— Шшевелисссь, Джон! Иссспользссуй сссвое новое тело...
Его слова поразили меня сильнее, чем собственные мысли и воспоминания. «Новое тело...» Я действительно еще недавно был другой! У меня были рога! У меня был мех! А еще лук! И стрелы!! Я должен...
— Джон! Да чтоб тебе, очнись жжже! — завопил мне прямо в морду Бриан. — Используй когти!! Джон! Джонатан! Джо...
Я почти покачал головой. Я не хотел двигаться. Мне стало дурно, меня почти вывернуло наизнанку при одной только мысли о том, что я буду рвать когтями чужую плоть... и мясо... и кровь... Мясо... Охота... Но в этот момент мои ноздри заполнил сладковатый запах свежей крови... — и в мгновение ока все изменилось! Кровь вскипела, ярость заполнила мысли, выметая сомнения. Забыв обо всем, я бросился через подлесок. Мои друзья в беде! Моих друзей атакуют враги!!
Вихрем вылетев к месту схватки, я обнаружил, что Кванзаа совместно с Кутежом успели закинуть Аларта на дерево, и сами уже прикончили как минимум четверых лутинов, но как раз сейчас их окружало еще не менее двух десятков. Прямо на моих глазах их оттеснила друг от друга толпа вопящих карликов. Карликов с ножами. Острыми ножами! Кванзаа расшвыривала их с безумной яростью берсерка, помноженной на мастерство сабельного бойца. А вот Кутежу пришлось плохо. Лучник от бога, палкой он действовал только-только, чтобы не дать убить себя. Но сдерживая смертельные удары, он получил уже несколько очень опасных ран и был весь покрыт кровью... Это его кровь я учуял!!
— РРРРаурррр!!!! — разнесся по лесу древний клич, тысячелетия не звучавший под хмурым небом Мертвого леса. Этот вой-рык заставил остановиться всех. Кроме меня самого.
Рыча и хрипя, я одним прыжком оказался рядом с Кутежом, подсечкой хвостом и легким толчком в спину повалил волка на землю и встал над ним. А потом лутины все-таки напали!
В том бою я впервые узнал, как же действенны мои когти. Я вертелся и крутился, убивал хвостом, передними лапами, задними лапами, даже головой! Я оказался просто неудержим!
Карлики бросились бежать, как только поняли, что происходит, но было уже поздно. Наши тройки наконец объединились и вшестером мы с легкостью догнали их, прижали к зарослям кустарника и перебили. Всех.
Быть может один или два смогли незамеченные скрыться в густом подлеске... Но вряд ли больше.
Когда все кончилось, я сел на землю с языком, вывалившимся из пасти чуть ли не до земли и в то же время с легкостью в мышцах и мыслях невероятной. Все вокруг было потрясающе четким, я вполне осознанно глядел чуть ли не во все стороны разом, только что не прямо назад и это не доставляло мне ни малейшего неудобства. Казалось, допрыгнуть до верхушки ближайшего дерева легко и просто, нужно только сжаться в комок, напружинить мышцы, напрячь их до жесткости стальной пружины, и...
Но не успел я сделать и трех глубоких вдохов, чтобы охладить разгоряченное тело, как все изменилось. Навалилась жуткая усталость, мышцы налились тяжестью и тут же страшно засосало в желудке, мысли стали мутными, неповоротливыми, поле зрения скачком сократилось до нормального... и даже меньше. Я едва-едва удержался в сидячем положении — хотелось упасть, откинуться на спину, глядя в темнеющее осеннее небо, но в то же время жутко, просто до боли в желудке и капающих слез, хотелось есть... Нет, не есть, а ЖРАТЬ!!!
— Фссс... Джон... — Бриан осторожно проскользнул по испачканной кровью траве, оберегая уже заклеенную и перевязанную рану на левом боку.
— Жрать хочу... — буркнул я. — Высматриваю, кем бы пообедать. Может лутина-другого сожрать?
— Фссс... — обычно чуточку ехидное шипение нага, сейчас было наполнено сомнением. — Фссс... В лесссу ессть дичь и более аппетитная. Фссс... Впрочем... сссмотри сссам. Фссс...
