в загородке! Так весело плескался недавно в озерце! Так размахивал большущими крыльями, словно собирался подняться в небо. А как набрасывался на еду, как грозно вытягивал шею, стоило только появиться Няньке!

И всё это разом кончилось. Лебедь был такой же белый, так же клювом перебирал перья на крыльях, но всё чаще и чаще тревожно кричал по ночам и, стоя на месте, хлопал крыльями.

Началось это с того дня, как полетели гуси.

Отец привёз с озера живых карасей в ведре. Андрейка сам поставил ведро в сарайчик. Но лебедь даже не подошёл к ведру.

Андрейка перестал выпускать лебедя в загородку. Ему казалось, что лебедь поднимется и улетит. (Правда, ещё ни разу ему не удавалось летать. Да, кажется, он и не старался это сделать.)

Но вот пролетела лебединая стая. Как уж там в небе узнали, что в сарайчике сидит закрытый Лебедь-Лебедин, но стая подняла такой крик, а лебедь так отвечал им, так бил крыльями, так наскакивал грудью на дверь, что Андрейка испугался: вдруг расшибётся насмерть?

Стая улетела, а Лебедь-Лебедин совсем затосковал. Он уже больше не узнавал Андрейку, не радовался, когда видел его. Высовывал клюв в щель сарайчика и стоял так часами. Что бы Андрейка ни делал, всё время перед ним был этот торчащий клюв, похожий по цвету на жарок. Торчал в щели и словно в чём-то укорял Андрейку.

Андрейка нарочно все эти дни избегал взрослых. Он понимал: все против него. Вера Андреевна прямо сказала: лебедя надо выпустить. Это нечеловечно — держать его взаперти, одного. Неужели Андрейка хочет, чтобы лебедь умер от тоски? Вот он уже ничего не ест, не пьёт. Пройдёт ещё несколько дней, пролетят в тёплые края последние стаи; Андрейка, Дулма и она, Вера Андреевна, уедут в школу, выпадет снег — и Лебедь-Лебедин замёрзнет. Не лучше ли его выпустить на волю, к своим товарищам? Он улетит в Индию — там так тепло! — и будет вспоминать Андрейку. В Индии Лебедь-Лебедин расскажет всем птицам, как он жил в Забайкальской степи целое лето, как за ним ухаживал Андрейка Нимаев, какой добрый этот Андрейка Нимаев. Ведь он очень полюбил Лебедя-Лебедина, но всё же выпустил его на свободу.

И вот пройдёт забайкальская зима. Лебедь-Лебедин соскучится по Андрейке и на следующую весну прилетит к нему. Он покружит над юртой и сам спустится в загончик. Он, конечно, будет не один, а со своей подружкой. Они проживут всё лето, а потом снова улетят.

Ну, разве так будет не лучше?

Андрейка знал, что так будет лучше.

Но он думал, что Вера Андреевна говорит неправду: если выпустить Лебедя-Лебедина, он уже больше никогда не вернётся.

Лебедь-Лебедин знал, что его судьба зависит от Андрейки. Всё время Андрейка чувствовал на себе его взгляд. Если бы Лебедь-Лебедин мог говорить! Но он только открывал клюв и даже не кричал.

Андрейка уже понимал, что не сможет сопротивляться всем взрослым. Одна Дулма до сегодняшнего дня понимала Андрейку. Но утром, уезжая с отарой, она попросила Андрейку выпустить Лебедя-Лебедина.

Окончательно Андрейка понял, что пришла пора расстаться с любимой птицей, когда приехал дядя Куку.

Как всегда, ещё издали он позвал Рыжика. И Рыжик помчался к нему. Он позвал Няньку, но Няньки не было. Он позвал Катю, но и она была с отарой. Он закричал, как верблюд, но Мая со своим ботогоном была далеко от юрты и не услышала.

И только Лебедь-Лебедин сразу же отозвался на крик и стал биться в сарайчике.

Андрейка сначала очень обрадовался: вот едет дядя Куку, он не даст Андрейку в обиду. Рыжик уже вышагивал рядом с одноглазой лошадкой ветеринара. И, словно заканчивая все приветствия, над степью понеслось кукование. Это уже относилось к Андрейке.

Дядя Куку быстро разобрался в обстановке, ему всё рассказала Вера Андреевна.

Бабушка Долсон с полудня не выходила из своей юрты. Она зажгла свечи, молилась богам. Дядя Куку зашёл к ней, молча постоял и тут же вышел.

Он объяснил Вере Андреевне и Андрейке, что бабушка Долсон кается в своих грехах. В эти осенние дни наступили моления, когда надо было выпрашивать прощения у животных. Бабушка Долсон каялась перед Нянькой, что однажды ударила её. Каялась перед Маей, что с весны плохо кормила её. Но больше всего она каялась перед Лебедем-Лебедином: ведь в эту белую птицу, как сказал лама Бадма, переселилась отважная душа её сына Андрея.

