— А где головоломки? — Ванесса вытерла крем с лоснящегося подбородка. — Кроссворды и все такое. Почему ты их не принес?
— Во-первых, не нашел. Во-вторых, детка, у тебя ума не хватит на кроссворды. На кой дьявол они тебе сдались, если ты не умеешь их разгадывать?
— Почему не умею? Очень даже умею. Просто иногда они наводят на меня скуку, но в общем я отношусь к ним положительно.
Лисардо сунул руку в карман брюк и вынул несколько купюр достоинством в тысячу и пять тысяч песет.
— Видала, Чаро? Ты еще хвасталась, что прошлым вечером вытянула из владельца бутика кучу денег. А как тебе такая куча? Приглашаю обеих. Чего бы вам хотелось отведать, девочки? У меня хватит на все: наедимся креветками от пуза.
— Ух ты! — Ванесса весело захлопала в ладоши. — Расскажи Чаро про то, как ты их добыл.
— У одного лоха… Заметил его, когда тот шел вверх по Руису, и сказал себе: этот тип хорошо упакован. — Лисардо потрогал нос. — Нюх, цыпочки… у меня нюх на деньги…
— Опять в нашем квартале? — встревожилась Чаро. — Альфредо говорил, что в нашем квартале нельзя никого трогать, что легавые…
— Отправляйся к своему Альфредито и поцелуй его в задницу. Плевать я на него хотел и на тебя тоже.
Ванесса потерла руки.
— Ой-ой-ой! Ну, ты у меня и ходок!
— Пожалуйста, можешь продолжать в том же духе. Но иногда ты перегибаешь палку и слишком много о себе воображаешь. Правда, Лисардо! — ответила Чаро. — Так ты говоришь, тот тип был хорошо упакован?
— Под завязку. Я следую за ним вверх по Руису, да? Прямо по пятам: топ-топ, топ-топ… И говорю себе: скорее всего он идет в банк или в какое-нибудь учреждение, оплатить счет… Я же сказал, цыпочки, у вашего покорного слуги нюх на такие дела… И не важно, куда двигал эль мануэль[52]: направо или налево, все равно я бы его…
— Ну и что? Сколько ты у него взял? — нетерпеливо перебила Чаро.
Лисардо опять вытащил банкноты из брюк и начал считать. Ванесса наклонилась, чтобы рассмотреть получше.
— Где-то… точно не могу сказать. — Лисардо пожал плечами. — Я кое-что потратил на коняшку и позавтракал, как пристало настоящему сеньору… Наверное… — Он скривил рот и отвел глаза: — Что привязались? Вполне хватит, чтобы набить утробу креветками… Официант!
— Пошли в специализированный ресторан. Здесь подают одну дрянь, — предложила Ванесса.
Чаро листала комиксы и улыбалась. Иногда она читала, разбирая по слогам подписи под рисунками, сделанные малюсенькими буквами.
Там, в ее деревне, подружки по школе тоже приносили на уроки комиксы: «Жасмин» и «Белый цветок». Раскрашенные яркими красками, они казались удивительно красивыми. Сейчас она предпочитала «Монстры из космоса».
Угол улицы Палма пестрел афишами. Одна из них, светло-коричневого цвета с белыми буквами, висела на стене строившегося здания. Она изображала новорожденного малыша, который плавал в вязкой жидкости, сжимая в руке долларовую купюру. Таким оригинальным способом анонсировался концерт рок-музыки.
— Уау-у-у! — воскликнул Лисардо. — Видели, девчонки? «Дикие на мосту» и «Рин-Рин». Крутые ребята, ничего не скажешь!
Он застучал растопыренной ладонью по стене, чем привлек внимание группы школьников, выходивших из Института Лопе де Вега. Подростки остановились посмотреть на афишу. Один из них запрокидывал голову, пытаясь унять текшую из носа кровь.
Ванесса с любопытством рассматривала новорожденного с долларовой купюрой. Лисардо, сверкая глазами от возбуждения, подхватил ее под руку.
— Не могу поверить своим глазам! Ущипните меня: «Рин-Рин» и живьем, ведь на сегодняшний день это самая крутая группа из тех, что играют «хэви-метл»! Я знаком с контрабасистом, его зовут Альберто, Хуан Альберто. Фамилию не помню. — Ванесса зачарованно смотрела на афишу. — Нет, подождите-ка… Хуан Альберто Артече, высокий такой и белобрысый, настоящий красавчик; он учился со мной на одном курсе Архитектурной школы… Да, что-то в этом роде… Его отец то ли политик, то ли еще кто-то… Парень рисовал офигенно и был всегда сексуально озабочен — еще тот кобель! В школе мы дружили, точно говорю. А его подружку звали Хуанита, Хуанита Мартинес.