Я... я не буду описывать, что было в тот вечер на той поляне. Достаточно сказать, что к товарищам я пришел сытый, энергичный и нагруженный, хоть и дрянным, но все же оружием да еще с кошельком предводителя лутинов в кармане.
Посовещавшись, Бриан и Кутеж решили провести ночевку прямо здесь, не разжигая костер, и мы, выставив часовых, занялись, сначала осмотром ран и перевязкой, потом устройством временного лагеря...
А ночью мне снились странные сны. Пылающие линии, расчертившие заполненное огненными знаками небо, неведомые иероглифы, вспышкой молнии впечатывающиеся в память, удивительные движущиеся картины, рисовавшие сценки, смысл которых я не мог понять...
Проспав в общей сложности не менее четырех часов, я не то чтобы совсем не отдохнул, но и выспавшимся себя тоже назвать не мог.
Однако, проснувшись и запустив по мышцам разогревающе-бодрящие спазмы-сокращения, я лежал, смотрел в затянутое тучами ночное осеннее небо и думал. Прозрение, озарившее меня перед самым боем, почти исчезло из памяти, задавленное боем, но сейчас в ночной тишине, оно вернулось, и нужно было хорошенько все обдумать...
Я действительно не был ящером. Каких бы воспоминаний из последних шести лет я ни касался, везде я был оленем. Оленем-морфом или даже просто оленем... Разумным оленем. В доспехах и без; в Цитадели, на приеме у лорда Хассана; в лесу, во время гона, с самкой... Я всегда был и оставался оленем. И в тоже время я четко знал, что все это время был ящером. Как такое могло быть?!
Единственное и самое очевидное — гемма, которую я носил на шее, продолжала воздействовать на меня своей магией. Учила, направляла... В конце концов, чем еще я был занят пропавшие четыре дня? Я заснул в четверг вечером. А проснулся во вторник утром! И снился мне практически один, непрерывный бой! Что это было, как не подготовка? Что мне снилось сегодня ночью? Я мог бы нарисовать все виденные во сне иероглифы хоть сию минуту. Если бы я еще хоть один понимал...
«В любом случае, эта форма потрясающе полезна, — думал я, вспоминая вчерашний бой. — Мое мастерство ближнего боя в оленьей форме оставляло желать лучшего. Разве что во время гона... Но и тогда, дело ограничивалось легкими потасовками, да в худшем случае, парой демонстративных ударов. Теперь же...»
К концу восьмого дня мы вошли в ворота Цитадели. За оставшиеся дни мы дважды обошли по большой дуге северное окончание Темного прохода, выследили еще одну ватагу лутинов, но на это раз уже мы поймали их в засаду. И вот, во вторник днем, проведя в дозоре ровно неделю и наконец, встретив сменщиков, направились домой.
Во дворе нас встретила небольшая команда — Джек ДеМуле, Магус, Смитсон, Коперник, Бриан и даже Сарош, что удивительно, спустился с башни.
Пожав мне лапу, поздравив с удачным походом и обрадовав известием, что Паскаль задержится в лаборатории еще минимум на неделю, Джек утащил предводителей троек в кабинет для доклада, а остальные нестройной толпой отправились в «Молчаливый Мул», промочить горло.
Утвердившись за столом и взяв кружку чего-то темно-красного и тягучего, я решился наконец задать вопрос Смитсону:
— Наставник... Вы знали, что происходит, когда я спал четыре дня?
— Разумеется, — невозмутимо ответил козел-морф. — Магус заглянул в твой сон и даже, можно сказать, чуточку поговорил с духом-хранителем геммы.
— Духом-хранителем?! — изумился я.
— Ну, не совсем духом... Магус и сам плохо понял, а я, с его слов тем более, но... Лис говорил, что этот дух разумен очень ограничено, что может очень много, но в тоже время очень мало, что собственно, о разговоре не могло быть и речи. В любом случае, они хоть как-то пообщались, в результате, ты должен был проснуться во вторник утром...
Неделя, оставшаяся до появления нашего разноцветного колючего алхимика, тянулась бесконечно. Каждое утро я просыпался с мыслью о том, каким я стал, каждое утро мне приходилось напоминать себе, что я не всегда был ящером, что раньше я был оленем-морфом и хочу им стать снова...