— Вот видишь, степнячок, — сказал, посмеиваясь, дядя Куку, — твоя бабушка верит не только в своих божков. Она верит каждому слову хромого Бадмы. Мы-то с тобой знаем, что всё это ерунда. Ведь знаем?

— Знаем, — охотно подтвердил Андрейка, потому что он верил дяде Куку и не верил ни одному слову хромого Бадмы.

Неужели бабушка Долсон забыла, как этот жадный старик хотел отобрать у них Дулму? Неужели она забыла, как он схватил Катьку и чуть не унёс её в дацан? А кто стрелял в лебедей? А кто схватил Андрейку за шиворот? Кто чуть не забрал из колхоза хлеб, овец, деньги, заработанные бабушкой Бутид? Всё хромой Бадма.

— Слушай, дружочек, — проговорил дядя Куку и положил руку на плечо Андрейке, — мне тоже жалко расставаться с твоим лебедем. Но ничего не поде-лаешь. Ему надо летать, а ты его закрыл. Он без этого жить не может. Ему нужны небо и вода. А ты хочешь его лишить свободы. Ты вот подумай хорошенько: если бы тебя оставили в больнице — помнишь, когда ты сломал себе ногу, — оставили бы тебя и кормили, чем только ты захочешь, и любили, и жалели… Но вот беда: нога у тебя уже зажила, а врач не хочет тебя отпустить. Говорит, чтобы ты навсегда оставался в больнице. И ты больше не мог бы попасть в школу и не приехал бы сюда, в степь. А как без тебя жили бы твои отец и мать? И бабушка Долсон? А что сказали бы Нянька и Рыжик? Ты об этом подумал?

По правде говоря, Андрейка обо всём этом не подумал. Он сразу вспомнил, как не хотел оставаться в больнице, как скучал там, как ничего не хотел есть. Нет, он ни за что не хотел бы остаться в больнице!

— Ты подумай, подумай, степнячок, — продолжал дядя Куку. — Ведь лебедь-то к нам с тобой попал, как в больницу. Мы его с тобой вылечили, а отпускать вроде бы и не желаем. Хорошо ли это?

И вот тут Андрейка окончательно понял, что это и в самом деле нехорошо. Он поднял к дяде Куку лицо, посмотрел на лохматые смешные брови и рассмеялся.

— Отпустим лебедя? — спросил дядя Куку.

— Отпустим, — ответил Андрейка.

— Вы прирождённый педагог, — похвалила Вера Андреевна. — Мы все уговаривали Андрейку и не смогли уговорить, а вы так легко его убедили.

— Так уж и легко, — отозвался дядя Куку. — Просто мы с Андрейкой большие друзья и понимаем друг друга. Ведь так, Андрей?

— Да, — ответил Андрейка.

А Лебедь-Лебедин слушал весь этот разговор, высунув в щель сарая свой клюв-жарок.

— Теперь, степнячок, следи за небом. Как увидишь лебедей, зови нас, — сказал дядя Куку.

— Ладно. — Андрейка тут же задрал голову кверху.

— Пойдёмте, угощу вас супом, — предложила Вера Андреевна.

— Ох, не откажусь, не откажусь, — отозвался своим бодрым баском ветеринар.

Андрейка остался один. Через несколько минут из своей юрты вышла бабушка Долсон. Не оглядываясь, она подошла к сарайчику и опустилась на колени, О чём она просила Лебедя-Лебедина? Её губы беззвучно шевелились, а голова то и дело кланялась до самой земли.

Бабушка Долсон ещё не знала, кого это Андрейка высматривает в небе. Надо ей сказать. Он неслышно подошёл к бабушке и постоял в нерешительности. В щели сарая торчал клюв и поблёскивали круглые глазки. Лебедь-Лебедин чуть склонил набок голову и внимательно слушал бабушку.

Андрейка тоже опустился на колени, но он не хотел молиться. Бабушка его даже не заметила. Он обиделся, встал и пошёл к зароду.

Он шёл, запрокинув голову, и смотрел в небо. Ну где же вы, лебединые стаи? Почему вы не летите, когда вас так ждёт Андрейка?

Он подошёл к зароду и поднялся по лестнице.

Отсюда хорошо видно всю степь. Вон Рыжик и Резвая ходят. А за дальним бугорком разгуливает Мая со своим ботогоном. Но Андрейке надо смотреть в небо. И он ложится на спину. Теперь перед его глазами всё небо. Оно поднялось над степью необъятной юртой.