Антема грустно улыбнулась и кивком ответила на приветствие прошедшего мимо нас золотоволосого юноши. Своего соплеменника. Альдов тут было довольно много – все рослые, стройные и красивые. В основном светлокожие блондины. Антема сказала, что альти-лурду не любят смешиваться с другими племенами, но смешанные браки всё же есть, поскольку такие союзы приносят больше детей. Но даже полукровки как правило сохраняют то, что всегда отличало альти-лурду от других переселенцев из Атлы. Красоту, силу, мужество, способность управлять эльхангоном, хотя и в разной степени. И, конечно же, глубинную связь с лурдами. Да и с другими кошачьими, к счастью, тоже, поскольку лурды – вымирающий вид и теперь альд без лурда не такая уж и редкость.

За обедом я сидела между Антемой и пожилым альти-лурду, в роскошной шевелюре которого серебряных прядей было уже гораздо больше, чем золотых. Доримена оказалась почти напротив меня, между рыжим великаном с одной стороны и близнецами с другой. Урмианка старательно избегала моего взгляда и, наверное, поэтому через каждые две минуты обращалась к своим подопечным с каким-нибудь замечанием (совершенно ненужным, поскольку дети вели себя хорошо) и так охотно общалась с великаном. Тот держался весьма галантно, то и дело предлагая ей кушанья и вина. Один раз мы с Дорименой всё же встретились взглядами, и мне стало немного не по себе. Я не могла дать внятное определение тому, что увидела в этот момент в её светло-голубых глазах: тоску, усталость или ту пустоту, которой избегаешь всю жизнь и которую готов заполнить чем угодно, если чувствуешь её приближение. Мне вдруг показалось, что я вижу перед собой смертельно больного человека, который уже почти не надеется исцелиться. И ещё я подумала о том, что передо мной сидит человек, проживший больше трёхсот лет. И если сейчас я гораздо умнее и опытнее, чем была лет десять назад, то как бы я смотрела на себя сегодняшнюю лет через двести-триста? Я вспомнила взгляд Астерия, который так часто казался непроницаемым. Это бессмертное существо давно уже привыкло скрывать от людей свою суть, предоставляя им право считать его кем угодно. Он был древнее иных галактик, и казалось, что понять его – это словно разгадать одну из великих загадок вселенной. Впрочем, говорят, каждый человек тоже целая вселенная и неразгаданная тайна, просто мы, люди, предпочитаем считать, что знаем и понимаем друг друга, а для того, чтобы уверовать в это окончательно, придумали психологию. Кем стала Доримена дан Линкс за эти триста лет? Теперь она почти не совмещалась в моём сознании с обликом самодовольной суперменки, которая преследовала нас с Дианой около месяца назад. Около месяца или триста лет. Почему она изменилась, а Эрика Хоббер нет? То есть Эрика, конечно, тоже изменилась, но суть её осталась прежней и даже стала виднее, ибо дорвавшийся до власти обычно показывает свой истинный облик даже тем, кто долго не хотел его видеть. Когда-то – для кого-то давно, а для кого-то недавно – Эрика Хоббер была унылой, завистливой двадцатилетней девицей, нельзя сказать, чтобы некрасивой и совсем уж бездарной, но катастрофически недовольной тем, что она имела, поскольку хотелось ей гораздо большего. Желание в общем-то вполне нормальное, но каждый осуществляет его по-своему. Плаксивая пиявка присосалась к крутой, властной красотке Доримене дан Линкс, в лице которой она нашла покровительницу и кумира и в которую влюбилась, как в юности мы порой влюбляемся в своих кумиров. Когда-то Джоанна Рэй была, можно сказать, моим кумиром, тем более что она меня исцелила и многому научила, но она никогда не пыталась меня подчинить, а я по природе своей не склонна подчиняться даже тем, кем восхищаюсь. А главное – я никогда ничего от Джоанны не требовала. Мы давали друг другу и брали друг у друга только то, что хотели дать и взять. И до сих пор за всё это друг другу благодарны. А маленькая пиявка Эрика, вечно недовольная тем, что ей дают слишком мало, постепенно выросла в матёрого кровососа, уничтожающего тех, кто не дал ей всего желаемого. Я не знала, что именно произошло между Эрикой Хоббер и Дорименой дан Линкс, но была уверена: опустошённое, покалеченное создание, сидящее напротив меня за столом, стало жертвой пиявки. Змеи, которую она когда-то пригрела у себя на груди, взирая на неё со снисходительностью покровителя. До чего же хорошо один мой знакомый перефразировал известную поговорку – «Не так страшен чёрт, как его малютки».

