Изменить стиль страницы

- А что такое "пантунон"?

- Не "пантУНон" а "пантЕон". Так называется перечень всех богов в той или иной религии, - пояснил Саша.

- Ну по поводу Зевса я не помню, надо будет уточнить, - на полном серьезе заявила Алиса.

- Блядь! - вздохнул Дятлов, обхватив лицо руками. - Я же просто пошутил! Хотя ты уточни на всякий случай, мало ли... Какая же все-таки херня это все!

- Зря ты так... - слегка грустно сказала Алиса. - Я думаю тебе следует тоже походить к ним на занятия!

- И тратить на это свои собственные деньги?! Да нет, я пожалуй воздержусь!

- Мне кажется, что если бы ты сам попробовал, то ты бы поменял свое мнение. Я могла бы даже оплатить тебе первое занятие...

- Если тебе некуда тратить деньги, то можешь мне давать их просто так, а я уж сам решу куда их тратить.

- Глупый ты человек! - нравоучительно заявила Алиса и стала искать пульт от телевизора.

Осень проходила быстро, ибо когда погружен в работу, дни ускоряют свой бег. "Наша печать" все еще не выплатила Саше денег. Дятлов, соответственно, все еще был должен. ЮСОНСу. Между тем, Алиса, как и обещала, забрала сынишку из "китайской школы", как она ее называла, но все еще не пристроила его в другую.

- Я приняла важное решение! - торжественно заявила Алиса в один из вечеров. - Я оставляю Лёшу на второй год! Но только отдам его в другую школу, ясное дело!

- Понятно, - равнодушно ответил Дятлов.

- Я считаю, что этот год для него выдался очень тяжелым: поездка в то село, переезд... Эти уроды в школе! Я считаю, что ему нужно как следует восстановится. Заодно, он сможет, например, подтянуть чтение и математику.

- А также, сможет научиться самостоятельно завязывать шнурки и кататься на качелях, - колко подметил Дятлов. - Скажи, а тебе не стыдно вообще, когда ты катаешь на качелях шестилетнего ребенка? А когда посреди улицы приседаешь, чтобы завязать ему шнурки?

- Я своих близких никогда не буду стесняться! Запомни это! - решительно заявила девушка.

- Неужели? Как ты не стыдилась своего папу, да? - перешел в атаку Саша.

- Какой ты все-таки гандон! - с выражением глубокого отвращения сказала Алиса.

- Слушай, ты же обещала не нервничать и не обзывать меня, - напомнил о достигнутых ранее договоренностях Дятлов.

Но в ответ лишь последовала вереница матов:

- Хуйло! Мудак обосаный! Гниль земная! Чмошник ебаный!

- Ну как скажешь... - молвил Саша.

Желая укрыться от словесного поноса, Саша вновь собрал вещи и отправился в офис. Несмотря на прошлое унижение, Лёша опять пытался его остановить, и также безуспешно. На протяжении последующего месяца подобная схема повторялась из раза в раз: Саша говорил какие-то вполне безобидные вещи; сказанные им слова не проходили Алисину цезуру; Алиса начинала беситься и поливать Сашу матом и всевозможными оскорблениями; Саша собирал вещи и уходил ночевать в офис; на следующий день Алиса заваливалась в офис и нестерпимо долго и нудно просила прощения и распиналась Саше в своей бесконечной, как сериал "Санта-Барбара", любви. Каждый раз, когда Дятлов ретировался в офис, это было демаршем, а не серьезным шагом по разрыву отношений. Но вскоре эти отношения стали гнить, как быстро-портящийся продукт, который забыли поставить в холодильник.

Было трудно сказать, что его раздражало больше всего в сожительстве с Алисой. Возможно ее фанатичная ревность, бесконечный страх того, что, как она сама говорила, "его у нее кто-то украдет". А возможно, ее дьявольская цензура, как в каком-нибудь ебучем тоталитарном государстве. Ее дебильные фразочки "не говори так!", "не говори эти слова!", "как ты можешь такое говорить?". Любое, невинное как вагина монашки, слово могло обидеть Алису, привести ее в состояние бешенства. Ее идиотское обыкновение не мыть руки после туалета. Ее, надоевшее до тошноты, жирное, волосатое тело. Ее слабоумный сын. Ее необразованность и практически полное отсутствие эрудиции. Ее "духовные учителя". Все это накопилась, и в один из первых зимних дней чаша говна переполнилась. В тот раз пытаясь его остановить Лёша проявил неожиданную для него фантазию, и стал сооружать под дверью квартиры что-то вроде баррикады из одежды и других подручных предметов. Это даже было по-своему мило, но все равно тупо.