— Похоже, сегодня еще и вербена[53], — объявила Чаро, изучая афишу. — Вероятно, будет карусель, тир… Надо взять с собой Антонио.
Чаро прилипла лицом к афише, а Ванесса засопела и принялась сосредоточенно ковыряться в носу. Потом объявила:
— «Рин-Рин»! Подумаешь! — и пожала плечами.
— Они классные, — настаивал Лисардо.
— Вербена состоится… подожди, в каком-то парке, — сказала Чаро. — Да вот, тут написано: в Каса-де-Кампо[54].
Она показала на афишу пальцем и добавила:
— В двенадцать часов.
Роза была в тигровых лосинах. При ходьбе она двигала ногами, как будто раскидывала стоявшие на пути предметы тупыми носками грязных кед. Синтетика туго обтягивала плоский живот и прилипала к телу.
— Куда путь держите? — спросила она.
Девушка не обращалась ни к кому конкретно. Она обвела компанию угрюмым взглядом и положила руки на бедра.
— В «Новисьядо», обжираться креветками, — ответил за всех Лисардо. — Пойдешь с нами?
Роза отрицательно мотнула головой.
— Вы приготовились к фиесте? Коку достали?
Ванесса с готовностью похлопала себя по животу.
— Деньги вот тут. Как раз хватит, чтобы сторговаться с Ибрагимом.
— Значит, у вас еще ничего не сделано. Ничего. Вы это хотели мне сказать?
— Зато у нас есть деньги, — возразила Чаро. — Тридцать кусков, мы с Ванессой еле их раздобыли. Тридцать лакомых кусочков — просто чачи! Ибрагим сказал, что остальные можно заплатить позже, — он нам верит.
— Давайте их сюда, у меня сохраннее будет. — Роза многозначительно посмотрела на Лисардо. — Попрошу у Ибрагима скидку, а вырученные деньги мы распределим поровну.
— Ума палата! Это еще бабушка надвое сказала! Почему мы должны отдавать тебе наши бабки? Объясни нам! Чтобы их достать, нам изрядно пришлось попотеть, особенно Ванессе.
— Во-первых, вас ничего не стоит облапошить, а во-вторых, я лучше знаю Ибрагима, и от сделки мы сможем выгадать немного денег. Так что кончайте препираться и гоните ваши дерьмовые бабки.
— И не мечтай, дорогуша! — закричала Ванесса. — Деньги принадлежат нам! А если ты намешаешь в наркоту всякой дряни, а? Повадилась чужими руками жар загребать!
Роза, точно тигрица, в гибком прыжке обрушилась на девушку и вцепилась ей в щеку, потом двумя растопыренными пальцами правой руки ткнула ей в глаза, делая вид, что хочет ее ослепить или пронзить ей насквозь мозг длинными острыми ногтями. Ванесса отпрянула, стукнулась о стенку и замерла в оцепенении.
— Так ты мне не доверяешь, свинья! Я не имею такой привычки, тем более если дело касается чужого добра. Заруби это себе на носу!
— Оставь ее в покое! — закричала Чаро. — Не смей трогать!
Она бросилась к Розе, но та неуловимым движением повалила ее на пол. Чаро шлепнулась на попку ногами врозь; на ее лице читались страх и безмерное удивление.
Ванесса сунула руку под юбку, достала из трусов пакет с деньгами и безропотно отдала их своей мучительнице.
— Забирай, подавись ими! Договаривайся с Ибрагимом сама!
Лисардо отвернулся и нервно зевнул.
Глава 19
Сепульведа сидел на табурете со стаканом «Перье»[55] в руке. Он заявил, что в последнее время не пьет ничего кроме воды, в крайнем случае может позволить себе бокал шампанского, если того требуют обстоятельства.
Антонио включил диктофон и придвинул его поближе, чтобы записать интервью. Воцарилась напряженная тишина.
— …здесь мне тесновато, так сказать, негде развернуться. Не хотелось бы ограничиваться амплуа кинематографиста мадридского розлива, уподобляться экзотическому животному в клетке, вы меня понимаете? Я подумываю податься куда-нибудь в другое место, где ощущаются новые веяния; хочу глотнуть свежего воздуха, поскольку здесь я задыхаюсь. Попробую поработать в Лос-Анджелесе.
52
Эль мануэль — имя собственное, которое в начале XIX в. превратилось в имя нарицательное; им называли хорошо одетых жителей некоторых мадридских кварталов.
53
Вербена — праздник в честь какого-нибудь святого.
54
Каса-де-Кампо — самый большой парк Мадрида с озером.
55
«Перье» — минеральная вода.