Темнокожие великаны, более рослые, чем рыжие, сидели своей компанией за отдельным столом – наш стол был для них низковат. Какой бы разношерстной ни была собравшаяся здесь публика, преобладали альфа-гуманоиды. Двое парней, чьи безрукавки не скрывали обильную растительность на теле, а буйные кудри маленьких острых рожек на голове, напоминали сатиров.

– Да, это они, – сказала Антема. – В Маатлане ещё остались представители самых древних земных племён. Они называют себя эльмами. Так уж получилось, что благодаря Намии они тут сейчас часто бывают. Оказывается, между Пандионой и Маатланом были врата, о которых долгое время никто не знал. Ни Анда, ни даже эти их чистильщики. Это такие…

– Лысые уроды на чёрных конях и с чёрными псами. Следят, чтобы в Маатлане не было чужих или хотя бы чтобы эти чужие не пользовались там магией. Я их видела.

– Я тоже, – поморщилась королева. – Так вот, Намия нашла эти врата и случайно их открыла. Иногда ведь можно случайно найти и даже открыть какую-нибудь старую дверь. Наткнулся в заброшенном замке на стену, нечаянно нажал на какой-то камень, он сдвинулся – и со скрипом открылась потайная дверь, ведущая в сокровищницу. Эта нимфочка Намия забрела в какую-то пещеру, переночевала в ней, а утром увидела, что луч солнца высветил на стене пещеры какие-то рисунки. Она стала расчищать это место на стене, чтобы получше их разглядеть – и тут одна ниша в пещере вдруг превратилась в арку, а за ней виднелась роща. Намия пошла туда и оказалась здесь, на Пандионе. А вернуться назад не смогла. В нашем мире на этом месте тоже есть пещера, но выход в Маатлан нимфа так и не нашла. Теперь-то мы знаем, почему она открыла врата – тут нужен был свет, лучше солнечный, и заклинание. Она его не знала, но оно сработало, когда она водила рукой по этим знакам на стене. Намия поняла, что заблудилась в чужом мире, и испугалась. Сперва пыталась вернуться, а потом от тоски уснула. Вернее, впала в состояние, похожее на кому. Анда сказала, что с некоторыми эльмами такое бывает от сильного стресса. Они долгожители, но от душевного потрясения могут погибнуть или, в лучшем случаи, уснуть таким вот долгим сном. Оказывается, Намия проспала почти сто лет. Её разбудила гемха. Это такая змея. Её яд смертелен для человека, а для эльма целителен. Намия очнулась от укуса гемхи и снова стала бродить по лесам Пандионы. Встретила кентаврицу, которая, кстати, тоже пришла сюда из Маатлана… За те сто лет, что Намия проспала в пещере Змеиной горы, врата, которые она случайно открыла, несколько раз открывались сами, существа из Маатлана всё чаще и чаще оказывались здесь, и здешние жители долго не могли понять, почему. Потом нашли эти врата. Они очень древние. Когда Намия их открыла, их магия дала сбой и они стали периодически работать – при определённом положении светил. Теперь они изучены нашими магами и под контролем. Первый раз я побывала в Маатлане через зеркало, а это сложнее, зато теперь путь в Маатлан открыт. В общем, гости из Маатлана в последнее время бывают у нас часто. Кентавры любят юных нимф, а эти полулошади, как и все гибриды, неуравновешенны и подвержены вспышкам ярости. Иногда немотивированной. А тут ещё эта кентаврица, Аканта, обиделась, что Намия отвергла её ухаживания. Не случись поблизости Доримены, Намия могла бы серьёзно пострадать и даже погибнуть. Мэнни здорово досталось от Аканты – в ярости она страшна, но сейчас они отлично ладят.

– Мэнни ответила ей взаимностью? Я бы её даже к лошадям близко не подпускала.

– Только не вздумай назвать здесь кентавра лошадью. Они очень обидчивы, хотя, слава богам, не злопамятны.