Оказавшись в тот раз в офисе, парень был настроен серьезно и отправился в заранее снятую однокомнатную квартиру. Это был настоящий кайф! Никто не докучает, не ограничивает, не ебет мозги! И при этом в его распоряжении были все удобства, все благи современной городской цивилизации.

На следующий день Алиса себе не изменила, и снова, придя в офис стала играть в игру, которую Саша прозвал "извиняшки".

- Нет, - в очередной раз холодно ответил Саша. - На этом все.

- Ну как же так, Саша? Мы же так любим друг друга!

- Говори за себя пожалуйста, - сухо отрезал он.

- Ну хорошо, я, я тебя люблю!

- И что с того? Это моя жизнь, и я собираюсь прожить ее как мне угодно, а не так, как это кому-то хотелось.

- Но ты не понимаешь! - отчаянно заявила Алиса. - Я люблю тебя так, как никто тебя никогда не полюбит! Всей душой, всем сердцем!

- Да мне похуй как-то, - только-то и ответил Саша.

- Не говори так! - заорала она.

- Алиса, пожалуйста, иди домой, - посоветовал парень.

- А, я все поняла! Ты хочешь выжить меня из моего бизнеса!

- С каких это пор, это твой бизнес? - нахмурившись, спросил Дятлов. - Это вроде как наш бизнес.

- Нет, это мой бизнес! Запомни это, червь! - забрюзжала слюной толстушка.

- Прошу тебя, иди домой, - повторил просьбу Саша.

- Не дождешься, никуда я не пойду!

- Ну ладно, тогда я уйду.

И Саша отправился домой, на съемную квартиру, где его ждали заветные покой и тишина. Следующие несколько дней ситуация повторялась: Алиса начинала скандал в офисе, и Дятлов вынужден был ретироваться. По Сашиному глубокому убеждению, долго так продолжатся не могло, и рано или поздно, Алиса должна была успокоится и отстать от него.

Спустя неделю, она и вправду перестала появляться на работе. Но вместо этого, она стала неустанно заебывать парня звонками. Она звонила в редакцию, секретарша соединяла с Сашей, и добро пожаловать очередной сеанс истерики от духовно продвинутой женщины. С каждым следующим звонком риторика Алисы становилась все жестче. В конечном итоге, она как заведенная стала требовать, чтобы Саша переписал на нее всю компанию, а делать этого он ясное дело не хотел. В один из разов, девушка даже прибегла к банальному и примитивному шантажу. Если обычно, она начинала разговор с того, что орала в трубку, то в тот раз Саша услышал в телефоне ее плач.

- У тебя нет чести! - рыдала Алиса. - Мне нужно сына кормить! Ты обязан переписать компанию на меня!

- Алиса, мы это уже обсуждали. Этого не будет. Давай закроем эту тему.

- Ты знаешь, что я сейчас делаю?! - сказала она, после непродолжительного воя.

- Ммм... И что же ты делаешь?

- Я сейчас режу себе руки! Я убью себя! Клянусь Богом, я убью себя, если ты не перепишешь на меня фирму!

- Да хоть всеми богами поклянись, благо их в избытке в твоем арсенале. Неужели ты действительно думаешь, что я поверю во всю эту суицидальную чушь?

- А что такое "суе....".....? - спросила Алиса чуть успокоившимся голосом.

- Блин! "Суицидальная чушь", от слова "суицид", то есть самоубийство.

- Так ты думаешь я тебя обманываю?! - вновь заорала она. - Ну погоди, сейчас я тебе покажу!

Было слышно, как она положила трубку на стол и звук ее шагов. Затем из трубки донесся истошный крик "Лёёёёша!". "Что она еще задумала" - гадал Дятлов. В трубке раздались приближающиеся шаги, затем тоненький, пискливый голосок маминого сынка:

- Папа...

- Блин, Лёша, я же просил тебя, меня так не называть. Если хочешь, что бы мы поговорили, то не "папкай".